сотрудниц напрочь сносит крышу, и они резко выныривают из трудовых будней, с головой окунаясь в личную жизнь. Институт культуры тоже был не особо престижным вузом. Что касалось опыта работы, то тут сотрудница бюро весьма неделикатно фыркнула и уточнила, действительно ли Екатерина Егоровна имела в активе только должность библиотекаря в районном очаге культуры. В результате ей посоветовали претендовать не на тысячу долларов, как велела Кротова, а долларов на двести-триста в лучшем случае. Торговаться не получилось, так как ей ясно дали понять, что просить-то можно сколько угодно, а вот дадут ли, это большой вопрос. Причем вопрос риторический, так как все ясно уже с первых строк анкеты.
Толик объявлялся у Елизаветы по какому-то замысловатому графику, вызывая смутные подозрения и чувство неудовлетворенности. После первой же совместной ночи, которая случилась непосредственно при втором свидании, Анатолий печально, но твердо сообщил, что работа превыше всего, а посему придется считаться с наличием частых командировок.
Он еще плохо знал Лизу, иначе не предложил бы ей считаться с чем-либо и не рискнул бы урезать ее свободу в части выбора времени встреч.
Кротова с ее опытом и интуицией вполне могла бы служить в разведке. Она обнюхивала, обыскивала, проверяла телефон и задавала провокационные вопросы. Но Толик либо был чист, как слеза младенца, либо являлся виртуозом своего дела. Улик не было.
– Лиза, хватит искать ловушки на ровном месте, – смеялась Катерина. – Ты себе этим вынюхиванием всю жизнь испортишь. Кто ищет, то всегда найдет.
– Не каркай. А жизнь скорее испортит отсутствие нужной информации, нежели ее избыток. Лучше свои новости вываливай. Я тебе сейчас тоже советы буду давать. Это самый незатейливый вариант помощи: и тебе польза, и мне приятно.
Наверное, впервые в жизни Кате было чем гордиться. Судьба словно компенсировала ей все разочарования последних десяти лет.
Разговор о зарплате, оставивший неприятный осадок и пищу для размышлений, так и остался всего лишь разговором. Зато между делом выяснилось, что Саша работает техническим директором в небольшой фирме. Оклад там был маленьким, но, как гордо сказал сам Александр, он работал не за зарплату, а был совладельцем. Это подняло его в глазах Катерины на недосягаемую высоту и позволило небрежно бросить родителям за ужином, когда папа ехидно поинтересовался, как развиваются отношения:
– У Саши сейчас проблемы с бизнесом, работы много. Он же не на чужого дядю работает, а на себя.
– Так он бизнесмен? – оживилась мама. Рейтинг Борюсика падал с неумолимой быстротой.
– Да, – равнодушно пожала плечами Катя, словно это был ничего не значащий факт. А в душе бушевало торжество: вот оно! Ей самой было не так уж важно, где и кем он работает, но перед окружающими хотелось гордиться. Катерину просто распирало от самодовольства: в кои-то веки она оказалась права. Наверное, так могли себя чувствовать жены помилованных декабристов. Любовь оказалась сильнее общественного мнения, в данном случае – родительского, и прошла все преграды. Развитие событий смахивало на примитивную мелодраму: Саша сделал ей предложение и предложил жить вместе. Чрезмерную сладость происходящего разбавляли лишь два момента: как именно было сделано предложение и особенности места жительства.
– Да уж, – резюмировала Елизавета, выслушав все подробности. – Не дай нам бог такого счастья!
– Почему это? – запальчиво воскликнула Катя, обиженная тоном и задетая реакцией, поскольку и самой ей нравилось далеко не все. Некоторые моменты просто-таки сводили на нет все радостные эмоции по поводу начала новой жизни.
Предложение руки и сердца прозвучало совсем не так, как представлялось в девичьих снах. Вернее даже сказать, что никто никому ничего не предлагал. Одним весьма непогожим промозглым вечером, когда влюбленные коротали время на автобусной остановке в ожидании пропавшего где-то общественного транспорта, Саша задумчиво пробормотал:
– А что, если нам пожениться?
Фраза прозвучала неуверенно, не торжественно и крайне неразборчиво, побудив целую лавину встречных вопросов, которую Катя с неимоверным трудом сдержала, чтобы не демонстрировать слишком явную заинтересованность в теме. Это походило на мысли вслух, а неопределенность интонаций затрудняла понимание. Катерина растерянно замерла, соображая, пора радоваться или погодить. Особенно расстроило отсутствие коленопреклоненной позы, цветов и прочего сопутствующего антуража. Тем более что совершенно некстати подошел автобус. Когда они умостились на продранных сиденьях, продолжить животрепещущую беседу не представлялось возможным, так как в самом начале салона пьяный, вполне прилично одетый мужик исполнял нечто оперное, параллельно выделывая па из «Яблочка». Саша начал хихикать вместе со всеми и даже дирижировать. Больше всего на свете Кате хотелось, чтобы этот Карузо из районной самодеятельности немедленно вышел и дал договорить спокойно.
До дома они шли молча, а у самого подъезда Саша вдруг спросил:
– Ну так как?
Катя даже не стала делать вид, что не понимает, о чем речь, боясь, что вредная фортуна обязательно помешает довести диалог до конца. Так общаются люди, у которых садится батарейка на мобильном: в телеграфном стиле.
– Мне надо подумать. Но я, наверное, согласна.
Вторым разочарованием было гнездышко, в котором им предстояло строить свое счастье. Жить с Катиными родителями Александр не собирался.
– Милая, я уже вышел из того возраста, когда живут с родственниками, особенно пожилыми, – объявил он невесте и повез ее к себе.
Она тоже хотела жить только вдвоем. Елизавета всегда говорила, что первейшая угроза личному счастью – чужое мнение. А жить с родителями и не быть в курсе их мнения не получилось бы ни при каких обстоятельствах.
– У меня, конечно, не хоромы, но разве это главное? – подбодрил ее Саша, ковыряясь ключом в огромной деревянной двери. Цвет у нее был довольно несимпатичный, больше всего этому безрадостному колеру подходил эпитет «неожиданный».
К огромному изумлению Катерины, квартира оказалась коммунальной, и не просто коммунальной, а
