на полу, а на мне верхом будут сидеть двое или трое.
– Майлз, – прервала она меня, – я понимаю, что нет причин, по которым все, что приходит нам в голову, обязано срабатывать. Однако сейчас ты рассуждаешь, как в кино. Майлз, существуют ситуации, в которые большинство людей вообще не попадают за всю свою жизнь, поэтому они представляют себе такие ситуации словно на экране, это чуть ли не единственный источник, откуда они берут краски, чтобы изображать вещи и события, которые на самом деле им неизвестны. Так же считаешь и ты. Ты представляешь себе картину, на которой ты дерешься с двумя или тремя мужчинами; однако, Майлз, что делаю на этой твоей картине я? Прижалась к стене с расширенными от ужаса глазами, закрывая рот ладонями, не правда ли?
Я обдумал ее слова, она попала в самую точку, и кивнул.
Бекки продолжала:
– Также будут думать и они – стереотип женского поведения в такой ситуации. Значит, именно так я и поведу себя, пока не буду уверена, что они заметили меня. А потом сделаю точно так, как ты.
Я попытался взвесить то, что она сказала, но Бекки нетерпеливо воскликнула:
– Почему бы нет, Майлз, – разве я не могу? – Она сделала паузу, потом закончила:
– Я смогу. Тебе здорово достанется, ты переживешь несколько тяжелых минут, но зато потом… Майлз, почему бы не попробовать?
Мне было не по себе. Мне это совсем не нравилось, вопрос жизни и смерти мы пытались решить, как мне казалось, слишком легкомысленно, поспешно. Нам следовало порассуждать, разобраться в своих поступках, спокойно взвесить все, чтобы не допустить ошибки. Но сейчас мы, словно солдаты, внезапно попавшие под вражеский обстрел, должны были принять важнейшее решение в жизни немедленно, под давлением обстоятельств. И карой за малейшую ошибку будет смерть или еще хуже. У нас не было времени на глубокие размышления… «Пан или пропал», подумал я и горько улыбнулся.
– Майлз, пошли! – прошептала Бекки. Она встала и через стол дернула меня за рукав. – Кто знает, сколько времени у нас осталось!
Кто-то слегка постучал в дверь кабинета, и из коридора донесся голос Мэнни, тихий и спокойный:
– Майлз? – прошептал он. И после паузы:
– Майлз?
– Извини, Мэнни, – откликнулся я, – но мы еще не заснули. Ничем не могу помочь, – ты знаешь, что мы не будем спать так долго, как только сможем.
Но это не будет, не может быть бесконечно.
Он не ответил, и я не стал гадать, сколько еще времени нам дадут побыть вдвоем. Мне крайне не нравилось то, что мы собирались сделать, не нравилось, что вся наша надежда основана на довольно шатком предложении Бекки, но придумать что-то другое я уже не мог.
– Ладно, – я встал, подошел к белому стенному шкафу и взял большой рулон лейкопластыря. В шкафу с инструментами я нашел все остальное, что было нужно, потом помог Бекки закатать рукава, подтянул собственные и принялся за работу.
Это не заняло много времени – минуты четыре, не больше. Застегивая манжеты, Бекки кивнула головой:
– Смотри, Майлз!
Я повернулся и прищурил глаза, чтобы убедиться, что они меня не обманывают. Желтовато-белые кости на полу выглядели как-то иначе. Не могу сказать, как, но сомнения не было – что-то изменилось. Возможно, цвет, я не был уверен, но это было еще не все. Человеческое зрение тоньше, чем мы привыкли считать, оно воспринимает больше, чем мы ожидаем от него. Мы говорим «мне глаза подсказывают», и хотя иногда не можем объяснить, как это происходит, тем не менее это действительно так. Кости утратили цельность, хотя я и сам не знал, что имел в виду и откуда это было видно.
Они не изменили форму, однако утратили часть своей жесткости или цельности. Будто старая стена – кирпичи еще держатся вместе, но раствор уже весь потрескался и искрошился – кости потеряли то, что удерживало их вместе, придавая им форму и очертания. И зрение это ощущало.
Я продолжал внимательно всматриваться, еще не очень надеясь, готовый к разочарованию, не в состоянии поверить собственным глазам. Вдруг в какой-то незаметный миг на локтевой кости ближайшей фигуры появилось серое пятно. Секунду-другую ничего не менялось, а затем пятно начало непрерывно расти в обе стороны, молниеносно распространяясь вдоль желтовато-белой кости. Дальше это стало похоже на мультипликацию, где черты появляются быстрее, чем глаз успевает их зафиксировать. Прямо у нас на глазах серая окраска стремглав ринулась вдоль костей обоих скелетов, затапливая их, как половодье. Белый цвет исчез, и какое-то мгновение оба скелета лежали на полу, не утрачивая формы, хотя состояли теперь из серого невесомого пуха.
И вдруг рассыпались по полу, превратившись в бесформенную кучку пыли и мусора.
Еще несколько секунд я молча всматривался в останки с радостным опьянением, потом набрал полные легкие воздуха и заорал:
– Мэнни!
Дверь из кабинета в коридор мгновенно отворилась, и все четверо поспешно вошли в помещение. Носком ботинка я указал на пол, и они остановились, чтобы присмотреться, потом Мэнни вынул из кармана ключ и отпер дверь в приемную. Они уперлись во что-то твердое, что загрохотало по полу. Мэнни толкнул дверь, но ее заело. Тогда мы все гуськом проскользнули в приемную через полураскрытую дверь.
На ковре лежали два скелета – желто-белые, скопированные до мельчайших деталей, с красными пятнами на плечах, обсыпанные темными волосами. На их лицах, повернутых к полу, застыла издевательская ухмылка. Вокруг и под скелетами лежали едва заметные бурые обрывки – все, что осталось от двух огромных коробочек.
Мэнни лишь молча кивнул, а Бадлонг произнес:
– Это очень интересно, очень. Понимаете, – он повернулся ко мне с дружелюбной улыбкой, – это мне никогда не приходило в голову, но, конечно, это вполне возможно. Интересно. – Он снова глянул на пол.
– Ладно, Майлз, – Мэнни задумчиво посмотрел на меня, – я полагаю, что в конце концов мы вынуждены будем держать вас в камере, пока получим новые коробочки. К сожалению, ничего другого нам не остается.
Я только кивнул, и мы все направились к выходу. Мне было все равно, идти ли пешком или ехать в лифте, но Мэнни сказал:
– Пошли на лестницу. Суббота, в здании только сторож. Обслуживание паршивое.
Мы зашагали к железной двери и друг за другом стали спускаться по длинной спирали пожарной лестницы.
Глава 19
Карл Микер и низенький толстяк шли первыми, потом мы с Бекки, а Мэнни и Бадлонг замыкали процессию. Ждать было нечего, поэтому, когда мы приблизились к первой же площадке между этажами, я свел руки, нащупал пальцами полоски лейкопластыря под манжетами и, рванув их, так задумала Бекки, схватил каждой рукой по заряженному шприцу.
Ступив на площадку, где начинался полукруглый поворот к следующему лестничному маршу, толстяк взялся за перила, а Карл Микер отступил, чтобы стать рядом с ним. Я резко выступил вперед, оттолкнув Бекки в сторону; обе мои руки одновременно выпрямились, и не успели те двое опомниться, как я впрыснул им по два кубика морфия в большую ягодичную мышцу…
Они вскрикнули, обернулись и бросились на меня, а Мэнни с Бадлонгом навалились сзади. Упав на металлический пол, я брыкался и отбивался, коля их иголками. Но четверо против одного это слишком много, за несколько секунд один шприц выбили у меня из рук, другой раздавили каблуком. Меня вмиг прижали к лестнице, и я изо всех сил размахивал единственной свободной рукой. Тем временем Бекки, они
