– Ты куда? – заквохтала Мышкина.
В дверях Никольский столкнулся с печальным Игорем.
– Опять хандришь? – Антон похлопал его по плечу. – Аккуратно, тут Мышкина на охоте.
– Ничего, отобьюсь, – вяло улыбнулся толстяк. – У нас почти одинаковые весовые категории.
В приемной было пусто, только где-то глухо выла кофемолка.
«Во дают! – изумился про себя Антон. – Не закрыто, свет горит, красота».
Он пробрался к секретарскому месту и бегло просмотрел пришедшие факсы. Для него ничего не было. И вдруг случилось нечто невероятное, отчего Никольский совершенно по-бабьи взвизгнул.
Кто-то цепко схватил его за лодыжки и резко дернул. Слабенько так дернул, иначе он непременно бы разбил голову о полку с документами, острым углом выдающуюся над факсом.
Дрыгнув ногой, Антон резво вскочил на стол и затих. Под столом тоже воцарилась тишина. Не выдержав первым, Никольский осторожно нагнулся и заглянул вниз.
– С ума сойти! – выдохнул он возмущенно, смутившись своей временной слабости и оттого злясь.
Под столом с совершенно безумно выкаченными глазами и всклокоченными волосами сидела бледно- зеленая секретарша.
– Выходи немедленно! – Никольский отряхнулся и спрыгнул на пол. – Что за идиотские шутки? В детстве не наигралась?
Но девица продолжала сидеть под столом, не подавая признаков жизни.
Оглянувшись, он обнаружил бутылку минералки, содержимое которой немедленно выплеснул ей в физиономию.
Катя вздрогнула и по-тараканьи выбежала на открытое пространство.
– Полегчало? – Антон с опаской отодвинулся.
– А тебе? – с истерическими нотками в голосе прошипела Катерина. – Тарзан фигов! За пальмой он спрятался! Что, на большее ума не хватило?
– Не хватило, – тут же согласился Антон. Самым лучшим способом купировать скандал с женщиной – соглашаться с любой заведомой чушью, какую бы она ни произносила. Во-первых, она сама загонит себя в тупик, дав мужчине возможность почувствовать себя победителем, а во-вторых, не будет повода для продолжения темы. Даже самым заядлым спорщицам и стервам быстро надоедает бегать по кругу, повторяя одно и то же.
Всхлипнув, Катерина разъяренно схватила сумочку и понеслась к выходу.
– Все бабы с придурью, – удовлетворенно констатировал Антон и двинулся следом.
Забежав в туалет, Катя заперлась и начала приводить себя в порядок. Руки тряслись от пережитого ужаса и стыда. Надо же, загнать ее под стол, как какую-нибудь безмозглую мышь! Мало ей «простоплюня», так завтра весь офис будет пересказывать свежий анекдот про придурочную секретаршу. Все люди как люди, а у нее…
Стычка с белобрысой секретаршей капитально испортила настроение. Антон вышел на улицу, ощущая непреодолимое желание закурить, но курить он бросил три месяца назад, очень этим гордился и старался держаться вопреки прогнозам знакомых, что не получится так легко перебороть привычку. Никольский вообще всегда гордился собой. Он оказывался правым почти всегда. А еще – сильным и умным. И дальновидным.
Например, в истории с женой. Было жаль, что не с кем поделиться, некому рассказать, как он правильно все рассчитал и продумал, но признаваться кому бы то ни было в том, что жена изменяет, было унизительно.
Она глупо и наивно маскировала свою интрижку, обставляя все с ловкостью медведя, взгромоздившегося на теремок.
Сначала было больно, очень больно, потом вспыхнула ярость, перетекающая в слепое бешенство… а потом пришла дочь с вопросом, где ночует солнце и не загорится ли одеяло, которым оно накрывается. И все встало на свои места.
С женой было удобно, менять ее на другую, которая могла оказаться более вздорной и менее хозяйственной, не имело смысла. Хотя бы ради Анечки, которая смотрела на него чистыми, как роса, глазами, переживая за солнышко.
Никольский сам себе казался очень мудрым и героическим, хотя было жаль, что никто не в курсе, какой подвиг он совершает. Терпеть рядом с собой женщину, ежедневно ощущая, как крепнут и наливаются кальцием рога, – не каждому по силам. С другой стороны, приходилось признаваться, что таким образом он не только сохранял семью ради спокойствия дочери, но и получал бесплатную кухарку, прачку и уборщицу. Кроме того, в случае развода пришлось бы еще делить имущество, а квартиру свою Антон любил. Но это оставалось за кадром.
Сейчас опять надо было ехать домой и изображать усталость, маскируя ненависть. Когда-нибудь он обязательно скажет жене, что все знает, только надо все тщательно продумать, чтобы не вышло жалко и пошло. Затевать ответную интрижку Никольскому даже не приходило в голову. Женщины были ему отвратительны во всех своих проявлениях.
На стоянке маялся Игорь. Мышкина крепко держала его машину за дверь и зазывно хохотала, хищно разевая пасть. Толстяк, словно устрица, вжимался в свой автомобиль, пытаясь стать недосягаемым для длинных мышкинских когтей.
– О, Антон, – он помахал рукой и виновато улыбнулся, понимая, что подставляет коллегу. Как охотник в джунглях, натравливающий крокодила на своего напарника.
Никольский, находившийся в боевом расположении духа, великодушно кивнул и принял Мышкину на себя.
