— Джон, я сплю с ней в одной постели последние двенадцать лет. И думаю, что знаю ее лучше, чем кто-либо другой на всем белом свете.
Итак, Джойс — лесбиянка. Интересно, что об этом думает отец? Один его ребенок осужден за изнасилование и убийство, другой — со странностями по полной программе. Представив себе масштабы разочарования Ричарда, Джон не смог сдержать улыбку.
— Вас волнует, что ваша сестра лесбиянка? — спросила Кати.
— Не думаю, что я имею какое-то право голоса, — признался Джон.
Господи, отец, наверное, был вне себя, когда узнал! Как же — его идеальная Джойс играет за команду противника.
Кати ездила за рулем черного «порше». Такие автомобили Джон видел только стоя на четвереньках, когда выгребал мусор с ковриков. Она повезла его прямо по Пьемонт-роуд, затем свернула направо на Сидни Маркус и припарковалась перед небольшим зданием чуть выше федеральной автострады. На вывеске причудливыми золотыми буквами было написано «Кинер, Роуз и Шелли». На стоянке, зарезервированной для Джойс Шелли, стоял графитово-серый BMW.
Оказывается, Джойс работает меньше чем в двух милях от «Гориллы». И, возможно, каждый день по дороге сюда проезжает мимо него.
— Она сейчас завершает сделку, — сказала Кати. — Это не займет много времени.
Когда Джон выбирался из очень низкого автомобиля, колени его громко хрустнули, в очередной раз напоминая, что ему уже почти сорок. А он почему-то чувствовал себя пятнадцатилетним, как будто тюрьма случилась в жизни какого-то другого Джона, словно его сознание находилось за решеткой, в то время как тело пребывало снаружи и не старело, ожидая, пока хозяин выйдет.
— Мы подождем в ее кабинете, — предложила Кати, проводя его в здание.
Секретарь на входе проводила Джона глазами, когда он проходил мимо стойки, и он подумал, что она явно не привыкла к тому, чтобы по этим девственно чистым коридорам ходил народ вроде него, кроме разве что швейцара.
— Нам сюда. — Кати взяла какие-то бумаги из ячейки открытой полки с ее именем и на ходу принялась просматривать их.
Кабинет у Джойс был очень хороший, именно такой, каким представил его Джон, когда думал о сестре и о том, как она живет без него. На полу лежал персидский ковер в синих и бордовых тонах, сквозь занавески из тонкого полотна проникали солнечные лучи. Стены были шоколадно-бежевого оттенка. Все цвета были мужскими, но чувствовалось что-то очень женское в том, как Джойс использовала их. А может, оформлением кабинета занимался специальный дизайнер, какая-нибудь дорогая штучка, которой платят как раз за то, чтобы она тратила деньги богатых людей. Там было несколько картин в восточном стиле, которые Джону не понравились, но зато от фотографий на низком длинном шкафу под окнами у него защемило сердце.
Совсем юные Джойс и Джон сплавляются на бревне в парке аттракционов «Сикс Флэгс». Маленький Джон сидит на коленях у Ричарда, который держит бутылочку с молоком. Десятилетняя Джойс на пляже в раздельном купальнике, в каждой руке фруктовое мороженое на палочке. Там были и более поздние снимки. Кати и Джойс в зоопарке. Кати на лошади на фоне гор. Два лабрадора катаются в траве.
Глаза его задержались на фотографии матери. На голове у Эмили повязан платок, глаза глубоко запали, щеки втянулись. Но она улыбается. У мамы всегда была очень красивая улыбка. Долгими бессонными ночами Джон думал об этой улыбке, о том, как легко она дарила ее, о доброте, которая таилась в ней. При виде матери на глаза у него навернулись слезы, и он почувствовал острую боль, в очередной раз осознав, что больше никогда не увидит ее.
— Эмили была прекрасным человеком, — сказала Кати.
Джон заставил себя поставить фотографию на место и вытер слезы.
— Вы знали ее?
— Да, — ответила Кати. — Они с Джойс были очень близки. Когда она заболела, это было ударом для всех нас.
— Я не… — Джон не знал, как это сказать. — Я не помню, чтобы видел вас на похоронах.
— Я была там, — заверила она, и в ее глазах он заметил напряжение. — Ваш отец не слишком хорошо воспринимал наши отношения с Джойс.
— Конечно, — сказал Джон. — И не должен был.
Ричард был твердо убежден, что знает разницу между правильным и неправильным, хорошим и плохим. Тех, кто переступал эту черту, он легко отсекал от своей жизни, словно раковые опухоли, которые удалял в операционной своей клиники.
— Мне очень жаль, что так вышло, — счел необходимым заметить Джон. — Он всегда любил Джойс.
Кати внимательно посмотрела на него.
— Вы пытаетесь защитить отца?
— Мне кажется, если я попытаюсь понять его точку зрения, разобраться, почему он думает именно так, это мне поможет.
Кати прошла через комнату и открыла дверь. Джон думал, что она ведет в туалет, но это оказалась гардеробная или кладовка, вдоль стен которой стояли три шкафа с картотекой. Наверху каждого аккуратными стопками лежали блокноты, штук пятьдесят.
— Это копии документов предварительного слушания вашего дела в суде, до отказа в изменении места слушания, до последней апелляции. — Она указала на несколько выдвижных ящиков. — Здесь все ваши медицинские освидетельствования. — Она положила руку на верхний ящик ближайшего к Джону шкафа. — Ваша первая передозировка в неотложке, ваше признание, когда они арестовали вас, и… — Она остановилась, но взгляд не отвела. — Информация из лазарета «Коустел».
Джон судорожно сглотнул. Зебра. Они знали про Зебру.
— Здесь доклады совета по досрочному освобождению, — продолжала Кати, открыв ящик, в котором лежало шесть или семь толстых папок. — Джойс получила копию последнего из них приблизительно месяц назад.
— Но зачем? — спросил Джон, думая об этих томах документов, которые хранила Джойс. — Зачем ей все это нужно?
— Они принадлежали вашей матери, — сказала Кати. — Эти блокноты… — Она наугад взяла один. — Это ее записи. Она знала ваше дело вдоль и поперек.
Джон открыл блокнот и начал читать. Во времена, когда Эмили училась, каллиграфия имела большое значение. Почерк у нее был великолепный, строчки струились по странице, словно вязь из цветов.
Смысл слов, впрочем, таким красивым не был.
«Спидбол = героин + кокаин +??? Почему брадикардия? Почему асфиксия?» Джон перевернул страницу. «Следы укусов соответствуют отпечаткам зубов?» И еще: «Сперма не обнаружена. Где презерватив???»
— В самом конце, — сказала Кати, — она пыталась получить в округе физические улики.
— Зачем?
— Она хотела провести анализ ДНК на ноже, чтобы доказать, что это ее кровь, но образец был таким маленьким, что они смогли сделать только митохондриальный анализ. — Когда он непонимающе покачал головой, она объяснила: — Митохондриальная ДНК передается от матери, так что нельзя было исключать, что эта кровь также могла принадлежать и вам. Или Джойс, так что это все равно не помогло бы делу.
— «Следы укусов»? — прочитал он.
— Она думала, что они смогут доказать, что ваши зубы не соответствуют следам этих укусов, но был один прецедент, одно дело, рассматривавшееся в Верховном суде, где доказательство в виде несовпадения следов укусов было признано неприемлемым. — Она помолчала, а потом добавила: — Но она думала, что это может помочь в смысле… отсечения.
— Что?
— Стоматолог штата в суд не вызывался. Примерно за три года до смерти Эмили подала ходатайство о предоставлении ей всех доказательств по вашему делу, всех папок. Она была намерена просмотреть их еще раз, проверить, ничего ли не пропустила. Она нашла один рапорт, где эксперт штата по стоматологии
