судебно-медицинским экспертом Наркомздрава СССР В.И. Прозоровским, профессором судебной медицины 2-го Московского медицинского института В.М. Смоляниновым, профессором патологической анатомии Д.Н. Воропаевым, старшим научным сотрудником танатологического отделения Государственного научно- исследовательского института судебной медицины Наркомздрава СССР П.С. Семеновским и старшим научным сотрудником судебно-медицинского отдела того же института М.Д. Швайковой, говорится: «Судебно-медицинская комиссия, основываясь на результатах судебно-медицинских исследований трупов, приходит к следующему заключению:
По раскрытии могил и извлечению трупов из них установлено:
е) ткань одежды, особенно шинелей, мундиров, брюк и верхних рубашек, хорошо сохранилась и с большим трудом поддается разрыву руками;
ж) у очень небольшой части трупов (20 из 925) руки оказались связанными позади туловища с помощью белых плетеных шнуров.
…Судебно-медицинское исследование трупов, проведенное в период с 16 по 23 января 1944 года, свидетельствует о том, что совершенно не обнаружено трупов в состоянии гнилостного распада или разрушения и что все 925 трупов находятся в сохранности — в начальной стадии потери трупом влаги (что наиболее часто и резко было выражено в области груди и живота, иногда и на конечностях; в начальной стадии жировоска; в резкой стадии жировоска у трупов, извлеченных со дна могил). (Прим. переводчика)
3. Leonard Shapiro. The Communist Party of the Soviet Union. Vintage Books, 1960, p. 420; Ronald Hingley. The Russian Secret Police. Hutchison of London, 1970, p. 170.
4. Alexander Werth. Russia: Hopes and Fears. Pelican Original, 1969.
5. Milovan Dzilas. Nowa klassa wyzyskiwaczy. Instytut Literacki, Pariz, 1957.
6. Shapiro, op. cit., pp. 525, 573.
7. На XVII съезде в 1934 году титул Генерального секретаря был заменен на Первого секретаря, что указывало на стремление большинства делегатов снизить роль Сталина, ставшего к тому времени практически диктатором. Многие исследователи предполагают, что последовавшие за тем репрессии были реакцией Сталина на пробы ослабления его власти. (Прим. автора)
8. Имеется в виду так называемая «Секретная речь Хрущева на XX съезде КПСС», произнесенная им на закрытом заседании 25 февраля 1956 года. Речь эта до сих пор не была опубликована в официальной советской печати, нет ее и в Стенографическом отчете XX съезда. Правда, в 1988 году по инициативе Эстонского народного фронта Речь была опубликована в Таллине. Но доступ к этой публикации также ограничен — она была опубликована по-эстонски. Стоит также заметить, что Речь на XX съезде была только началом наступления на сталинизм. Наиболее полно, в подробностях преступления того времени были названы на XXII съезде, уже после укрепления положения Хрущева. Впрочем, и на XX, и на XXII съездах речь шла только о преступлениях тридцатых годов. До того и после того вроде бы все было в рамках законности, народ героически строил коммунизм, а со стороны руководства страной имели место лишь, так сказать, единичные случаи отступления от «ленинских норм».
9. Shapiro, op. cit., p. 417.
Глава XI. Катынь и советско-немецкий союз
Во время Катынских событий Советский Союз был верным союзником Третьего рейха, неукоснительно соблюдавшим все положения советско-германского договора 1939 года. Имело ли это какую-либо связь с расстрелом польских пленных? Станислав Миколайчик, бывший одно время вице-премьером созданного Сталиным польского правительства и позже эмигрировавший на Запад, сказал Заводному, что, по его информации, в 1939—41 годах между Германией и Советской Россией было соглашение принять польских военнопленных1. Это заявление Миколайчика полностью согласуется с моими наблюдениями в Козельске. В то время в лагере постоянно циркулировали слухи, что нас скоро выдадут немцам. Но мне это предположение казалось нереальным: для чего Германии несколько тысяч пленных офицеров, если, по Женевской конвенции, они не могли их использовать на работах, но должны были взять на довольствие.
Более близкими к истине мне казались слухи, что выданы будут только офицеры, бывшие родом из Центральной Польши. Они и содержались отдельно от других — в монастыре. Отсюда следует, что решение о расстреле пленных было принято Советами позже, после отказа немцев принять их на свое попечение.
С другой стороны, известны случаи передачи польских офицеров в обратном направлении, т. е. передачи их немцами в руки советских. В Козельске было около семидесяти офицеров, попавших в плен в районе Бреста и переданных отступавшими оттуда германскими войсками Красной армии. Сейчас я уже не помню фамилий этих людей, но живо помню их рассказы.
Оборона Брестской крепости была длительной и упорной, ее гарнизон сдался немцам только после того, как кончились боеприпасы. Попав в немецкий плен, они не испытали никаких лишений. Их даже принял немецкий генерал, командовавший штурмовыми войсками, и выразил свое восхищение их солдатским мужеством. Спустя несколько дней их собрал немецкий комендант лагеря и сообщил, что хотел бы попрощаться — он уезжает, и скоро сюда прибудут иные подразделения, которые и примут лагерь. Вскоре немецкие караулы действительно были заменены на советские, а несколько позже поляки были этапированы в козельский лагерь.
При этом мне запомнилась любопытная деталь. Среди пленных в Бресте был и приехавший туда на автомобиле по частным делам премьер-министр Швятлский. С ним приехал то ли его брат, то ли свекор, но оба были в армейских мундирах и потому включены в число пленных. Немцы ему сообщили о предстоящей передаче пленных советским, и в порядке исключения, разрешили ему и его спутнику вернуться в Варшаву. Таким способом полковник Швятлский избежал участи других пленных, расстрелянных в Катынском лесу.
Не исключено, что советско-германские отношения имели влияние на судьбу польских военнопленных и с другой стороны. Перед войной в Советах наблюдалось некоторое разногласие в отношении к Германии между Сталиным и партийной интеллигенцией. Я был в России во время обеих мировых войн. В 1940 году, и по моим наблюдениям, и по рассказам моих сокамерников, я почувствовал, что тогда враждебность русской интеллигенции к Германии была много выше, чем во время Первой мировой войны. Я хотел бы подчеркнуть, что это касается именно интеллигенции русской, а не украинской или какой-либо иной, и партийных аппаратчиков, а не широких народных масс. Нерусская интеллигенция тогда была склонна видеть в немцах скорее не врагов, а освободителей.
В начале 1941 года я был в этапе на Север. Вместе со мною ехал недавно арестованный советский комдив. Он хорошо ориентировался в событиях лета и осени 1940 года, и по его мнению, с тех пор как Гитлер отказался от высадки на Британских островах, война для него уже была проиграна. И успехи Вермахта во Франции ничего не могли изменить. Настроен этот комдив был явно антинемецки, и мне показалось, он легко мог найти общий язык с польскими пленными.
Сталин в то время старался всячески упрочить советско-германские связи. Это было довольно легко сделать на основе договора 1939 года, ставшего фактически договором о военном союзе. Есть немало указаний на то, что союз с Гитлером был для Сталина не только политической, но и психологической целью. Известный британский советолог и историк пишет, что, по всей видимости, Гитлер был единственным человеком, которому Сталин мог доверять2.
Советский историк А.М. Некрич3, сотрудник института марксизма-ленинизма АН СССР, выпустил 1965 году книгу, в которой пытается найти причины поражений Красной армии на начальных этапах войны4. По мнению автора, вся ответственность ложится прежде всего на Сталина, легкомысленно относившегося к донесениям советской разведки о повышенной концентрации немецких войск на новой совет-ско- германской границе. Донесения эти вызвали странное действие: Сталин предпринимал шаги против их авторов. Когда расстрелянный позже Гитлером за причастность к покушению на него в июле 1944 года германский посол в Москве Шуленбург, старавшийся всячески избежать войны с Россией, сообщил
