Несмотря на господскую шубу, по спине Петера пробежал неприятный холодок.
– Тюленя вы сдадите в багаж на Берлин. У Петера потемнело в глазах.
– Ведите себя, как благовоспитанный человек, и окажитесь достойным моего имени! До пятницы вечером вы останетесь в Копенгагене. Затем вы отпустите своего лакея и поедете домой через Варнемюнде. В субботу вечером в 10 часов 32 минуты я вас встречу на вокзале. Если вы не вернетесь вовремя или будете по дороге делать глупости, будете уволены.
– Но… я…
– Без возражений! Вам ничего не придется делать, всего только восемь дней держать себя точно так, как держал бы себя я. Ведь вы знакомы уже больше десяти лет с моими привычками. Ешьте и пейте, что и сколько вам захочется, но только не заводите по возможности никаких знакомств. В моем бумажнике вы найдете четыре тысячи крон. Это больше, того, что можно израсходовать за восемь дней.
Хирн быстро надел пальто Петера, высоко поднял воротник и надвинул на глаза его фуражку. Затем он открыл дверь, подал Петеру руку и, крепко пожав ее, громко сказал:
– Счастливого пути, доктор Хирн! – Он выскочил из вагона в тот момент, когда поезд тронулся. У закрытого окна стоял изумленный Петер. В уме его возникали теперь тысячи вопросов, и он что-то стал говорить оставшемуся на перроне Хирну. Но тот, не оглядываясь, поспешно направился через толпу к выходу.
Между тем в гольф-клубе откупорили еще несколько бутылок и выпили за победу Пино, в которой никто не сомневался. Затем знаменитый сыщик занялся своим делом и поехал на виллу Хирна. Прислуга, у которой совесть была не совсем чиста, вся собралась в передней и ожидала возвращения доктора Хирна. Вместо него приехал Пино. Сначала они отнеслись к нему с подозрением и упорно молчали. Но когда он открыл им, кто он, они облегченно вздохнули и стали общительнее.
Они начали оживленно рассказывать все разом, перебивая друг друга, историю нападения.
Все, что осталось в их памяти от чтения бульварных романов, все, что рисовало себе их воображение под влиянием выпитого вина, – все это они смешивали с действительностью – отчасти нарочно, отчасти бессознательно. В конечном итоге, когда Пино хотел составить себе представление о каждом рассказе в отдельности, он пришел к заключению, что тут было чуть ли не десять совершенно различных версий. Только настоящей среди них не было.
Пино решил придерживаться вещественных доказательств. Поэтому он остановил свое внимание на разбитом стекле. Так как Фифи утверждала, что стекло было выбито только после грабежа, за мгновение до выстрела, то у такого криминалиста, как Пино, были основания заподозрить фрейлейн Фифи в соучастии или укрывательстве. И первый след преступника, казалось, действительно указывал на какого-нибудь ее возлюбленного.
Пино был убежден, что своими неправдоподобными показаниями она хотела навести его на ложный след. Но несмотря на его придирчивые расспросы, часть мужского персонала подтвердила показания Фифи.
По его мнению, это произошло только оттого, что настроение хорошенькой камеристки передалось и им, или же все эти свидетели принимали участие в заговоре. Смешно было бы предполагать, что преступник, находясь в доме, с шумом выбил стекло, когда он мог бесшумно открыть его, чтобы выбраться в сад. Кроме того, Фифи утверждала, что окно стояло целый вечер открытым и было закреплено крючками, а это только лишний раз доказывало ее стремление запутать совершенно ясное положение вещей. Пино выказал все свое искусство, спрашивал и переспрашивал, пока не запутал Фифи до того, что она стала отвечать неуверенно и под конец созналась, что она, может быть, и ошибается.
Таким образом, предположение, что преступник влез в разбитое окно, было установлено, благодаря вещественным доказательствам и сбивчивым показаниям прислуги. Конечно, это было несущественно и ничего не доказывало. Большее значение имела кепка, которую внимательный взгляд Пино заметил среди осколков в непосредственной близости от окна. Но Пино не заслуживал бы титула «короля сыщиков», если бы бросился необдуманно к этой находке и торжествующе поднял бы ее. Если возлюбленный Фифи действительно был преступником, то у нее было достаточно оснований постараться удалить фуражку, которая могла бы его выдать.
– Поищем в соседней комнате, – сказал он и пропустил прислугу вперед. – А вы, сударыня, – обратился он к Фифи, – останьтесь, пожалуйста, здесь и внимательно следите за окном! Как только вы заметите что- нибудь подозрительное, дайте мне тотчас же знать.
Фифи сделала удивленное лицо.
– Почему именно я? – возразила она. – Я камеристка, а не сыщик, и у меня нет никакого желания подвергаться опасности.
Несколько комплиментов со стороны Пино изменили ее решение. Она осталась, в то время как все остальные отправились в бильярдную. Она внимательно стала следить за окном. Действительно, свет, падавший со звездного неба в открытое окно, рисовал какие-то фантастические узоры. Она ясно видела на стенах тени, которые пробегали мимо и казались безгранично высокими и тоненькими, но все-таки они должны были происходить от живых существ. Теперь в разбитом стекле отразилась кепка.
– Помогите! Караул! – громко закричала она. Пино и остальные стремительно вбежали в комнату.
– Что случилось? – спросил Пино и подошел к Фифи, которая похолодев и дрожа всем телом, смотрела широко открытыми глазами на злополучную кепку.
– Вот! Вот! – закричала она. – Он потерял ее.
– Кто? – спросил Пино.
– Один из мужчин, которые крались вдоль стен пока я здесь сторожила.
– Вы уверены в этом?
– Да.
– Вы ясно видели этих мужчин? Фифи кивнула головой.
– Куда же они делись?
Фифи повернула голову к лестнице.
