А мальчишки бежали по откосам вдогонку «Ракете» и восторженно вопили:
— Самолет! Самолет летит по воде!
Михаил был счастлив. Опять его сильные, умелые руки сжимают штурвал, пусть не истребителя, а речного судна, но судна на подводных крыльях.
Он испытывал «Ракету» на Волге и на Черном море, совершил первый скоростной рейс из Горького в Казань и обратно. И каждый раз на это уходило шесть, шесть с половиной часов вместо суток с лишним, как на обычных пассажирских волжских пароходах.
Первый капитан первой «Ракеты» приводил свой катер на подводных крыльях в Москву, где им любовались участники Международного фестиваля молодежи. Он плавал на нем по Дону, Днепру.
Девятаев стал не меньшим энтузиастом строительства кораблей на подводных крыльях, чем их создатель Алексеев. Конструктор не раз посвящал его в свои планы и мечты о будущем, когда по гигантским водным артериям Советской страны и по омывающим ее морям на огромных скоростях будут мчаться газотурбопароходы на подводных крыльях. Алексеев прислушивался к советам и рекомендациям капитана своего первого корабля,
Стал ходить по Волге (я чуть не сказал — летать) «Метеор», настоящий большой теплоход, за которым «Ракете» не угнаться.
А на стапелях «Красного Сормова» родился еще более мощный трехсотместный корабль на подводных крыльях — «Спутник».
Катера на подводных крыльях мчатся теперь не только по Волге, но и по Енисею и Оби, Лене и Индигирке, вдоль Кавказского и Крымского побережья.
Девятаев стал водить «Метеор» из Казани в Горький, из города, в котором обосновался, до города, в котором живет его лучший друг Иван Павлович Кривоногов. Одно время инициатор побега из лагеря на самолете работал товароведом Волжского пароходства. Но время, проведенное в фашистском концлагере, пытки и лишения дали себя знать, и он вышел на пенсию. Во время навигации чуть ли не через день, в каждый приход «Метеора» в Горький, встречаются друзья в новой квартире Ивана Павловича на Должанской улице.
…Мчится «Метеор», и хотя уже присмотрелись к нему на Волге, все равно белоснежному кораблю на подводных крыльях с берегов машут вслед, а встречные суда приветствуют его протяжными гудками и пронзительным воем сирен.
Михаила Петровича знают и любят на Волге. И на любой пристани, будь то Васильсурск пли Мариинский посад, Козьмодемьянск или Красный Волгарь, пассажиры, приобретая билет на «Метеор», нет- нет да и спросят:
— Поведет Девятаев? Хорошо бы, если он!
Уважают волжане людей веселых и сильных, смелых и добрых.
ВОСПИТАТЕЛЬ САМОЛЕТОВ
В день рождения
Силуэт огромного самолета, плывшего в небе Подмосковья, был необычен: примерно посредине очень длинной серебристой сигары — прямые короткие крылья, в хвостовой части машины четыре двигателя. Ошибиться было
нельзя — в голубой июньской высоте показался новый воздушный гигант ИЛ-62.
Все, кто загорал на пляже у озера Бисерово, долгими восхищенными взглядами провожали новый корабль.
Читал я в газете, что он сто восемьдесят шесть пассажиров берет, — авторитетно пояснял какой-то молодой человек. — Скорость — девятьсот километров в час. Может без посадки лететь до Нью-Йорка… Испытывает его знаменитый Коккинаки…
Услышав это имя, я вспомнил, что не успел еще сделать, пошел к себе на дачу и раскрыл записную книжку-календарь. Там, под датой «25 июня 1964 года» было записано: «60-летие Коккинаки. Не заб. позд.»
Выходит, и в день рождения Владимир Константинович пошел в очередной испытательный полет. Время дорого, когда «доводишь» гигант, которого ждут не дождутся на воздушных трассах.
Мы были летчиками-однокашниками, почти сверстниками. Но все пилоты моего поколения уже «отлетались». Пожалуй, дольше всех из нас держал в руках штурвал самолета мой земляк и сосед по дому, полярный летчик, Герой Советского Союза Илья Павлович Мазурук. Он водил корабли до 57 лет. Мне врачи запретили самостоятельно летать в 55 лет, хорошо что еще разрешают подниматься в воздух в качестве пассажира!
Удивительное профессиональное долголетие у Коккинаки.
В юбилей среди прочих подарков он получил искусно сделанную модель ИЛ-62, который он испытывал в возрасте, когда никто в мире уже не водит самолет.
Для новой модели нашлось подходящее место.
В небольшом кабинете летчика на книжных, шкафах, вытянувшихся вдоль стены, стоят модели крылатых машин. Крошечные самолеты выточены из слоновой кости и дерева, вырезаны из плексигласа, отлиты из алюминия и стали. Это миниатюрные копии машин, «крестным отцом» которых был хозяин кабинета. Моделей много, но книг — куда больше. Плотными рядами они выстроились в книжных шкафах, лежат на письменном столе. В углу комнаты объемистая пачка еще не просмотренных томов, видно, только что доставленных из магазина.
Синие томики, Сочинений В. И. Ленина соседствуют с зелеными переплетами книг Анатолия Франса, теорети-ческие работы отца русской авиации Н. Е. Жуковского — с фундаментальной историей Древней Греции, записки Бисмарка — с «Жизнью животных» Брэма… Но больше всего в кабинете книг по изобразительному искусству. Здесь альбомы репродукций и монографии о мастерах живописи на русском, немецком, английском и итальянском языках…
Летчик — знаток и ценитель живописи. Он давно уже собирает картины русских художников и более охотно беседует об изобразительном искусстве, чем об авиации.
Над его письменным столом висит картина, на которой волны грозного штормового моря подбрасывают маленькую парусную шхуну.
— Люблю Айвазовского, — говорит летчик, непревзойденный поэт моря, нашего Черного моря… Смотрю на эту картину, и кажется, будто доносится до меня соленый ветер моей юности.
Первый рекорд
Коккинаки родился в Новороссийске, в пыльном и шумном портовом городе, где то бывает нестерпимая липкая жара, когда воздух чуть колышется, то дует свирепый норд-ост, которого побаиваются даже бывалые рыбаки.
Все в этом городе дышало романтикой дальних странствий. И конечно, каждый мальчишка в Новороссийске мечтал стать моряком. «Наши ребятишки умеют плавать, еще не научившись ходить», — шутили в городе, и в этом была доля истины.
Володя Коккинаки вырос буквально в двух шагах от воды. Семья портового весовщика Константина Павловича Коккинаки ютилась в полуразрушенной будке на Каботажном молу.
Жалованье весовщик получал небольшое, в семье было семеро ребят.
— Очень остро стояла проблема штанов, — с грустной улыбкой вспоминает летчик. — Без брюк в
