было отследить, и проехал по Кобб-Паркуэй до самой Мариетты. Здесь он походил еще примерно час, волоча ноги по горячему асфальту и еще сильнее стирая подошвы.
В супермаркете «Таргет» он купил пару новых кроссовок — в другом случае он вряд ли мог позволить себе это за двадцать шесть долларов! — и выбросил свои туфли в контейнер для мусора позади китайского ресторанчика подозрительного вида. Когда он почувствовал запахи из кухни, в животе заурчало. Двадцать шесть долларов! Он мог бы купить себе прекрасную еду, и ее принесла бы официантка; она подливала бы ему в стакан чай со льдом и болтала с ним об этой несносной погоде.
Но весь чай в мире не стоил того, чтобы из-за него снова сесть в тюрьму.
Господи, он опять попал в грязную переделку! При воспоминании об ощущениях, когда он сжал язык девушки большим и указательным пальцем, его передернуло. Даже через латексную перчатку он чувствовал его шершавость, его теплоту… Джон зажал рукой рот, сдерживая тошноту. Она ни в чем не была виновата. Просто девочка, чересчур любопытная, которой так легко управлять.
Единственным, что утешало Джона, была мысль о выражении лица Майкла Ормевуда, когда он, придя в гараж, чтобы взять порнографию, которую хранит на дне ящика для инструментов, найдет там свой верный нож рядом с языком юной жертвы.
— Шелли! — заорал Арт.
Джон, который, присев возле седана, стирал с переднего бампера следы от разбившихся насекомых, вскочил.
— Сэр?
— К тебе посетитель. — Арт кивнул головой в сторону задней части здания. — И не забудь отбить время на карточке.
Джон застыл на месте. Посетитель? Никто его никогда не посещал. Он здесь никого не знал.
— Йо-йо, — пробормотал Рей-Рей.
После инцидента с уличной проституткой между ними установился хрупкий мир.
— Что?
— Это девушка. — Имелось в виду, что это не коп.
Девушка, подумал Джон, и мысли его лихорадочно завертелись в голове. Единственной девушкой, которую он знал, была Робин.
Он сказал Рею-Рею:
— Спасибо, приятель, — и, заправляя на ходу рубашку, направился в заднюю часть автомойки.
Прокомпостировав карточку учета времени, он поймал в зеркале над часами свое отражение. Несмотря на прохладу, его потные волосы прилипли к голове. Господи, и пахли они, видимо, тоже соответственно.
Открывая заднюю дверь, Джон пригладил волосы рукой. Первое, что он подумал, увидев стоявшую на улице девушку, — что это не Робин, затем — что это вообще-то и не девушка. Это женщина. Это была Джойс.
Он нервничал еще больше, чем это было бы, если бы к нему на самом деле пришла проститутка, и очень стеснялся одежды, которая была на нем. Джойс была одета в хороший жакет и брюки, подобранные в тон, которые — это можно было сказать с полной уверенностью — она купила далеко не в магазине уцененных товаров. Солнце подсвечивало рыжевато-коричневые кончики ее волос, и Джон засомневался, были ли они подкрашены или же у нее всегда было такое с прической. Он помнил, как перекашивалось лицо Джойс, когда она злилась на него, улыбку на ее губах, когда она делала ему «крапиву», ее презрительное фырканье, когда она шлепала его за то, что он дергал ее за косу. Однако он никак не мог припомнить цвет ее волос, когда они были детьми.
Вместо приветствия она сразу спросила:
— Во что ты вляпался, Джон?
— Когда ты снова начала курить?
Она сделала долгую затяжку и швырнула сигарету на землю. Он смотрел, как она наступила на окурок и принялась растирать его на асфальте, возможно, жалея, что не может сделать то же самое с его головой.
— Отвечай на мой вопрос!
Он взглянул через плечо, хотя и знал, что они здесь одни.
— Тебе не следует сюда приходить, Джойс.
— Почему ты не отвечаешь?
— Потому что не хочу вмешивать тебя в это.
— Не хочешь вмешивать? — раздраженно переспросила она. — Во всем этом и так уже замешана
Он чувствовал злость, исходившую от нее, как жар от печки. Одна его половина даже хотела, чтобы она набросилась на него и била, била до кровавой пены на губах, пока окончательно не разобьет кулаки и не даст выход своей ярости.
— Каким образом у тебя могли быть кредитные карты, когда ты сидел в тюрьме?
— Не знаю.
— Это разрешено?
— Я
Он пытался сообразить. За наличные в тюрьме можно было получить предупреждение или даже угодить в карцер. Все, что ты покупаешь в столовой, списывается с твоего счета, и тебе не разрешается ничего заказывать по почте.
— Я не знаю.
— Ты понимаешь, что если Пол Финни узнает об этом, то засудит тебя в гражданском суде за каждый грош, который у тебя есть?
— У меня нечего взять, — сказал Джон.
Именно по этой причине его мать завещала все Джойс. По закону о компенсации жертвам преступлений, если у Джона когда-нибудь появятся хоть какие-то деньги, родственники Мэри Элис могут их забрать. А мистер Финни напоминал акулу, плавающую вокруг Джона в ожидании, когда в воду капнет хоть капля его крови.
— Тебе принадлежит дом в Теннесси, — сказала Джойс.
Он ошарашенно уставился на нее.
Она вынула из кармана пальто сложенный лист бумаги.
— Элтон-роуд, 29, Дактаун, штат Теннесси.
Он взял у нее бумагу. Это была ксерокопия оригинала. Сверху было написано «Официальное свидетельство на право собственности». Над адресом объекта недвижимости в качестве владельца было указано его имя.
— Я не понимаю…
— Этот дом твой, он не обременен никакими обязательствами, — сказала она. — Ты выкупил его за пять лет.
Джону никогда в жизни ничего не принадлежало, кроме велосипеда, да и тот Ричард забрал после его первого ареста.
— Сколько он стоил?
— Тридцать две тысячи долларов.
От этой цифры у Джона перехватило дыхание.
— Где я мог взять такие деньги?
— А мне откуда знать, черт побери?! — Она выкрикнула это так громко, что он автоматически сделал шаг назад.
— Джойс…
Она ткнула его пальцем в грудь и с жаром сказала:
— Я спрашиваю об этом первый и последний раз и, клянусь Богом, клянусь могилой матери, если ты соврешь, я вычеркну тебя из своей жизни так быстро, что ты и заметить не успеешь!
— Ты говоришь совсем как папа.
