своего тела. Складывалось такое впечатление, что его готовили к смерти, какой-то всемогущий чародей показывал ему прелести загробной жизни, играя на контрасте. Вот он лежит обрубком без руки и ноги на дне заброшенной шахты, а вот он уже летит словно птица над изумрудной листвой вековых деревьев. Внизу виднеются желтые нити тропинок, голубые озера и разноцветные луга. В эти минуты или мгновения ему становилось так хорошо, что он ни за что не хотел возвращаться в душную камеру – собственное тело.
Борьку вернули туда насильно. Он осмотрелся и понял, что снова лежит на полу черного коридора. Луч фонаря бил в потолок, глаза, мокрые от слез, смотрят в желтый круг на черном фоне. Куда ни глянь, всюду черный фон. Его жизнь сплошной черный фон. Именно поэтому он и влезал во всякое дерьмо, гордо называя это экстремальным видом спорта. Жена, которая мало того, что не любит, но еще и не прочь на сторону сбегать. Да, он знал о ее похождениях, но искренне верил, что вернется та Оленька, на которой он женился, которую полюбил. Но беда была в том, что никогда не было той «его Оленьки». Он начал таскать ее с собой, чтобы отвлечь от блядства. Борька знал, что его жена шлюха, но ничего не мог с этим поделать. Поэтому, когда от Славки ушла жена, он единственный понял друга. Как тяжело узнавать, что тебя обманул любимый человек.
А он ведь тогда позавидовал Прудникову. Даже если человек, казалось бы, остепенился, на нем все равно будет это клеймо – предателя, обманщика, бляди, в конце концов. И это просто могло выжечь его любовь к Ольге. Ему не нужна была заклейменная, но сам он ее прогнать не мог. Вот поэтому он и завидовал Славке. Его Лариска, повиляв хвостом, просто прогнала мужа из его же квартиры. Солидная плата за избавление от заклейменной потаскушки, но Борька в некоторые моменты даже готов был и на это. Если бы она сама подошла и сказала, что, мол, так и так, наша встреча была ошибкой, не сложилось. Мол, у тебя тонкий и маленький, ты «голубой» и импотент. Он с благодарностью принял бы любой упрек в свой адрес, лишь бы она ушла, выгнала его или умерла. Последнего он хотел меньше всего. Он все-таки любил ее. Но не исключал полностью такой вариант. К тому же смерть смывает любую грязь. Ну, или почти любую.
Славик сказал, что она умерла. Может, она встретила кого симпатичней и ушла к нему? С вилами в пузе? Вряд ли. Нет. Славка же сказал… Зачем ему врать? Умерла так умерла. Но почему-то Борьке казалось, что ее смерть ни хрена не смыла. Клеймо никуда не делось, просто оно было не на Ольге, а на Борькиной душе.
Он выдохнул, и ему снова стало легко, но сказочный лес так и не появился. Начало появляться то, чего он никак не ожидал. На и без того черных стенах начали суетливо бегать тени. Они не пугали Борьку. Возможно, у них и была такая цель, но Шувалов уже ничего не боялся. Он оценил контраст, показанный демонами или ангелами, и теперь ему было все равно, оставаться здесь или умереть. Хотя он подозревал, что умер еще до того, как спустился в шахту.
Кто-то подхватил его на руки и быстро понес. Так быстро, что даже сердце зашлось, как будто его скинули в пропасть. Все затихло так же внезапно, как и началось. Фонарь на голове потух, или просто Борька умер. Его окутала тьма. В сказку больше он так и не попал.
Евгений понял, что заблудился, когда пробежал мимо вагонетки с номером 1310. Вполне может быть, что в эту шахту каким-то образом попали две вагонетки с одним и тем же номером, но в это верилось с трудом, а точнее, не верилось вообще. В любом учреждении, будь то шахта, воинская часть или школа, у каждого предмета есть свой номер. И двух одинаковых быть просто не должно.
Соловьев достал карту и еще раз сверил маршрут. Прямой коридор без ответвлений шел практически до самого верхнего ствола. Проходы между ходками были, и он их уже миновал, но они никак не должны были запутать его. В общем-то, даже школьник скажет, ходить по кругу в длинном коридоре невозможно, если, конечно, ты не делаешь это намеренно. Женя намеренно делал только одно. Он пытался выбраться из этой задницы, в которую его заманили за большие деньги. Однако денег он так и не увидел. А еще чуть-чуть, и он сможет распрощаться и с жизнью. Если потеря денег не особенно болезненна, то собственную жизнь он ценил немножко больше.
Кто-то водил его по коридору. И этот кто-то (Евгений это чувствовал) скоро должен был появиться. И что-то ему подсказывало, что без Сухорукова здесь не обошлось. Женя не знал, что это – нервы или совесть. В последнем он очень сомневался. Нет, не в наличии совести, а в том, что она как-то может его потревожить. Жизнь у Соловьева складывалась так, что намного легче, когда совесть запрятана глубоко- глубоко. Череда не вполне законных деяний, приносящих немалые деньги, развратила его настолько, что он решил обходиться без этого атрибута нормальных людей. Появление призрака сослуживца списывать на расшатавшиеся нервы было также нельзя. Его нервы, как стальные канаты, могли и не такое выдержать. Тогда что? Может, скопившиеся газы вызывают галлюцинации? Хотел он там, наверху, взять ШСС-1П и себе. Инструктор, называется. Женя думал, что это самая плевая экспедиция. Так, поход по грибы. Легкие деньги, так сказать. В итоге ни денег, ни людей, доверяющихся ему. Да, многие из них останутся здесь навсегда. И, главное, их и искать-то никто не будет. Самая ближняя деревня, откуда он забрал их, была мертвой уже лет двадцать. Он даже удивился, когда застал их лазающими по развалинам свинарника. Что с них взять? Молодые, глупые. Хотя Женя был не намного старше их, он считал городских сопляками. Вот у них-то нервишки и могли подкачать. Женя раздал им жетоны, так, для смеха. Листок с их фамилиями он тут же выбросил. Соловьев считал их придурками, а оказался сам недальновидным безмозглым солдафоном.
Ему почему-то вспомнился Самсонов с ломом в заднице.
«Если они начали друг друга убивать, то на поверхность выйдет кто-то один. Озверевший и уже не человек».
Он прекрасно помнил, как перевоплощались такие вот сопляки после первого боя. Он вдруг почувствовал себя оккупантом, чужим, идущим по землям аборигенов. И за каждым кустом сидят партизаны… А кто они, если не партизаны? Мужики и бабы с вилами, лопатами, косами и топорами. Как есть партизаны. Может быть, та деревня не вымерла. Просто они все ушли жить в шахту, чтобы их проклятье не распространилось дальше. А Женя и сопляки оказались не в том месте, не в то время.
Цель найти Марину и убить стала первичной. Соня догадывалась, что у них у всех в подземелье съехала крыша. Насчет убийства девушки она, конечно, сомневалась, но вот побить бы ее побила. Или если бы кто-нибудь все-таки убил Марину, то Соня не пожалела бы ее и обязательно пнула бы бездыханное тело. Эта тварь обманула их вместе со своим дядей или любовником. Кормили мясом, поили самогонкой. Притупляли их бдительность. И у них это вышло. Еще как вышло. Никто не обращает внимания на предостережения Мишки. Ведь возможно, что эти твари чем-то занимались и там, в свинарнике. И Мишка действительно что-то мог видеть. А потом что? Мишка, поднабравшись еще дармового самогона, решает, что даже если он что-то и видел, то так еще интересней. Так еще экстремальнее. Алкаш хренов!
Она злилась на всех. Марина, конечно, была первопричиной. Но в этом списке тех, чей труп пнет Соня, был и Борька – за саму идею, и Мишка – за Марину и, отдельное ему спасибо, за экстрим, и Серега с Наташей, и Ольга, и даже Славик. Хотя это был ее любимый персонаж, она все равно винила Прудникова вместе со всеми. Почему персонаж? Может, потому, что она не думала о нем как о мужчине? Вернее, не совсем так. Она думала, конечно, о нем как мужчине. Она даже думала о том, как было бы здорово, если бы они сошлись вместе. Ведь их так много объединяет. Она потеряла мужа, он… А он даже и не находил жену. Разве это жена, если она гуляет от мужа? То есть Соня представляла его во всех ипостасях. А вот о сексе с ним даже и не задумывалась. Она все еще чувствовала себя женой погибшего Сухорукова.
Тихий флегматичный Прудников не был любимцем девчонок ни в школе, ни в техникуме. Средние знания, среднее поведение… В общем, мальчишка придерживался золотой середины. С парнями тоже держался особняком. Его никто не бил, и он никого не бил. Но однажды Славик проявил себя, и тогда его зауважали. Один раз… Один-единственный раз он показал, кто он есть на самом деле. Соня даже думала, что он не выделялся только потому, что ждал подходящего момента. Сейчас ей кажется, что ничего особенного он и не сделал, но тогда, в пятнадцать лет, такого просто не могли ожидать от мальчишки, всегда находящегося в тени.
В то лето их отобрали вожатыми в детский лагерь «Пионер». Название было скорее издевкой над прошлым, чем дань уважения. Пионерских лагерей уже давно не было, а летние только-только начали открываться. Вот им и посчастливилось поработать там за небольшие, но все-таки деньги. Толстый боров –
