— Вы можете сесть без моей помощи, дорогая? — спросил Хендрикс. — Если я сойду, чтобы вам помочь, эта парочка может понести. Они сильно застоялись.
— Конечно. — Маргарет проворно поднялась на сиденье. — Между нами говоря, это ведь сказки, что женщины как-то особенно беспомощны.
Хендрикс усмехнулся, натянул поводья; Маргарет расправила юбки.
— Это, дитя мое, самая тщательно охраняемая тайна в мире. Хотя… — Он задумчиво посмотрел вслед удаляющейся карете Друзиллы. — Осмелюсь сказать, что не все женщины хорошо ориентируются в окружающем мире. Например, молодая мисс Мейнуаринг.
— Вот как? — Маргарет постаралась, чтобы голос ее звучал как обычно. Ей решительно не хотелось, чтобы Хендрикс проявлял любопытство по поводу ее отношений с Друзиллой. Слишком уж он проницателен. — Она очень молода, — сказала Маргарет. — Сомневаюсь, что у нее была возможность научиться в чем-либо разбираться. Но это еще не значит, что этого не произойдет в будущем.
— Придется, если она и дальше будет поощрять Дэниелса. Скажите-ка, эта встреча с ним была обговорена заранее?
— Вряд ли, поскольку мысль прогуляться принадлежала мне, — неопределенно ответила Маргарет.
— Понятно. — Хендрикс выбрался из столпотворения экипажей на улицу. — Чувствую, что мне следует предостеречь вас от мистера Дэниелса, дорогая, поскольку вы мало разбираетесь в лондонском обществе, а у вас доброе сердце, из-за которого вы можете попасть в трудное положение.
Услышав такую характеристику, Маргарет мысленно скривилась. Доброе сердце! Знал бы он, какой она бывает подчас недоброй. И по отношению к нему. И как намеревается использовать Друзиллу, чтобы отомстить за себя своему родному отцу.
Но Друзилле она дает только то, чего той хочется. Что же до Хендрикса, выбора у нее просто не было. Действительно не было. Или он — или Джордж. И какую бы приязнь и уважение она ни испытывала к нему, любит она Джорджа. Любит и в таком долгу перед ним, что никогда не сможет расплатиться.
— Если мисс Мейнуаринг воображает, что влюблена в Дэниелса, не позволяйте ей втянуть вас в свои планы, — продолжал Хендрикс. — Мейнуаринг никогда не согласится на брак своей дочери с каким-то нищим провинциалом. Ни один порядочный отец не согласился бы на такое. Маргарет вспомнила, как его общепринятые взгляды оказались косвенной причиной краха того, что ее мать считала приличным замужеством, и как в результате она скатилась к жалкой бедности; все это оттеснило на задний план угрызения совести. Подходящие мужья в глазах высшего общества — это те, кто сподобился двойного благословения: происхождения и богатства. Все прочее не имеет значения. Должно быть, у Дэниелса приличное происхождение, иначе его нигде не стали бы принимать. А это значит, что у него нет денег — главный грех в глазах таких, как Мейнуаринг или Хендрикс.
— Скажите, что привело вас в парк сегодня утром? — Маргарет нарочно сменила тему разговора.
— Я убежал от напыщенных речей в палате лордов. За годы, что я провел у себя в поместье, я забыл одну вещь — способность многих членов палаты говорить страшно долго и ничего при этом не сказать. Я подумал, что небольшая прогулка на свежем воздухе поможет мне восстановить душевное равновесие. Ну, вот мы и приехали. — Хендрикс остановился у дома Филиппа.
— Не хотите ли зайти и выпить чаю? — спросила Маргарет. — Лакей отведет вашу коляску в конюшню. ' — Спасибо, дитя мое, но я скоро должен встретиться с Норфолком и не могу опаздывать. Ведь я ищу его поддержки.
— До свидания. — Маргарет вышла из коляски, постаравшись, чтобы ее юбка не запуталась в колесе. — Мы увидимся сегодня вечером у Кэррингтонов?
— Да.
Внезапный порыв ветра приподнял ее юбку, и Маргарет вздрогнула.
— Идите в дом и обязательно выпейте горячего чаю — сказал Хендрикс. — Вам ни к чему простуживаться.
Помахав рукой, Маргарет посмотрела ему вслед, согретая его заботливостью — хотя она хорошо знала, что заботится он не о ней, а о той, за кого ее принимает, о Мэри Хендрикс.
— Доброе утро, миледи, — поздоровался Комптон, открыв ей дверь. — Как вы и просили, я послал сообщение о гувернантке в контору по найму прислуги, к содействию которой прибегает миссис Смит. В конторе сказали, что в настоящее время у них в списке значатся две подходящие кандидатуры. Претендентки явятся для переговоров, когда вам удобно.
Маргарет удивленно заморгала.
— Какая поспешность!
— Им очень хочется устроить гувернантку в дом графа Чедвика, — сказал Комптон. — Они надеются, что если ваша светлость останетесь довольны, вы будете благосклонно отзываться об этой конторе среди знакомых леди.
Маргарет кивнула. Объяснение это показалось ей вполне резонным.
— Пожалуйста, сообщите в контору, что мне хотелось бы побеседовать с претендентками на должность завтра утром, не очень рано.
— Конечно, миледи. И еще: граф дома. Нервы у Маргарет внезапно натянулись. Она напряглась еще сильнее, когда услышала голос Филиппа у себя за спиной.
— Вот и вы, — сказал Филипп.
Маргарет повернулась и увидела, что он стоит в дверях кабинета. Она окинула взглядом его худощавую фигуру и задержалась на лице, пытаясь понять, в каком он настроении. У нее ничего не получилось.
— Войдите в кабинет. — Филипп отступил в сторону. Маргарет поспешила войти, и он закрыл за ней дверь.
— Я обдумал вашу мысль насчет занятий промышленностью, сказал он.
Маргарет собралась с духом, полагая, что сейчас последует лекция о достоинстве, налагаемом званием пэра, хотя многие английские пэры ведут себя совершенно недостойно.
Эта мысль пришла ей в голову, потому что, хотя Филипп прибег к шантажу в истории с Джорджем, его поведение никак нельзя назвать недостойным. Но утешения ей это не принесло. С недостойным человеком было бы гораздо легче иметь дело, чем с безжалостным Филиппом.
— Я обсудил эту мысль с моим поверенным по дороге домой, после того как попытался добиться хоть какого-то толка от этого тупоголового олуха. — Голос его невольно стал жестче.
— А что это за тупоголовый олух?
Неожиданная улыбка изогнула его губы, и Маргарет почувствовала, как сердце у нее сжалось от насмешливой искорки в его глазах. Когда он улыбается, у него совсем другое лицо. Моложе, беспечнее. Неужели…
Неужели она предается фантазиям? Она резко пресекла игру своего воображения. Улыбается Филипп иди нет, он остается одним и тем же человеком, и цели у этого человека противоположны ее целям.
— Тупоголовый олух, о котором я говорю, — это Сэлфер-тон, — ответил Филипп. — Иногда мне кажется, что я могу с гораздо большим успехом разговаривать с матушкиной коллекцией зверюшек из нефрита. На них по крайней мере приятно смотреть.
Увидев, как он расстроен, Маргарет закусила губу. Она ничего не могла бы сказать, чтобы исправить ему настроение, и поэтому решила немного отвлечь его.
— Завтра утром я буду разговаривать с претендентками на место гувернантки Аннабел, — сказала Маргарет. Филипп нахмурился.
— Я хорошо плачу ее бабке, чтобы все заботы она брала на себя.
— Если вы кому-то платите, это еще не значит, что все Делается хорошо. Вам известно, что Аннабел практически неграмотна? И что Эстелле это совершенно безразлично?
— Эстелла ее бабка, — сказал Филипп.
— А вы ее отец.
Казалось, целую вечность Филипп смотрел на нее, а потом сказал:
— Нет.
Равнодушно брошенное слово словно повисло между ними в воздухе. Нет? Маргарет обдумывала его, не понимая, о чем идет речь.
— Нет, я ей не отец, — ответил Филипп более пространно. Маргарет заморгала, ошеломленная.
