– Дайте череп, – экстрасенсша сделала вид, что ничего не слышала, и начала закатывать рукава.
– Не держим. Это вам к бедному Йорику. – Татьяна любезно и недвусмысленно указала в сторону дверей.
– Я не могу работать в таких условиях, – набычилась Артигона и взмахнула руками, словно собиралась взлететь.
Ведеркина что-то примирительно зашептала и поволокла целительницу к выходу.
– Я ж говорил, что она в порядке, – в спину жене радостно заржал Егор. – Молодец, Танюха! А то устроили цирк. Она нам уже квартиру почистила. За такие бабки, что меня чуть удар не хватил. Натаха сказала, что придет женщина чистить, а я, дурак, думал, что это типа фирмы «Заря» – окна моют, полы там и всякое такое. Приходит эта. Ни тряпки, ни швабры, зато пирамида в пакете и гнутые вязальные спицы. И начинает по шкафам лазить. Во кретинизм! Я говорю: «Докажь, что очистила», а она мне: «А разве вы не чувствуете? Тогда вами тоже надо заняться». Ну, я от греха сказал, что чувствую, и деньги заплатил, лишь бы Наташка не ругалась.
– Сейчас утро или вечер? – невпопад спросила Таня.
– Утро. Мы у тебя ночевали. Вернее, сначала Наталья умелась, ей дочка твоя позвонила, а потом я приехал. Ну, мало ли… – Егор покраснел. – Наташка позвонила, сказала, что у тебя переночует. Так я, чтобы ничего лишнего не думать, взял да приехал. Мы там суп съели. Вернее, я съел. Вкусный был. Ты извини, мы возместим.
– Туалетом пользовались?
– Да, – смутился Егор. – А чего? Нельзя?
– Можно. Только тогда возместите еще туалетную бумагу и амортизацию унитаза.
– Обязательно. – Он попятился и чуть не своротил вешалку.
– Шучу я, – вздохнула Таня. – Сейчас на работу позвоню и еще тебе супа наварю, раз понравился.
Последующая новость о том, что Света в положении и ждет ребенка, добила Татьяну окончательно. Это означало, что теперь точно ничего изменить нельзя. Таня с удивлением прислушалась к своим ощущениям: получалось, что она все-таки еще на что-то надеялась.
Примириться с потерей любимого человека можно, но боль останется навсегда. Сначала она будет острой и мучительной, потом притупится, но никогда не исчезнет насовсем. Боль может трансформироваться в обиду, раздражение, ненависть. Она поблекнет, как грязное пятно, но никогда не уйдет без следа…
– Мадамы, вываливайтесь, приехали, – весело объявил Егор.
Отогнав тяжелые воспоминания, Татьяна улыбнулась сияющей от предвкушения торжества Наталье и начала выбираться из машины.
Глава 2
Светлана с остервенением развешивала на сушилке пеленки. Подгузник опять протек, увеличив количество проблем, которых и без того был воз и маленькая тележка. Она вдруг швырнула только что вытянутую из стиральной машины распашонку на пол и заплакала. Машка с любопытством таращилась на нее сквозь прутья кроватки. Подумав немного, она тоже басовито заревела. Четырехлетний Никита прибавил громкость мультиков. И среди всей этой какофонии зазвонил телефон.
Подумав, что наконец-то объявился Семен, Света схватила трубку.
– Ну, как? – это была Ирка. – Звонил?
– Нет. – Света заплакала еще горше. – Ир, как я устала. Это же ужас какой-то! Сколько можно?
– На мобильный пробовала?
– Вне зоны. Погоди, я в ванной запрусь, а то у меня уши закладывает.
– А на работу? – Новгородская как всегда мыслила трезво, без сантиментов. Она не стала утешать давившуюся слезами подругу. А зачем утешать, когда все действительно из рук вон плохо. Если муж не ночевал дома, а его телефон «вне зоны действия сети», то ничего утешительного в данном случае не придумать.
– Какая работа? Суббота на улице. Там только охранник.
– Позвони охраннику. Что такого? Или хочешь, давай съездим вместе.
– Не буду я позориться, – прогундосила Света. – Чтобы меня потом все обсуждали. Да там наверняка все знают, с кем он. Будут смотреть в глаза и врать опять! Сто раз так уже было. Не хочу-у-у!
– Не вой, – оборвала ее Новгородская. – Детей перепугаешь. Первый раз, что ли. Умная баба никогда не закатывает скандалов и истерик. Помнишь?
– Помню. Ирк, я устала быть умной. Все, сил моих больше нет. Потому что я – умная, а спит он с дурами. И какой мне с того навар?
– Навар такой – от дур он рано утречком уходит и остается при тебе. Главное не то, кто пользуется, а то, кому мужик принадлежит.
– Ира, он давно уже мне не принадлежит. Мой Крыжовников – достояние общественности. А я что-то типа обслуживающего персонала. О, знаю: он памятник, а я уборщик, который собирает с газона около него фантики и отмывает статую от голубиных какашек и плесени. Я устала.
– Не имеешь права. У тебя двое детей.
– Ты не поверишь, – обозлилась Светлана. – У него тоже двое детей, только как-то незаметно. Я устала от вранья, от сплетен, от его мамаши, которая приезжает раз в год, чтобы наговорить мне гадостей, от тети Веры, которая приезжает чуть ли не ежедневно, чтобы наговорить гадостей ему и поныть со мной хором. Я хочу развестись.
