и ему подобных.
Оказывается, она ошибалась. Вот он, Пьер, на палубе «Старой драгоценности», толкует с Натаном, как со старым другом!
Только сейчас до нее дошло, что они по меньшей мере хорошие знакомые, поскольку много раз встречались на пиратском острове.
Пьер немедленно пригвоздил ее к доскам палубы холодным жадным взглядом, и прежние страхи вернулись с новой силой. Должно быть, она побледнела, потому что отец тут же шагнул к ней и бережно обнял за плечи.
— Ты слишком быстро отплыл с ней, mon[4]ami, — объявил Пьер, не дав себе труда изобрести причину своего появления. — Я сам, собирался ее купить.
— Она не продается, — коротко бросил Натан.
— Продается, и еще как! Ты же заплатил за нее! Я дам больше. Получишь свою прибыль, и все будут счастливы.
— Ты не так понял. Она моя дочь, — сухо пояснил Натан.
Пьер изумленно уставился на него. На какое-то напряженное молчаливое мгновение показалось, что драки не избежать. Пьер словно бы оценивал ситуацию, переводя взгляд с дочери на отца. Но должно быть, понял, что проиграл: рассмеялся и самым доброжелательным тоном стал жаловаться на свою неудачливость. Натан сразу успокоился, в полной убежденности, что отныне Пьер не посягнет на его дочь. Но Габриелу ему одурачить не удалось. Она чувствовала, что Пьер рассматривает разговор с отцом как временное препятствие. И хотя он отплыл, Габриела очень боялась, чтовидит его не в последний раз.
Марджери не постеснялась выразить свое неодобрение занятиями Натана и то и дело злобно на него поглядывала. Наконец Габриела, не выдержав, стала защищать отца. В конце концов, он единственный родной человек, который у нее остался. И если он оказался пиратом, ее любовь кнему от этого не убавилась.
Им с отцом не представилось возможности поговорить по душам, пока они не добрались до порта на острове Сент-Китс. Здесь, на берегу, у отца был маленький домик, достаточно далеко от города, чтобы можно было бросить якорь вблизи берега и при необходимости доплыть до судна на шлюпке. Но ему никогда не приходилось этого делать. Сент-Китс был английским портом, а Натан, как англичанин, никогда не стрелял по английским кораблям. А вот французы, голландцы, испанцы были законной добычей.
Его дом был единственным в своем роде: типичным английским коттеджем, приспособленным для жизни в теплом климате, с просторными комнатами и широкими окнами, открытыми ветрам всех направлений. Сверкающие деревянные полы, пальмы в больших вазах, тонкие, прозрачные занавеси добавляли дому местный колорит, но мебель работы английских мастеров была элегантной, и небольшой штат слуг, присматривавших за домом в отсутствие хозяина, содержал дом в безупречной чистоте. Картины на стенах были подлинниками и так напоминали те, которые собирала ее мать, что девушка сразу почувствовала себя как на родине.
Правда, спальня оказалась куда больше той, что была у нее в Англии. Здесь стоял антикварный гардероб из вишневого дерева с инкрустациями слоновой кости на дверцах; кровать с четырьмя столбиками была задрапирована тонким пологом от комаров. С балкона открывались великолепная панорама океана и вид на пристань.
Столовая тоже выходила на океан, а на ужин подали вкусное местное блюдо: фаршированных крабов с жареными бананами и томатами, которое полагалось запивать тонким французским вином.
В окно врывался душистый теплый ветер и доносился мерный шорох океанского прибоя. Кажется, ей будет хорошо здесь. Но Марджери, похоже, придерживалась иного мнения. Весь вечер она изводила слуг злобными взглядами и твердила, что вернется домой первым же кораблем.
Как только недовольная экономка удалилась к себе, Натан повел дочь прогуляться по берегу, понимая, что там они смогут поговорить без помех. Он не стал извиняться за жизнь, которую вел, но постарался объяснить, что заставило его стать пиратом.
— Я был всего лишь юным матросом на торговом судне, когда налетел шторм и мы пошли ко дну. Удалось спастись немногим. Нас носило по океану несколько дней, прежде чем появились пираты.
— Значит, ты посчитал себя обязанным им за спасение жизни? — догадалась Габриела.
— Я бы не стал называть это спасением, Габби. Им просто не хватало рабочих рук.
— Иначе они спокойно проплыли бы мимо и не остановились? — ахнула девушка.
— Совершенно верно. И нам, как обычно, предложили либо присоединиться к ним, либо отправляться за борт. Я выбрал первое.
— Но ты ведь не был обязан оставаться с ними, верно? Когда вы пришли в порт, ты вполне мог сойти на берег и отправиться своей дорогой.
— Мы очень долго не заходили в порт, по крайней мере такой, который не принадлежал пиратам. А когда все-таки зашли, я уже не хотел возвращаться в прежней жизни: мне слишком нравилась новая. Поэтому я решил остаться и, можно сказать, проложил себе путь от матроса до владельца собственного судна.
— Но все это было до или после встречи с мамой?
— Разумеется, до.
— И она ничего не заподозрила?
— Ни в малейшей степени.
— Но что ты делал в Англии, когда познакомился с ней? Натан расплылся в улыбке.
— Искал клад. Капитан того первого корабля приохотил меня к этому занятию.
— Поиски клада в Англии? — удивилась она.
— Нет, меня привела туда недостающая часть одной из карт. Годы ушли на то, чтобы обнаружить, что она находится во владении семьи Карлы. Я и женился на ней, чтобы легче было заполучить карту.
— Неужели ты совсем ее не любил? Натан слегка покраснел.
— Она была красивой женщиной… но нет, девочка, моей единственной любовью было море. А она была просто счастлива заполучить мужа. Бедняжка уже начала волноваться, что останется старой девой, потому что это был ее четвертый лондонский сезон, а ей не сделали ни одного предложения. Конечно, я не считался достойной партией, тем более что в моем роду не было аристократов, но должен сказать, что тогда меня считали неотразимым. Так или иначе, она удивила нас обоих, согласившись стать моей женой. Но супружеское счастье долго не продлилось, и она была рада, когда я уплыл.
Это, разумеется, многое объясняло. Габриела всегда гадала, какие причины заставили ее родителей пожениться, тем более что, встречаясь, вели они себя как совершенно чужие люди. Оказалось, что это не так уж далеко от правды. Значит, и Натан, и Карла преследовали в браке собственные цели. Она хотела ребенка, а для этого был необходим муж. Но за все эти годы Габриела ни разу не усомнилась в любви матери. Даже в самом конце, когда потеря любовника ожесточила Карлу, та никогда не срывала злость на дочери.
— А ты нашел утерянную часть карты? — полюбопытствовала она.
— Нет, — промямлил отец. — Но из-за поисков чересчур задержался и успел зачать тебя. Поверь, дорогая, ты была единственной причиной, по которой я вообще возвращался домой. Но я никогда не жалел о том, что ты у меня есть. Ты стала светом моей жизни, дорогая Габби, источником истиной гордости. Мне очень жаль, что твоя мать умерла и тебе пришлось пройти это испытание в одиночестве. И ты по- настоящему храбра и отважна, если рискнула отправиться сюда, чтобы найти меня.
— Я поняла, что иного выхода все равно нет.
Они остановились полюбоваться океаном, залитым лунным светом. Волны лизали песок у их ног, теплый ветерок играл подолом ее юбки. Отец обнял ее за плечи и привлек к себе.
— Очень обидно, дитя мое, что ты ко всему прочему попала в плен, но я ничуть не жалею, что ты здесь и со мной. Я всегда мечтал об этом.
Слезы выступили на глазах девушки. Она молча обняла отца. Наконец она дома. Только здесь, с ним, она может быть спокойна и счастлива.
Жизнь на Сент-Китсе оказалась волнующей и полной приключений. Каждый день Габриелу будило яркое солнце. По настоянию отца она научилась плавать и несколько часов проводила, качаясь на теплых голубых волнах Карибского моря. Кроме того, она обожала скакать по берегу на купленной отцом лошади и часто
