Обладатель великой нелепости

– Как! Однозначно – КАК!

Герман почти услышал, как мальчишка чуть не поперхнулся едким смехом:

«Ха! Во всяком случае, не так, как у всех, по крайней мере, не так, как у большинства. Не ТАК!»

– На что ты намекаешь?

«Не заводись, тебе лучше знать», – ухмыльнулся двенадцатилетний Гера.

– Ты!.. – Герман осекся. Его мнимый собеседник был единственным, кроме Господа Бога, от кого невозможно было утаить правду: не смотря на все отчаянные усилия, в личном плане жизнь Германа никак не желает налаживаться – как осколки раздробленного магнита нипочем не желают собраться опять в одно целое. И хотя девственность Герман потерял еще в шестнадцать, с тех пор к нынешним тридцати не был с женщиной ни разу. За исключением, пожалуй, единственного случая, когда год назад он наконец решился испытать удачу в обществе дорогой проститутки. И (как того и следовало ожидать, не без помощи вездесущего внутреннего Эксперта) опростоволосился как неопытный, перегоревший от волнения мальчуган. В редкие моменты, подшучивая над собой, Герман думал, что в попытке распутать узел его проблем сломал бы ногу не только черт, но даже старина Фрейд.

Итак, чего же он добивается, глядя на старый школьный портрет? Неужели он настолько выбит из колеи, что уже не способен уяснить элементарную вещь: перед ним всего лишь кусок простой старой фотобумаги, наклеенной на простой и не менее старый картон?

«Вот именно – дурак!» – донесся из бесконечной дали мальчишеский голос.

Часть I. Великая нелепость: начало

Глава 1 «Мах на мах»

Если в положении Германа можно употребить слово спокойствие, то оно наступило уже спустя несколько дней. Хотя, скорее, это было тем притупленным апатичным состоянием, когда пик эмоций достигает своего естественного предела, и психика возводит барьер, рождающий эту иллюзию спокойствия.

В какие-то моменты Герман понимал, что продолжает негласный поиск ответов на «когда» и «как».

Мысли о возможном лечении его навещали реже; зная, что такового не существует, он не строил особо оптимистических планов на будущее. Герман воспринимал ВИЧ – как бомбу замедленного действия, с непредсказуемым и неотвратимым механизмом, готовым сработать в любой момент (о чем изредка попискивал далекий голосок вечно трезвого в своих суждениях Эксперта). Вопрос лишь в сроках: завтра или через годы (разумеется, в пределах ближайшего десятилетия или, скорее, пятилетия). Но это обязательно произойдет – болезнь взорвется. Невидимая стрелка уже бежит по делениям его жизни, а на финише – …

С самого начала Герман твердо решил никого не вводить в курс дела. Мысль прожить последние месяцы или годы в роли изгоя (относительно нормальные месяцы или годы), которому, возможно, внешне будут сочувствовать, но одновременно сторониться, как прокаженного, – казалась ему мало привлекательной.

В свое время все и так обо всем узнают. А пока он собирается просто жить (доживать?!) – настолько нормально, насколько получится. Вот уже потом ему будет безразлично.

Впрочем, чтобы окончательно уничтожить в себе остатки сомнений, он прошел тест в третий раз. В результате Герман не обманулся, скорее, это напоминало акт милосердия к самому себе. Как просьба утопающего, который знает, что шустрые зубастые рыбки пираньи давно объели всю его нижнюю половину до костей, но который также знает и то, что все равно будет стремиться к берегу, – дать ему веслом по шее.

Конечно, он не обманулся.

Два самых долгих в его жизни месяца Герман боролся, пытаясь не думать и не замечать, но через два месяца и три дня сдался. В действительности, жить, как раньше, оказалось уже невозможно.

Тогда у него еще не возникло повода думать, что тест принял за СПИД нечто иное.

И что Добрые Доктора уже идут по его следу.

* * *

– Мне нужен отпуск, – сказал Герман без предисловий, сев в кресло напротив директорского стола.

– Я надеюсь, ты шутишь. Первое апреля давно прошло.

«У меня теперь каждый день первое апреля…»

– Мне необходим этот отпуск… очень.

– Забудь, об этом не может быть и речи, – сидевший по другую сторону стола, будто по другую сторону баррикад (во всяком случае, у Германа ситуация вызывала именно такую ассоциацию), категорически покачал головой.

Они были с Германом одногодки и еще несколько лет назад считали друг друга почти братьями; формально оставались таковыми и теперь. Формально. Но если все это дерьмо сейчас назвать братской дружбой, то нужно полагать, что и Гитлер до сих пор пытается осуществить свой план «Барбаросса».

Все изменилось, когда они основали собственную страховую компанию. Доля Германа в деле на целый нолик в конце уступала сумме его партнера, поэтому он считался лишь вторым человеком, не равноправным партнером, а вторым. О чем недвусмысленно сообщал один, почти неприметный, пунктик соглашения сторон, о котором, в свою очередь, конечно же, позаботился Алекс (разумеется, в этом присутствовала некоторая доля справедливости: бизнес есть бизнес, а распределение доходов в нем – не последнее дело). Однако, если говорить об условиях этого договора, Алекс не посчитал нужным обсудить его с Германом, даже некоторые из пунктов, особо важные. Да и о существовании этого пресловутого пунктика, по крайней мере, в той форме, в которой его представил Алекс,