В этом плохого нет, девочка права. Ранец, как и подвесная с подсумками, поражал серьезностью изготовления. То, что руками был сделан, бросалось в глаза – строчка не машинная, а кожу шилом прокалывали и дратвой сапожной сшивали. Края всего обшиты кожаной тесьмой дополнительно, все пряжки массивные, из литой латуни. Чтобы спина не потела, изнутри ранец был какой-то шкурой с упругим кудрявым мехом подбит.
Сбоку к нему прикреплены были широкие ножны из толстенной кожи, из которых высовывалась отполированная деревянная рукоятка. Я потянул, и в руках у меня оказался, тускло блеснув синей сталью, здоровенный и тяжелый, расширяющийся к концу на манер ятагана, мачете. Или это ятаган и есть? Больно уж похож, да и выделка такая, не для простого инструмента… Или он и для зарослей, и для голов? Все может быть. Раскроить череп до шеи вмах можно такой штуковиной.
С другой стороны к ранцу был привязан гамак, обычный, веревочный, намотанный на две легкие палки. Снизу, свернутое в скатку, на ремнях было прикручено грубое шерстяное одеяло, оно же подстилка, как я понимаю. Это хорошо, понятно на чем спать теперь. Гамак промеж деревьев, и одеялом накрыться.
Внутри рюкзак был разделен пополам перегородкой из толстой кожи. С левой стороны хранился сухой паек – вяленое мясо, какие-то батончики с орехами, пахнущие медом, сухари. Вода?
Я огляделся и увидел у стены пещеры две больших фляги с ремнями для ношения через плечо. Взял одну из них, потряс – наполовину пуста, как минимум. Вторая же оказалась налитой под пробку. Заметив мои действия, Вера сказала:
– На сто шагов от это место родник есть. Перед дорога нальем.
– Понял.
Во втором отделении оказались какие-то кожаные футляры и жестяные коробки. Открыл футляр и обнаружил в нем пару десятков стреляных гильз от «винчестера» и пяток от револьверных патронов. Ага, тут переснаряжают… Покатал гильзы на ладони, удивился, какая толстая латунь на них пошла. Некоторые из них, как бы даже не все, уже по нескольку раз переснаряжались, судя по следам на дульце. Револьверные по калибру совпадали с винтовочными, но были покороче.
Нашлась жестянка с порохом, похожим на кривовато и мелко нарубленную китайскую лапшу, только бурого цвета. Тоже кустарный, судя по всему, но хорошо, что хоть не дымарь. А вообще тут все какое-то кустарное, кроме оружия, как я заметил. И это заставляет делать выводы.
Потом нашлись две пулелейки на разные калибры, похожие на щипцы для орехов, каждая на две пули. На одной стояло клеймо «11 мм/В», на второй – «11 мм/Р». Ага, значит для винтовки и револьвера… или «винчестера»? Ладно, потом разберусь. Нет, «Р» – для револьвера явно, пуля другая, покороче чуть- чуть.
Имелись и брусочки свинца, явно с какой-то примесью, сурьмы, наверное, потому что он был твердый. Из всего найденного вывод: пули тут принято лить самостоятельно. И коробочка капсюлей нашлась, непривычно крупных и не очень ровных, явно выбитых вручную из медного листа и вручную же оснащенных. Осталось только главное – навеску пороха узнать, и тогда я сам снаряжать смогу. Это вообще знать полезно, если беды не хочешь.
Однако, и эта проблема оказалась несущественной – местным стрелкам не до манипуляций с весами было, так что нашлись и мерки для пороха, я их просто не заметил поначалу. Живем. Спасибо тебе, убитый купец.
Стоп, револьверные гильзы в футляре явно не от «уэбли» Веры, слишком длинные. У убитого еще и револьвер был, наверняка. Точно, был, вот же снаряженные патроны к нему, в рюкзаке. Две дюжины. Но раз Вера сама не сказала, то и спрашивать не буду.
Была книга в промасленном кожаном переплете, без названия, но с вытесненным на обложке белым крестом – Евангелие. Правда, толстая какая-то, на мой взгляд. Я бегло полистал и убедился, что язык церковнославянский никуда не делся, какой был, такой и остался. А затем подумал, что почитать на досуге не помешает, что-то здесь у людей с религией пунктик имеется. Не накосячить бы между делом, по простоте и наивности.
– Здесь одежда, – сказала Вера, придвигая ко мне небольшой узел. – Свитер твой весь на кровь испачкан, и жарко. Тут рубаха есть, возьми. Отец высокий был, как ты, подойдет, наверное. Шорты чистые, шляпа. Он не надевал, это все в запас было. Ты почему без бороды?
– Что? – не понял я.
– Борода, – повторила она и даже изобразила что-то рукой у своего круглого подбородка. – Мужчина носит борода, как его создал Всевышний. А у тебя нет.
– У нас принято так ходить, – пожал я плечами. – Многие с бородой ходят, другие – без бороды.
Она посмотрела на меня с подозрением, явно пораженная таким легкомыслием. Видать, еще и про отсутствующий крест вспомнила.
Так и есть, угадал, даже смешно стало. Она наклонилась ко второму ранцу, поменьше, и вытащила оттуда скромный латунный крестик на веревочке.
– Надень, – сказала она. – Это мне в школе дали, когда закончила. Потом отдашь, когда себе новый купишь. Нельзя без крест. Проклятие тому, если кто украл у тебя.
При этом она ненавязчиво подтолкнула ко мне добротную соломенную шляпу со слегка висячими, неширокими полями, по форме напоминающую панаму. Я понял, что это она не просто так делает, а заодно вспомнилось мне, что в старом кино американском даже обедали люди в шляпах. И надпись, на одной синагоге виденная: «Граждане евреи, просьба посещать синагогу с покрытой головой». Не мудрствуя лукаво, я взял шляпу и надел, чуть сбив ее на затылок. Вера заметно успокоилась. Точно, есть какой-то косяк в том, чтобы без шляпы ходить.
– У нас принято шляпу снимать, если дама заходит в комнату, – сказал я. – А у вас?
– Снимать надо, – кивнула она. – Поклонись, и надень. А борода ты лучше вырасти, иначе люди плохим глазом смотреть будут.
– Это я уже понял, – кивнул я. – Все равно бритвы нет.
– Бритва у отец на ранец есть. И парикмахер брить может, – ответила она. – Если ты борода не любишь, можешь маленький носить, так многие делают, особенно молодые. Не всем большая борода нравится, и девушки не любят. – при этих словах она чуть застенчиво улыбнулась. – Тебе сколько лет?
– Тридцать три, – ответил я. – А тебе?
– Мне пятнадцать. Ты посмотри, посмотри ранец, за отец это уже не нужно. А нам с тобой далеко идти.
Я не поленился, перебрал все, что было в ранце. Действительно, много полезного нашлось, даже большая аптечка. Правда, что внутри, я так и не понял, разве что бинты разглядел и какие-то жилки с иголками, наверняка для хирургии. А содержимое многочисленных крошечных флакончиков из толстого стекла осталось для меня загадкой. Впрочем, Вера меня сразу успокоила, сказала, что знает, что в каком хранится. Ну и хорошо. Нашелся еще набор инструмента в кожаном футляре, и другие полезные мелочи. Вера терпеливо дожидалась, когда я закончу, после чего спросила:
– Как хоронить будем? Я рассказал ей, что мне придумалось. Она кивнула, после чего сказала:
– Здесь рядом маленькая пещера есть, прямо для могила. Там похороним. А в этой еще ночевать сможем.
Это правильно, по солнцу глядя, уже к полудню, пока камней натаскаем, да по такому зною и духоте, так и день пройдет. И чего ждать? К делу.
Присел рядом с покойным, откинул плащ с него. Молодой, меньше сорока ему было. Борода короткая, лицо самое, что ни есть рязанское, приятное. Глаза закрыты, выражение спокойное. В груди дыра от пули, рубаха, такая же, как та, что Вера отдала мне, кровью пропиталась. На боку кобура из тисненой кожи, из нее изогнутая рукоять револьвера торчит. На другом боку нож в ножнах. Значит, по обычаю, с оружием хоронят? А что, и верно, если боец.
Тело закоченело, и завернуть его в плащ оказалось трудно, но Вера помогла. Справились. Хоть и не гроб, но прикрыли человека достойно. В чем камни таскать? Тут вспомнились мне распоротые мешки, без счета валяющиеся на дороге. Схожу.
Расслабляться не стал, и прежде чем спуститься вниз, в облако трупной вони, минут пять следил из кустов, но никаких гиен или неизвестных мне «негров» не обнаружил. Скользя ботинками, спустился по
