Андре Лавси
Полуангелы
Об авторе
Андре Лавси тридцать четыре года. Он главный биохимик крупного лондонского госпиталя, член Королевского химического общества. «Полуангелы» – его первая литературно-художественная публикация. Доктор Лавси женат, имеет двух детей. Живёт в графстве Кент. Среди его увлечений – коллекционирование редких кактусов и марсельский пасьянс.
Пролог
Первая вечерняя звезда зажглась над вечным городом, бросая свет на множество строений, устремившихся колоннами и шпилями вверх, в темнеющее небо. Одно из них выглядело гигантом среди остальных, стоя основанием далеко вниз, а вершиной почти касаясь облаков, позолоченных заходящим солнцем – такой громадой была Башня Пандилекса, выстроенная для повелителя этой земли. Каждый день длинная тонкая тень Башни медленно ползла через город, и горожане избегали её, стараться держаться освещённых солнцем мест. Это было связано с поверьем, что через эту тень Пандилекс узнаёт обо всём, что делается в городке. Неудивительно, что все относились к нему с благоговением и страхом.
На самом верху Башни была комната, где жил сам старик. Она несла на себе отпечаток строгой культуры и красоты: стены были из цветного мрамора, украшенного таким причудливым барельефом, что если смотреть с непривычки, становилось не по себе. Громадные деревянные балки пересекались наверху, между ними были вставлены тонкие пластины из мелового стекла, дававшие странный оттенок всему убранству. Вход был закрыт белыми шелковыми шторами, расшитыми кабалистическими знаками. Украшений было немного. На нескольких столах стояли глиняные блюда с фруктами и фляги с вином. Ложе было покрыто шкурами редких зверей. Тут и там были видны инструменты, связанные и используемые в необычных занятиях хозяина.
В это вечер старик полулежал на шкурах, одетый в пурпурные одежды, расшитые серебром. Возраста он был неопределённого, как старое дерево, кожа его была испещрена множеством шрамов и морщин. Голова его была непропорционально большой по сравнению с изнурённым телом. Массивный лоб наполовину скрывал глубоко посаженные глаза, которые уже сейчас, несмотря на болезнь, выдавали его острый ум.
Пандилекс умирал, а Серайнис всё ещё не приходила. Несмотря на все его интенсивные поиски и бесчисленные записки, оставленные в заметных местах, она так и не дала о себе знать. Пандилексу казалось, что мучения его умирающего тела – ничто по сравнению с душевными муками. Только она могла ответить на вопрос, который бился у него в голове, как дикий зверь в клетке, не находя выхода. Что с ней случилось? С того самого момента, когда Сандра была предана казни столь ужасной, что никто не отваживался упоминать об этом, Серайнис бесследно исчезла. Ни слова, ни знака – не оставила ничего. Она как будто никогда не существовала, если судить по результатам поисков. Хотя наверняка, если только она жива, слухи доходят до неё. Тогда почему ответом ему служит только полное молчание?
Ноющая боль внутри снова разыгралась в полную силу. Ему бы первому следовало узнать о её смерти, и если Серайнис жива, то может быть только одно объяснение её бегству. В этом случае её ожидает судьба Синдры.
Лицо его исказилось мукой. Он приподнялся, опираясь на высохшую руку и дотянулся до медного кубка. Ароматная жидкость дала облегчение и на этот раз, но он знал, что скоро по нему зазвучат Трубы Смерти. Для размышлений не было больше времени.
Он позвонил в серебряный колокольчик и поставил его обратно на мраморный столик.
Райтис, его ученик, вошёл и замер перед умирающим. Пандилекс смерил его оценивающим взглядом, под которым люди в прошлом трепетали в ожидании грядущего суда. Райтис будет править после его смерти, но как долго? Несмотря на значительные способности в искусстве, в котором Пандилекс был мастером, молодому человеку чего-то недоставало. Может быть, в этом была вина самого Пандилекса. Если бы оставалось немного больше времени, он исправил бы ошибку, но было уже слишком поздно. Оставалось выполнить лишь последнее, самое важное из всего, что было оставлено на последний момент – вдруг Серайнис вернётся с раскаянием и объяснениями?
– Возьми этот ключ, Райтис, и отопри самый маленький сундук у подножья статуи Герафии.
Старик отцепил ключ от золотого браслета на руке и с облегчением откинулся на шкуры. Глаза его следили за Райтисом, который выбрал небольшой деревянный ящик с вырезанными на нём мистическими фигурами. Ящик был подан Пандилексу.
– Пока всё, пусть теперь меня в течение часа никто не беспокоит. Потом я буду говорить с тобой в последний раз.
Райтис пристально взглянул на повелителя и заколебался, видя столь явные признаки приближающееся смерти.
– Иди, – сказал старик сурово, – и не нарушай молчания. Неужели я так плохо тебя воспитывал, что ты не подчиняешься? Когда ты увидишь меня в следующий раз, всё будет кончено. Иди же.
Молодой человек склонил голову и молча вышел.
Пандилекс отпёр сундучок и достал результат многих часов кропотливой работы. Это была последняя гарантия на тот случай, если его надежды относительно Серайнис окажутся тщетны. Медленно, кряхтя от боли, он поднялся, опираясь на металлический посох и держа в руке содержимое сундучка. Боль пронзила его и на мгновение он зашатался.
Когда он совладал с собой, он напряг остатки своей воли и начал действовать. Монотонное заклинание эхом отразилось от мраморных стен. Шагах в пяти от него воздух заколебался, и одежды его напряглись, как от дуновения ветра. Постепенно сформировалась пустота в форме воронки, поднимающийся от пола. Когда она стабилизировалась, в мозгу колдуна ледяной голос спросил, почему была открыта заветная пустота. Смиренным тоном колдун ответил Верховному Инквизитору:
– О, грозный Конус, час моей смерти близок. Многое сделано в моей жизни злого, чему множество свидетелей. Но все мерила в жизни относительны, и кто знает, может быть, что для одного зло – добро для другого? Ведь даже в зеркале человек видит себя не таким, каким видят его другие. Законом природы зло полностью уравновешенно добром, и ни то, ни другое преобладать не может. Если бы на этой планете преобладала сила, которая могла бы нарушить установленное равновесие: естественное положение вещей бы уступило место ужасу, невероятному в своих крайностях. Что такая сила возможна, я не сомневаюсь, многие свидетели тому, как она выразилась в Синдре. С ее смертью это зло должно было перестать
