Следить за собственным зятем, который фактически уже таковым и не являлся, было омерзительно. Одно дело – конкуренты и партнеры по бизнесу, это было производственной необходимостью. А Филипп – это уже личное. Парень ему скорее нравился, чем нет. Особенно явной эта внутренняя симпатия стала после его выдворения из Алининой квартиры. Вокруг дочери стали крутиться такие экземпляры, что Илье Федоровичу пришлось вспомнить свое состояние в ее добрачный период, когда борьба с неподходящими кандидатами на престол – а его сеть магазинов была настоящим царством – съедала массу рабочего времени.
– Ничего существенного.
– Вот я понимаю, почему тебя бабы не любят: нудный ты, Михал Сергеевич! А зачем тогда принес? Нервы только мотаешь.
– Накопилось, вот и принес.
– Накопилось, – проворчал Брыкин и опять с остервенением дернул ухо. Он знал: раз Миша все-таки принес, значит, что-то было, и требовалось проинформировать шефа. Распотрошив упаковку фотографий он почти утвердительно поинтересовался: – Любовница?
– Новая сослуживица.
– Сослуживица! – раздраженно фыркнул Илья Федорович. – Знаем мы этих сослуживиц. Хороша, зараза. Что пялишься? Небось разглядел ее уже во всех деталях. Что у них?
– Только сегодня познакомились.
– Долго держался. Молодец. – Теперь Илья Федорович дернул себя за нос. Последнее замечание относилось явно к Филиппу, а не к бесстрастному начальнику охраны, которого мало волновали похождения Филиппа. Он уже просчитал все варианты, провел консультацию с юридическим отделом, с психологом и знал, что никаких проблем от Филиппа не будет. Человек, не представлявший интереса и опасности для фирмы, выпадал из сферы его интересов. Свою позицию он еще месяц назад объяснил шефу, но Брыкин почему-то продолжал пасти бывшего зятя, никак не побуждая того к разводу, то есть к юридическому завершению ситуации. Этот разрыв был явно окончательным, поскольку от телохранителей, приставленных к Алине, Михаил Сергеевич знал, что барышня уже не считала себя замужней дамой, весьма активно устраивая свою личную жизнь, а от детективов, посменно контролировавших Филиппа, приходила информация о том, что парень занялся карьерой. Попыток связаться с женой или как-то приблизиться к ней он не делал.
Илья Федорович с некоторым недоумением рассматривал фотографию девушки: то ли Филипп из принципа переключился на другой типаж, то ли он и в самом деле ценил не внешность, а внутренний мир, как он сам в запале сообщил однажды тестю.
– А чего – в фас нормальной карточки нет? – Брыкину хотелось разглядеть лицо, с фигурой и ногами все было ясно.
– Если надо – будет. – Михаил Сергеевич сдержанно кивнул.
– Надо! – тихо рявкнул Илья Федорович. – Что на нее есть?
– Адрес, телефон, только общие сведения. Я понял задачу, все уточним.
Горячность шефа в столь незначительном вопросе удивила начальника службы безопасности до крайности. Он просчитал все возможные варианты, а подобное поведение Ильи Федоровича ставило под сомнение все расчеты: он явно что-то скрывал от подчиненного. Излишняя деликатность могла только повредить делу, поэтому Михаил Сергеевич, по-петушиному склонив голову вбок, с нажимом поинтересовался:
– Я все знаю?
– Ты знаешь ровно столько, сколько положено, – отрезал шеф и помахал рукой. – До завтра.
Кочетков пожал плечами и удалился. По дороге домой он всесторонне обдумывал поведение Ильи Федоровича и с удивлением понимал, что подоплеку подобного интереса к столь малозначительной пешке, как новая подруга зятя, с учетом юридической ситуации с имуществом, можно трактовать однозначно: шеф по неизвестной причине ведет себя как брошенная жена, желающая знать все подробности жизни загулявшего супруга и категорически вознамерившаяся его вернуть.
Придя к столь банальному выводу и возмущенно фыркнув, Михаил Сергеевич покинул теплый салон автомобиля и направился к подъезду. По пути он угодил ногой в жидкую кашу грязного снега, равномерно расположившуюся в выбоине на асфальте, и неожиданно вспомнил, что забыл заехать в магазин. Конечно, продукты в холодильнике были, но в необходимом наборе отсутствовали некоторые составляющие, скрашивавшие его одинокие вечера. У самого подъезда его облаяла мерзкая собачонка, выгуливаемая склочной Марией Поликарповной с пятого этажа, распускавшей об одиноком соседе грязные сплетни и за это крайне им нелюбимой. Хозяйка собаки, приторно улыбнувшись, кольнула его нехорошим взглядом и не преминула сообщить:
– Странно, Мосенька так редко на кого-то гавкает, он людей всегда чувствует.
Видимо, подразумевалось, что на хороших людей эта злобная мочалка пасть не открывает. Надо полагать, что бедную собачку окружали сплошь подлецы и негодяи, а сам двор был аномальной зоной, где собирались исключительно отрицательные персонажи, поскольку дворняга лаяла не переставая, начиная свой истерический концерт, едва Мария Поликарповна выбиралась с ней на лестничную клетку.
Поэтому на едкую реплику Михаил Сергеевич не отреагировал, лишь сухо кивнув. Бабка, естественно, даже не подумала придержать двери, поэтому замок домофона нагло чавкнул прямо у него перед носом. Пришлось лезть в карман за ключами.
Последней каплей было столкновение со шкафообразным мужиком, копавшимся в замке Катерининой двери. Официальное разрешение на ношение оружия у Михаила Сергеевича было, но само оружие мертвым грузом давило на полочку в сейфе его рабочего кабинета. Вспомнив боевую молодость, Михаил Сергеевич молча заломил мужику руку и обрушил его на пол. Дядька оказался рыхлым и податливым. Он молча лежал, даже не пытаясь разглядеть, кто его уронил. Но, судя по тому, как он держал голову, было видно, что он в сознании. Вероятно, мужик просто находился в шоке от неожиданного нападения.
– Ну? – требовательно поинтересовался восседавший на его спине Кочетков, пытаясь вспомнить, как вызывать милицию с мобильника. Связать злоумышленника было нечем, поэтому о том, чтобы войти в квартиру и позвонить 02, нечего было и думать. Представив себе, что будет назавтра рассказывать во дворе Мария Поликарповна, застав его верхом на мужике, Кочетков пихнул поверженного противника в бок,
