— Это интересно. То есть немцы решили получить украинский хлеб, уголь и сталь для дальнейшего ведения войны?
— Товарищ Сталин, по нашим сведениям, они планируют прорыв к Волге и на Кавказ. Хотят отрезать нас от нефти и южного ленд-лиза.
Обсуждение возможных вариантов действий немецко-фашистских войск и наших ответов на них затянулось. Наконец все было решено, и я, вновь прогуливаясь по кабинету, раскуриваю свою любимую трубку. Внезапно останавливаюсь за стулом, на котором сидит Берия, и спрашиваю, глядя на Василевского:
— А как наши танки показали себя в бою против немецких?
— Плохо, товарищ Сталин, — отвечает, вставая, Василевский. — Тяжелые танки противника смогли уничтожить вдвое больше наших новейших КВ-15, и только умелое использование танков КВ-2с позволило уничтожить три из пяти участвовавших в бою немецко-фашистских танков. Два танка, как я уже докладывал, захвачены, причем один в исправном состоянии.
— Это хорошо. Кто конкретно отличился в бою?
— Товарищ Сталин, в бою участвовали подразделения Первой гвардейской тяжелой танковой бригады гвардии полковника Мельниченко.
— Мельниченко? Это командир тяжелой танковой бригады, который отличился в боях против Гудериана, командуя подвижным отрядом армии, фактически сводным механизированным корпусом? — Делаю вид, что не помню одного из основных фигурантов «Припяти».
— Так точно, товарищ Сталин!
— Героя он получил за это, если я не ошибаюсь?
— Да, товарищ Сталин, — подтверждает Лаврентий, опередив Василевского.
— А почему тогда он до сих пор не командует корпусом? — Валять ваньку, так уж до конца. Как будто мне неизвестно, что у него никого из знакомых «наверху» нет, а вот завистников и даже врагов вполне хватает.
— Есть неясности в его биографии, товарищ Сталин. Кроме того, он и его окружение находятся на контроле, товарищ Сталин, — опять Лаврентий пришел на выручку Василевскому. Великолепно помнивший, что Хозяин о деле «Припять» осведомлен и, значит, эти вопросы задает лишь для уточнения какого-то собственного решения, Лаврентий решил мне подыграть.
— Не понял? — прищурившись, я оглядел присутствующих начинающими поблескивать желтыми тигриными глазами, отчего все, на кого падал взгляд, невольно съеживались. — Он что, плохо воюэт?
— Нет, товарищ Сталин, хорошо, но… — начал Василевский.
— Он что, не справляется с корпусом?
— Справляется, т-товарищ Сталин. — Василевский выглядел уже менее уверенным.
— И, как я помню из ваших докладов, импровизированным. Как вы думаете, если дать ему штатный корпус, он будет воевать лучше?
— Так точно, товарищ Сталин.
— Тогда Ставка считает, что надо так и поступить.
— Но, товарищ Сталин, у нас нет свободных корпусов…
— Тогда надо сформировать новый, присвоив ему название Третьего гвардейского механизированного корпуса, вместо разбитого под Киевом.
Через пятнадцать минут заседание Ставки заканчивается, и все встают, собирая бумаги. Все, кроме меня. Делаю вид, что полностью поглощен чисткой трубки, дожидаясь, пока Берия начинает подниматься из-за стола.
— А вас, товарищ Берия, я попрошу остаться.
Едва все выходят из кабинета, как я перехожу на грузинский. Обсуждаем расследование дела о попаданцах. Все-таки чувствуется иная эпоха и отсутствие фантастических произведений на эту тему. Лаврентий и его сотрудники даже не подозревают истину, судя по докладам. Пока они отрабатывают десяток версий. Поддакиваю, когда он начинает рассуждать о возможном английском варианте, создавая у наркома впечатление, что сам склоняюсь к этому. Приходится маскироваться, а то Лаврентий, кажется, что-то подозревает. Очень уж при некоторых моих указаниях глаза у него такие… спокойно-отрешенные становятся. Причем он старается в этот момент от моих взглядов укрыться. Так что немного маскировки не помешает. Лаврентий, при всей его преданности, вполне способен и меня начать разрабатывать, если что-то заподозрит, поэтому не будем его лишний раз беспокоить.
Получив от разведки сведения, что люфтваффе готовят массированный налет на станцию и оборонительные порядки защищающих Воронеж войск, командир полка собрал командиров эскадрилий и поставил задачу быть в полной боевой к восьми часам.
К указанному времени все летчики сидели в кабинах, включив рации на прием. Сидел в кабине и командир третьей эскадрильи Николай Козлов, привычно выжидая команды. Все спланировано заранее, его шестерка идет в верхнем эшелоне, а звено Баренберга — в нижнем, с задачей связать боем прикрытие. Остается только ждать…
Взлетают первая и вторая эскадрильи, которые ведет сам командир полка. Но третья пока сидит на земле. Недолго — едва взлетевшие самолеты скрываются за горизонтом, поступает команда на взлет третьей.
— От винта! — Разбег, взлет, набор высоты, курс на запад… В небесно-голубой дали видна приближающаяся группа самолетов. Николай, присмотревшись, насчитывает до полусотни «лаптежников», прикрытых не менее чем двумя звеньями «Мессершмиттов».
— Странник Нику. По плану. Худые твои. Прием.
— Ник Страннику. Понял. Атакую.
Баренберг и его звено в пологом пикировании атакуют не заметивших их фрицев. Андрей — опытный летчик, и за его действия Козлов спокоен.
— Двойки, атака!
Шестерка, ведомая Николаем, пикирует на строй из пяти девяток «Юнкерсов». Время, как всегда в такой момент, словно размазалось, потекло ленивым потоком. Кажется, если вглядеться внимательнее, то успеешь уловить каждый оборот винта. Но отвлекаться некогда, летчик ловит в прицел ведущего первой девятки. Заметивший атаку немец пытается резко уйти в пикирование, но расстояние неумолимо поглощается несущимся МиГом. Вот уже кабина «лаптежника» заняла весь прицел. Немец еще пытается ускользнуть. Поздно! Николай жмет на гашетку. Видны уже перекошенные лица пилота и что-то орущего стрелка. Трассеры мелькают в воздухе, но следить, попал или нет, некогда, резко потянув ручку на себя, Козлов выходит из пике. Воздух противится, не пускает тяжелую, больше трех тонн весом, машину. Ему помогает инерция, от перегрузки темнеет в глазах. Наконец самолет становится практически на дыбы. Перейдя в набор высоты, Николай осматривается. Ведомые повторяют его маневр, тоже набирая высоту. «Лаптежники» развалили строй. Одна, самая упорная девятка фрицев встала в оборонительный круг, от которого уже тянутся в сторону истребителей первые очереди самых неопытных и нетерпеливых стрелков. Но куда там, расстояние, которое до этого непрерывно сокращалось, теперь столь же неумолимо увеличивается, и трассеры их пукалок пехотного калибра бессильно исчезают в воздухе. «Надо атаковать, пока не опомнились», — решает Николай.
— Двойки, делай, как я!
Переворот через крыло, и снова пикирование. Теперь пикировать не просто — навстречу устремляется плотный поток пуль, на дулах пулеметов проблескивают язычки пламени. Не испугаться и не попасть под огонь, сохранив направление на цель — сейчас главная задача атакующих. Николай успевает вспомнить свой верный «ишачок», закрывавший его от огня «лбом» не боявшегося попаданий мотора.
И вторая атака достигает цели. Вспыхивает и устремляется к земле еще один самолет противника, словив несколько снарядов из очереди, выпущенной Николаем. Шарахнувшегося в сторону соседа добивает его ведомый. Два! Но бой еще не кончен. Как раз в этот момент вспыхивает получивший сразу несколько попаданий наш, бортовой «семнадцать», истребитель. Еще один сообщает, что мотор забарахлил и,
