хмуро перебиравшего в самом дальнем углу какие-то бумаги, она старалась не смотреть.
Из своей загородной поездки, которую вполне можно было считать своевольной, он вернулся еще более мрачным, чем уехал. Итоги его визита в пансионат, являвшийся, по сути дела, специализированным детским домом, он пока Калинкиной не докладывал. Ане было не до этого: ее разговор с шефом о необходимости объединения двух убийств — брата и сестры — затянулся, как всегда, осложнившись вопросами, касавшимися Эльвиры Паниной и Лоскина. И ей стоило немалых трудов убедить шефа, что все возможное для того, чтобы вытянуть на свет божий темные делишки судьи, делается. Но теперь время поговорить с Ребровым все-таки настало: остальных ребят следовало ознакомить с результатами по этой версии.
— Паша, — сказала Аня как можно мягче, — будь добр, расскажи всем и о детдоме, и об остальном… Я имею в виду итоги твоего визита, о которых тоже пока не знаю… Ты ведь был именно там?
Ребров молча кивнул и пожал плечами, увидев, что головы всех присутствующих повернулись в его сторону.
— Если вкратце, то детдом этот, вероятно, один-единственный не только в Москве, но вообще в стране, — начал он. — Лет пять-шесть назад его создали… Скажем, так: группа спонсоров, желающих решить проблемы с собственными… э-э-э… неугодными детьми наилучшим образом…
— Это как? — не понял Соколов.
— На самом деле очень просто… Допустим, так, как у нашей подследственной. Есть ребенок, которого нельзя обнаружить перед окружающими по каким-то причинам… Мама, например, хочет устроить свою жизнь, что называется, с чистого листа, а у нее на руках мешающий этому замыслу младенец… Если у мамы есть деньги, она вносит определенную сумму в качестве вступительного взноса, потом будет платить совсем немалые деньги ежемесячно. За это о ее ребенке не только никто не узнает, но он еще и живет в прекрасных, почти домашних условиях, какие обычным детдомовским и не снились…
— Ни хрена себе… — пробормотал кто-то из оперативников.
— Ну или другой вариант, — продолжал Павел. — Скажем, богатенького папашу — поневоле, вовсе не жаждущего обзавестись потомством на стороне, все-таки обманула ушлая дамочка, после чего начинает его шантажировать ребенком или судом. Ей самой ребеночек тоже внапряг. Богатенький мужик, совсем не обязательно бизнесмен, он может быть, например, известным политиком, в итоге приходит к выводу, что ему выгоднее стать спонсором нашего детдома вместо огласки, которая может повредить карьере или семейному благополучию… Заодно и совесть не будет мучить, мол, собственное дитя бросил… Такая вот в общих чертах картина.
— Ты случайно не узнавал, кому пришла в голову эта блестящая идея? — спросила Аня.
— Ну как же! Еще в первый раз у директрисы спрашивал… Конечно, никаких имен она и под пыткой не назовет, вертелась как уж на сковородке. Но все-таки выжала из себя, что идея принадлежит бабушке одного из детей… Детей там немного, человек, наверное, от силы пятнадцать… В общем, бабушки есть только у двоих, один из них как раз наш: сын проходящей по делу Марии Александровны Паниной… Если учесть ее собственную историю жизни, детство, сомневаться, кто именно автор идеи, не приходится…
— Это все? — Калинкина воспользовалась возникшей паузой.
— Не совсем… Мария Александровна Панина, не далее как несколько дней назад, утверждала, что уже много лет со своей матерью не общается, что та бесследно исчезла.
Калинкина подняла голову и внимательно уставилась на Реброва.
— В общем, врет она, судя по всему, — пробормотал Паша, отводя взгляд. — Я сегодня с этим Ванечкой пообщался, так он хвастался, что ему все завидуют, поскольку к остальным детям ездят по одному, а к нему сразу двое: мама и бабушка…
— А я тебе что — не говорила, что Панина врет?! — Аня торжествующе хлопнула ладонью по столу.
— Это тоже еще не все, — перебил ее Ребров. — Когда я туда приехал, то столкнулся с хорошо знакомой машиной господина Панина-младшего, в которой сидела наша генеральша!
— Как это — сидела? — не поняла Калинкина.
— Обыкновенно, — бросил Ребров. — Сидела в машине и смотрела во все глаза, как я с этим Ванечкой общаюсь… Да, я разглядел, за рулем сидел кто-то другой, не Евгений Константинович… Кто — не знаю, но точно не он: у того затылок характерный, волосы вьющиеся…
Аня сжала зубы и посмотрела на телефонный аппарат. Звонок на Беличью Гору может подождать. Совещание следовало закончить, выслушав все версии.
— Спасибо, капитан, — сухо бросила она. — Теперь у вас все? Тогда давай ты, Соколов. Мысли, предложения…
— Так тут не предложения даже и не мысли, а, на мой взгляд, сплошная логика, — смущенно улыбнулся Соколов. — Похоже, братца с сестрицей прихлопнул один и тот же человек, причем из-за этих самых детдомовских дел, которые они обделывали… Этот сосед, Никитин, твердит: женщина, которую он видел, пожилая. А объяснить не может, почему так считает.
— Между прочим, Паша, — Аня решила не обращать внимания на то, что Ребров на нее все еще злится, — убийство ведь произошло как раз в тот день, когда Мария Александровна ночевала в городе, верно?
— Верно. Только она на пожилую как-то не тянет…
— Это пока не имеет значения… Поверь моему опыту, я всей шкурой чувствую, что копать надо именно тут, больше негде!.. Так вот. Соколов как можно быстрее вместе с операми отправится по известному нам адресу и опросит всех соседей Паниной: возможно, кто-то видел, как она в интересующее нас время покидала квартиру… Ты, Павел, завтра с утра двинешь на Беличью Гору и — кровь из носа, но выяснишь, кто из интересующих нас людей покидал насиженное место в тот день, кто, где и во сколько находился… Включая эту самую домработницу Любомира. Я поеду с тобой, у меня свой разговор с генеральшей… Хотелось бы выяснить, для чего она тащилась в пансионат. Не любопытство же ее, в самом деле, заело?.. Когда будем выяснять, кто где был в вечер второго убийства, ей — особое внимание… Соколов, скажи, пожалуйста, а как все же этот Никитин объясняет, что гостья его покойной соседки показалась ему пожилой?
— Говорю же — никак… Ну или почти никак. Говорит, мол, одежда такая какая-то и полнота…
— Полнота? — в Анином голосе звучало разочарование, но она тут же тряхнула головой. Впрочем, под полного и худой при желании может скосить… — Да, еще одно. Это уже к вам, опера… Пока я буду общаться с Ниной Владимировной, кто-нибудь — это вы сами решите кто — пусть зайдет в особняк и с невинным видом попросит молоточек… Ну придумайте там сами для чего… Конечно, шанс один из тысячи, но всё же…
Совещание кончилось минут через пять. Аня отпустила свою команду, предварительно убедившись, что задания распределены четко и ребятами усвоены целиком и полностью. И, только оставшись наедине с Павлом, задала последний из мучивших ее вопросов:
— Как думаешь, с чего начинать поиски этой якобы давным-давно исчезнувшей мамочки и бабушки?
— Может, элементарную засаду устроить возле детдома и подождать, пока она сама явится?
— Она теперь не скоро явится, — уверенно произнесла Аня. — Лично я не сомневаюсь, что искать нужно в семейке Паниных. А если все так, как мы с тобой думаем, то дочка мамашу давно предупредила и предостерегла.
— А о чем это мы с тобой таком думаем? — на губах Реброва мелькнула улыбка. — Только не говори «Сам знаешь!».
— Сам знаешь, — сказала Аня и тоже улыбнулась. — Похоже, мы оба с тобой догадываемся, кто на самом деле наш «клиент»…
— Остались пустяки, — вздохнул Ребров. — Всего-то ничего — найти этого самого клиента… И, несмотря на то что мы с тобой, Анна Алексеевна, правы, мы его пока что не только в глаза не видели, но даже и понятия не имеем, как его зовут…
