то ударим так, чтобы не только рыло, а и все остальное они уже совать никуда не смогли!
Умеет же говорить комиссар полка Шабанов! Такое в конце завернул, что все аж грохнули от смеха. Даже командир не удержался, посмеялся вместе со всеми.
— Товарищи, сейчас будут машины. Всем даю два часа на сборы, после чего собираемся на аэродроме. Тыловики тем временем подготовят нам все необходимое для жизни в казарменных условиях. Дежурная эскадрилья отправляется вторым рейсом, после возвращения остальных. Ее подменяет третья. Смирно! Вольно, свободны.
Поговорив с женой, расстроенный ее упрямством и нежеланием эвакуироваться Козлов садится в машину мрачный настолько, что Коротин решает отвлечь его от мрачных мыслей, рассказав несколько анекдотов.
— Ладно, Вячеслав, не старайся. Все равно не умеешь анекдоты рассказывать. Вот капитан Пятин, тот да, как начнет травить — все со смеху умирают, а ты у нас в другом талант, — подначивает его Николай, напоминая о «козле».
— Приехали, вещи складываем у домика, а сами — по самолетам!
Вот и комэска ставит летчикам первую боевую задачу. Рубикон перейден. Война для них уже началась…
«Где-то[16] в середине последней предвоенной недели — это было либо семнадцатого, либо восемнадцатого июня сорок первого года — я получил приказ командующего авиацией Западного Особого военного округа пролететь над западной границей. Протяженность маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло с юга на север — до Белостока.
Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым. Приграничные районы западнее государственной границы были забиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и совсем не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, легковые — судя по всему, штабные — автомобили. Где-то в глубине огромной территории зарождалось движение, которое здесь, у самой нашей границы, притормаживалось, упираясь в нее, как в невидимую преграду, и готовое вот-вот перехлестнуть через нее.
Количество войск, зафиксированное нами на глазок, вприглядку, не оставляло мне никаких иных вариантов для размышлений, кроме одного-единственного: близится война. […]
Мы летали тогда немногим больше трех часов. Я часто сажал самолет на любой подходящей площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолету тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух… […]
Командующий ВВС округа генерал И.И. Копец выслушал мой доклад с тем вниманием, которое свидетельствовало о его давнем и полном ко мне доверии. Поэтому мы тут же отправились с ним на доклад к командующему округом… Слушая, генерал армии Д.Г. Павлов поглядывал на меня так, словно видел впервые[17]. У меня возникло чувство неудовлетворенности, когда в конце моего сообщения он, улыбнувшись, спросил, а не преувеличиваю ли я. Интонация командующего откровенно заменяла слово «преувеличивать» на «паниковать» — он явно не принял до конца всего того, что я говорил. Тогда Копец, опередив меня, заявил, что нет никаких оснований брать мой доклад под сомнение, и командующий округом, чтобы сгладить возникшую неловкую паузу, произнес несколько примирительных по тону фраз и поблагодарил за четко выполненное задание. […]»
Генерал Г. Захаров. «Я — истребитель» Мы не дрогнем в бою за Отчизну свою
Мы не дрогнем в бою за Отчизну свою,
Нам родная Москва дорога.
Нерушимой стеной, обороной стальной
Победим, уничтожим врага.
В. Лебедев-Кумач Приказ Наркомата обороны от 20.06.1941 г [18].
Для немедленного исполнения.
1. В течение 21–22 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников и разгромить противника.
ПРИКАЗЫВАЮ:
а) в течение ночи на 21 июня 1941 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 21 июня 1941 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Тимошенко, Шапошников 21 июня 1941 г. Москва. Кремль.
Квартира Сталина.
Тов. Сталин
Мне начинает казаться, что я понемногу схожу с ума. Или это все-таки такой длинный, фантастический, весьма логичный сон? Вчера доложили, что на нашу сторону перебежал ефрейтор немецкой армии Лисков. Черт возьми, может быть, это Лисов? Неужели это то, о чем я читал у писателя с лошадиной фамилией? Я даже ждал, что сейчас Лаврентий напомнит мне о предсказании Мессинга. Не напомнил, отчего мне стало немного легче.
Но самое главное даже не в этом. Перебежчик уверяет, что немцы нападут сегодня, то есть двадцать первого. Не верится, да. С чего бы вдруг им менять срок на более ранний?
Но на всякий случай собрал военных и отправил в войска приказ о приведении в полную боевую готовность. Самое интересное, что совпадает он с запомненной мною почти слово в слово «директивой
