УКРОТИТЕЛЬ «ШТОПОРА»
«Возьмите меня в школу!»
В 1922 году я получил задание привезти в часть десять комплектов нового обмундирования из Москвы.
Первый раз в жизни я ехал в такую ответственную командировку. Столица поразила меня, я стремился использовать каждый час, каждую минуту для знакомства с городом и буквально дни и ночи бродил по улицам.
Каково же было мое удивление, когда меня вдруг окликнули по имени! Я обрадовался и долго тряс руку бортмеханика из нашего дивизиона.
С первых же слов выяснилось, что он учится в Москве, в летной школе.
— Вот бы мне то же, — сказал я с невольной завистью.
— Это не так уж трудно! Пойди к нашему начальнику летной части. Он очень хороший человек. Попроси как следует: так, мол, и так — давно мечтаю. Возможно, он примет!
Через час я уже сидел па скамейке Петровского парка неподалеку от здания школы и пристально разглядывал всех прохожих: начальника в школе не оказалось, но мне сказали, что он должен скоро прийти. Я решил, что, если угадаю среди множества идущих в школу людей кто начальник, значит, будет удача. Я был очень молод и охотно положился на примету, вместо того чтобы сообразить, что, находясь на действительной военной службе, я вообще не имею права без разрешения командира определяться в какую-либо школу…
Все пошло отлично… К школе подъехал на велосипеде невысокий худощавый человек в кожаной куртке. Я так и подскочил: «Он!» Едва тот человек успел спрыгнуть с велосипеда, как я уже стоял возле него и готовился произнести речь. Но почему-то вместо речи выпалил только одну фразу:
— Возьмите меня в школу!..
От волнения даже забыл спросить, действительно ли начальник стоит передо мной. Правда, я быстро одумался и добавил:
— Ведь вы — начальник летной части школы товарищ Арцеулов?
— Я Арцеулов, — улыбнулся он.
Я молчал, потому что самое главное было сказано.
— Ну что ж… Давайте познакомимся. Пойдемте ко мне, — приветливо сказал Арцеулов.
Я решил, что «дело в шляпе». Ведь если бы он хотел мне отказать, то отказал бы сразу. А он в кабинет повел — значит…
Но это значило только то, что Арцеулов оказался действительно хорошим человеком п. несмотря на всю несуразность моего поведения, потратил довольно много времени, чтобы объяснить наивность моей просьбы.
Необычайная ласковость его тона так сильно на меня подействовала, что я даже не почувствовал отчаяния от отказа. Он спокойно и мягко помог мне спуститься с неба па землю. Мы условились, что если командир нашей части не будет возражать, то я займусь подготовкой, а через год приду снова — тогда буду принят.
На прощание Арцеулов спросил меня, долго ли еще пробуду в Москве, где обедаю, где ночую. На два последних вопроса я не мог ответить.
— Вот что, — сказал он, — пока вы еще к нам не зачислены, но так как мы уговорились, что вы безусловно придете в школу, то можете ночевать в общежитии и питаться с курсантами. — И тут же приказал приютить меня на два дня.
Находиться среди учлетов для меня было счастьем. Правда, мне пришлось пользоваться их гостеприимством лишь один день, но зато как много я узнал за это время!
Очень большое впечатление тогда произвел на меня рассказ о Константине Константиновиче Арцеулове.
Бич летчиков
Дело было вечером, после ужина. Учлеты вместе с инструкторами сидели за столом и никуда не торопились. Разумеется, меньше всех торопился я. Все знали о моем разговоре с начальником и обращались со мной по-товарищески, как с будущим учлетом…
«Героем дня» чувствовал себя Володя Сабанин.
— Мне сегодня Николай Иваныч показал, как делать виражи с переменой рулей, — восторженно говорил он. — Красота! Минут пять он меня вертел в воздухе… Потом спросил: «Ну как, понял?» — «Понял!» — говорю. «А ну-ка попробуй!» Ну, я и попробовал: затянул такой вираж, что не заметил, как сорвался в «штопор». Три витка сделал. И влетело же мне!.. Зато теперь любой вираж сделаю самостоятельно.
— Ой ли! — усмехнулся сидевший рядом с ним инструктор. — И всегда из «штопора» выйдешь?
— Конечно!
— «Конечно, конечно»! — передразнил его старый летчик. — Думаешь, это так просто… Вы, молодые люди, приходите в авиацию на готовенькое. Все разработано, проверено — учись! А в наше время дело было иначе: хорошие летчики были одновременно и конструкторами, и смелыми экспериментаторами. Многие жизнью рисковали ради того, чтобы вы теперь могли учиться безопасному полету. Вот, к примеру, наш начальник Константин
Константинович, ведь он вошел в историю авиации как укротитель «штопора»…
Учлеты удивленно переглянулись. Кое-кто подсел поближе. И тогда инструктор начал свой рассказ об Арцеулове.
…Было это перед первой мировой войной.
Самолеты тогда летали со скоростью восемьдесят пять — девяносто километров в час. Но если летчик терял скорость, самолет попадал в «штопор» и почти неминуемо разбивался. Из «штопора» редко кому удавалось выйти. Немало авиаторов, совершая боевой маневр, срывались в «штопор» и погибали. Долгое время для летчиков было неясно, почему машина вдруг начинает стремительно падать, вращаясь вокруг оси в наклонном положении.
Авиационные конструкторы, создавая новую машину, не могли с уверенностью сказать, как она будет вести себя в воздухе. Не могли они и указать причину перехода самолета в «штопор».
Каково же было изумление инструктора и курсантов Севастопольской авиационной школы, когда Константин Константинович Арцеулов заявил, что, кажется, нашел решение проклятого вопроса и остается только проверить его на практике. Арцеулов работал тогда начальником истребительной группы авиашколы.
— Что же вы думаете сделать? — спросили его.
— А вот увидите, как я нарочно войду в «штопор» и выйду из него!
— Да ведь это равносильно самоубийству!
— Не разобьюсь, я заколдованный, — смеялся уверенный в своих расчетах летчик.
Арцеулов был очевидцем многих катастроф, происходивших из-за того, что самолет срывался в «штопор», и пришел к заключению, что причина их — потеря скорости.
Настал день, назначенный Арцеуловым для рискованного полета. Риск действительно был громадный: ведь в те годы летчики не имели парашютов и неудачный опыт вел к неминуемой смерти.
Накануне была тщательно подготовлена к полету машина Арцеулова «Ньюпор-Х1».
24 сентября 1912 года в Крыму выдался чудесный день. Полеты курсантов, обычно начинавшиеся в три часа утра, уже закончились, но на зеленом поле собралось много народу. В ярком голубом небе ни облачка… А на аэродроме
