бронебойные снаряды. Уклоняться от обстрела было непростой задачей. А уклоняться, когда к стрельбе гаргантов присоединились новые хлам-самолёты орков и противовоздушный огонь танков — наступил кошмар, как и предвещал полковник Саррен.
Первая волна Барасата рассеялась и устремилась к примитивным посадочным полосам, которые орки соорудили в пустыне.
На земле всё ещё оставались сотни самолётов зелёнокожих, не имеющих возможности взлететь и ожидающих свою очередь на кое-как выровненных взлётно-посадочных полосах. Более пессимистичный человек, чем Кортен сделал бы вывод, что сможет причинить слишком мало вреда такой огромной армаде, командуя только уцелевшими истребителями. Пессимист стал бы кружить вокруг авиабазы зелёнокожих и ждать вторую волну, в составе которой летели бомбардировщики ”Гром”.
Кортен Барасат не был пессимистом, и умел при необходимости отодвигать осторожность на задний план. Заходя на бреющем полёте и грациозно пикируя, он разрядил автоматические пушки и истощил энергетические батареи лазерного орудия, обрушив всё что мог на истребители внизу.
Множество самолётов орков в панике пытались взлететь и спастись в небесах от огня — большинство разбилось во время неудачных отрывов от земли, когда шасси застревали в грязной песчаной почве пустошей. Те немногие, что сумели подняться в воздух, стали лёгкой добычей для имперских орудий.
Прибыла вторая волна и началась бомбардировка. ”Громы”, гораздо более крупные и тяжеловооружённые чем ”Молнии”, подняли над пустошью огромные столбы дыма и пыли взрывами зажигательных бомб.
— Оставьте здесь одну золу, — произнёс в вокс Барасат и стал наблюдать, как пилоты выполняли приказ.
Огненные разрывы прокатились по пустошам, пожирая примитивные взлётно-посадочные полосы, которые уже никогда не удастся восстановить. Оставшиеся на земле истребители взрывались один за другим.
Конечно, пылающая база не оставалась абсолютно беззащитной. Несколько танков храбро палили вверх по пикирующим имперским самолётам, с изяществом и меткостью старика, пытающегося прихлопнуть мух.
Его подбили во время последнего захода. Удачный — или, с точки зрения Барасата, неудачный — выстрел оторвал большую часть левого крыла. Из этого смертельного пике уже не выйти. Не нацелиться в развалюху-титана, как Хелика и ещё несколько пилотов.
Кортен рванул рычаг катапультирования, когда истребитель вошёл в штопор и стал падать на пылающую базу. Мгновение дезориентации, сопротивление ветра, и мир снова обрёл очертания после ухода падающего истребителя в сторону… а затем Кортен упал в чёрные облака из дыма и пыли.
Беспросветный мрак окружил майора. Респиратор спас от асфиксии, позволив дышать в удушливом дыму, но лётные очки не были модифицированными и не могли видеть в темноте. Барасат дёрнул шнур и ощутил, как его рвануло вверх, когда раскрылся парашют.
Кортен не видел землю, но ему повезло — он приземлился, не переломав ноги. Только растяжение лодыжки, но майор посчитал, что легко отделался.
Осторожно, понимая, что дым укрывает не только его, но и врагов, Барасат достал лазерный пистолет и пошёл сквозь непроглядную тьму. Было тепло, дикий жар исходил от горящих повсюду самолётов и посадочных модулей, но недостаточно светло, чтобы определить куда идти.
Когда Кортен наконец-то выбрался из чёрного облака, твёрдо сжимая пистолет, он заморгал при виде стоявших перед ним и начал стрелять.
— О Трон, — с удивительной учтивостью прошептал Барасат за миг до того, как ему прострелили грудь топавшие впереди орки.
”Вестник Бури” жаждал битвы.
Чувство становилось всё сильнее с каждым тяжёлым шагом, рассерженное плазменное ядро жгло титана изнутри, когда он неохотно отвернулся от врага и зашагал по улице.
Дорога была расчищена, путь уже проложен. Здания снесли неделю назад — их фундамент подорвали, а сами квартиры превратились в завалы — чтобы освободить исполину путь.
Жгучим охотничьим порывом было желание развернуться и излить ненависть на врага — настолько сильное, что почти заглушило шёпот Старейшей в разуме.
Старейшая. Её присутствие дико раздражало. Вновь
Гнев исполина постепенно уменьшался. Было кое-что новое в словах Старейшей, нечто, что разум хищника мгновенно заметил и узнал. Страх. Сомнение. Просьба.
Сейчас принцепс была слабее, чем когда-либо прежде.
И теперь титан ощутил тень этого чувства. Он выполнил на этот раз приказ старухи, всё ещё оставаясь под контролем принцепс.
Но Старейшая стала слабее.
И он её подчинит.
Ночь застала Домоску и взвод штурмовиков укрывшимися в развалинах того, что осталось от жилого дома.
По которому проехала тяжёлая бронетехника зелёнокожих. Теперь это были полуразрушенные руины из рокрита и бронеплит, а Домоска сидела позади невысокой стены, прижимая к груди усиленный лазган. На спине гудел силовой ранец. Кабели между входным портом лазерного ружья и блоком питания нагрелись и покачивались.
Штурмовик была рада, что череполикий астартес и чопорная квинтус-адъютант приказали вернуться в город. Домоска не хотела себе признаваться, но ей понравился полёт на борту ”Громового ястреба” астартес — даже в отсеке забитом прыжковыми ранцами и штурмовыми мотоциклами.
Гораздо меньше ей понравилось направление взвода в уличные бои, но Домоска не собиралась жаловаться — она штурмовик, элита гвардии, и гордилась своей непреклонной верностью долгу.
Пока основные силы защитников оказывая сопротивление медленно отходили или вели затяжные оборонительные бои, некоторым подразделениям в городе было приказано залечь в засадах, пропуская орков, или незаметно пробираться в тыл врага.
В Хельсриче эти задания обычно равномерно распределяли между частями ветеранов и отделениями штурмовиков. На самые сложные операции полковник Саррен отправлял лучших солдат.
И это работало.
Домоска предпочла бы спокойно сидеть за баррикадой под прикрытием ”Леман Руссов”, но такова жизнь.
— Эй, — прошептал Андрей, присев рядом, — это гораздо лучше, чем сидеть на заднице в пустыне, а? Да, лучше, вот что я думаю.
— Помолчи, — прошептала она в ответ. Ауспик не показывал никакого движения. Ни признаков тепла от врагов, ни перемещений поблизости. Но Андрей всё равно продолжил надоедать.
— Последнего я выпотрошил штыком, а? Так и хочется вернуться за черепом. Отшлифую и буду носить на поясе как трофей. Думаю, это привлечёт ко мне внимание.
— Скорее, с ним тебя пристрелят первым.
