выдавил:
— Ч-что?
— Ей-богу, ты испугался! Ты проклятый трус, Олбрайт!
Но даже тогда Эдриан не желал дуэли с кузеном. Подвела его дурацкая гордость.
— Хорошо, Ротембоу. Пистолеты, на заре.
Артур задохнулся, а Джулиан уставился на него как на сумасшедшего, кем он, в сущности, и являлся.
— Вот и чудесно, — со странной улыбкой ответил Филипп.
Значит, все кончено. Не может быть! Но рассвет наступит слишком быстро, кузен не протрезвеет и не изменит своего решения.
Эдриан чувствовал себя главным действующим лицом какого-то дурного сна. Веселый смех присутствующих указывал на то, что они считают предстоящую дуэль скорее забавной, чем опасной. Только Артур с Джулианом выглядели испуганными, когда пытались урезонить Филиппа. Но тот, черт бы его побрал, лишь гадко хихикал, а затем, покачиваясь, вскинул пистолет и выстрелил.
Что-то в Эдриане сразу умерло. Но Филипп действительно выстрелил, поэтому он с недоверием и отвращением шагнул туда, где оставил свое оружие.
Думать было некогда, ибо над головой у него просвистела вторая пуля. Слепой инстинкт заставил руку схватить пистолет. Он вскинул его, развернулся и затем почему-то спустил курок прежде, чем Филипп успел выстрелить снова…
Резко осадив жеребца, Эдриан прижал кулаки к воспаленным глазам. Образ кузена, сраженного пулей, будет терзать его до конца дней. Но ведь Филипп на самом деле стрелял в него! Или он промахнулся нарочно? Действительно ли Филипп снова поднял оружие для выстрела, или он просто хочет убедить себя в этом?
Эдриан попытался напомнить себе, что у него не было выбора, раз кузен хотел его убить, однако не мог вычеркнуть из памяти взгляд Филиппа. О этот взгляд!
Он пришпорил Грома в тщетной попытке ускакать галопом от боли, которая разрывала его сердце с тех пор, как он потерял того, кто был ему столь дорог.
Такой пустоты он не испытывал со дня смерти матери. Нет, двадцать лет назад он чувствовал не совсем то же самое. Арчи позаботился об этом.
Арчибальд Спенс, маркиз Килинг, был его отцом, тираном, женоненавистником и трусом. Для провинциального круга и света он был ярким примером того, каким не должен быть пэр королевства.
Никто, кроме семьи да нескольких верных слуг, не знал, какими грязными оскорблениями достойный пэр осыпал свою жену, леди Эвелин Килинг, и старшего сына-наследника после того печального дня.
Первое потрясение, о котором Эдриан будет помнить всю жизнь, он пережил в тот день, когда они с Бенедиктом, его младшим братом, услышали слова «шлюха» и «потаскушка», донесшиеся из Зеленой гостиной внизу. Нередко свои оскорбления Арчи подкреплял кулаками. Тогда Эдриан бросался на защиту матери, за что был всегда нещадно бит и обруган всеми непотребными словами, которые приходили в голову явно умалишенному отцу. В те дни Эдриан начал приучать себя к бесчувственности. «Не чувствуй ничего, не чувствуй ничего, не чувствуй…»
Но мать оказалась в ловушке и умерла сломленной, когда Эдриану было только двенадцать лет, и Арчи обратил свою злобу на него. Потом Эдриан вырос, а отец постарел и уже не мог, как раньше, бросаться на него с кулаками или оскорблениями. Тогда он решил под любым предлогом, даже в нарушение закона, выгнать Ю наследника из Килинг-Парка.
Пять лет назад Эдриан отказался вложить деньги в угольную шахту, купленную Арчи. Он ненавидел шахты за условия труда, а особенно за то, что все хозяева ради грязной выгоды с превеликим удовольствием эксплуатировали детей, которые там работали. Но Арчи жаловался, что его доходы не столь велики, как на других предприятиях такого рода, и требовал от Эдриана дополнительных средств, а получив отказ, выгнал сына из дома.
Тот ответил расширением собственного дела, купив верфь в Бостоне. Он заслужил репутацию отличного судостроителя; его клиперы, самые надежные и быстроходные, носились по Атлантике между Англией и Америкой. Производство металлов, налаженное в партнерстве с Артуром, сверх всяких ожиданий приносило такие доходы, какие Арчи и не снились, ибо каждый час бодрствования Эдриан посвящал делу.
И тем не менее он хотел получить Килинг-Парк…
Завернувшись в плащ, он тупо уставился на дорогу.
По какой-то не совсем ясной причине это место было ему особенно дорого. Может, потому, что оно связано с единственным ощущением любви и уюта, которое он познал в материнских объятиях, или с ощущением полной свободы, когда он мальчиком бродил по лесам и долинам. После смерти деда Эдриан стал графом Олбрайтом и хозяином Лонгбриджа, но это не утолило его мечты о Парке, и в свое поместье, не имевшее для него никакой ценности, он приезжал всего несколько раз. Нет, ему нужен только Килинг- Парк, и в один прекрасный день он его получит назло Арчи.
Хотя отец никогда не понимал, чем вызвано презрение старшего сына, Эдриан за многие годы услышал достаточно, чтобы понять в конце концов, почему Арчи говорил своей жене ужасные слова и испытывал отвращение к наследнику. И почему он обожал Бенедикта. Он никого ни о чем не спрашивал, но теперь знал, что является незаконнорожденным. Эта тайна умрет вместе с ним, иначе отец воспользуется случаем и оставит все Бенедикту, не имевшему прав на наследство.
По закону Арчи, если бы пожелал, мог передать младшему сыну личное имущество. Но Килинг-Парк, угольные шахты, дом в Лондоне и замок во Франции принадлежали и его отцу, поэтому не существовало закона, который лишил бы Эдриана титула маркиза Килинга и его владений.
Чтобы не запятнать свое имя скандалом, Арчи скрыл от всех, что жена наставила ему рога и его первенец — бастард. И он не только не отрекся от него, а даже растил как собственного сына. Теперь Эдриан унаследует Килинг-Парк.
Хотя Арчи с великим удовольствием прочитал молитву над могилой отца, он не получил того, о чем мечтал больше всего на свете: смерти Эдриана и короны маркизов Килингов для Бена.
Слава Богу, отца в Килинг-Парке не было, однако Эдриан не нашел тут ни успокоения своему измученному сердцу, ни убежища от вины, снедавшей его душу. Хуже того, Бенедикт не уехал с отцом в Лондон, и три дня, проведенные здесь, обернулись для Эдриана тремя днями страданий.
— О! Вот ты где! А я тебя искал.
— Неужели? — Эдриан равнодушно посмотрел на брата, вошедшего в библиотеку, и отодвинул письмо семье Филиппа, которое вымучивал уже два часа.
— Отец вернулся наконец из Лондона. Он будет ждать тебя в кабинете.
Разговор с Арчи. Только этого ему сегодня и не хватало. Им больше нечего обсуждать, а письмо он должен закончить непременно, ибо со смерти Филиппа прошло уже десять дней.
— Значит, вернулся? И чего он хочет? — спросил Эдриан.
— Понятия не имею, — слишком уж быстро ответил Бенедикт. — Но думаю, он хочет убедиться, что с тобой все в порядке.
Эдриан понимающе улыбнулся: в чем-то его брат силен, но вот лгать совсем не умеет.
— И когда он приехал?
— Часа два назад. Кажется, Брайан не принес тебе виски? Сейчас я скажу ему, чтобы наполнил графин.
— Не трудись, я уже один графин осушил. — Эдриан неторопливо встал из-за стола и, не обращая внимания на удивленный взгляд брата, направился к двери.
— Эдриан! — неожиданно выпалил Бенедикт. — Я… я… полагаю, ты скоро уедешь?
— Не знаю, Бен. А что, меня опять выгоняют?
— Я просто… Я просто подумал, что ты уедешь, — ведь ты всегда так поступаешь.
Конечно, он должен уехать, и чем скорее, тем лучше. Эдриан взялся за ручку двери.
— Ты в Лондон? Скажи, с моей стороны будет слишком навязчиво, если я поеду с тобой?
Черт возьми, иногда Бен разговаривает как ребенок. Эдриан, нахмурившись, посмотрел на брата:
— У твоего отца есть в Лондоне роскошный дом. Почему бы тебе не поехать туда?
— Я не имел в виду… Я подумал… У меня там кое-какие дела, вот я и подумал, что вместе путешествовать легче.
Мальчиком Бенедикт всегда бегал за ним, почти боготворил его.
Он мог бы позаботиться о парне, но Бен теперь не выказывал особой привязанности к нему, как много лет назад, — видимо, стал жертвой интриг Арчи, который обещал младшему сыну Килинг-Парк. Да и сам Эдриан уже не испытывал к брату прежних чувств.
Едва он переступил порог кабинета, как отец вскочил с места, потрясая смятым листом бумаги.
— Убийца! — крикнул Арчи. — Я должен был знать, что этим все кончится! Тебе недостаточно репутации азартного игрока и развратника, да?
Прекрасное начало, как всегда.
— Пожалуйста, отец, выслушайте меня, — сухо ответил Эдриан, пока робко проскользнувший за ним в комнату Бенедикт шел к окну.
— Черт возьми, Олбрайт! Ты убийца!
За много лет Эдриан научился скрывать свои эмоции, поэтому, сунув руки в карманы, прислонился к двери и холодно посмотрел на отца.
— Вы, по своему обыкновению, искажаете факты. Я не хотел убивать его, это он пытался убить меня! Если сомневаетесь, можете поговорить с судьей в Пемберхеде.
Арчи нахмурился:
— Тут и говорить не о чем. Как ты смеешь с таким пренебрежением относиться к гибели сына моего кузена! У тебя нет совести!
Ну и лицемер! Арчи не встречался с родственником пятнадцать лет — он ненавидел отца Филиппа, потому что у них произошла ссора из-за денег.
— Ты не сын мне, слышишь? Я не желаю видеть в своем доме убийцу! Ты никчемный…
— Отец! — воскликнул Бенедикт. — Пожалуйста!
— Нет, Бен, пусть говорит, коли начал, — улыбнулся Эдриан. — Продолжайте, отец… Итак, вы сказали… Побагровев, Арчи вскинул руку со смятым листом:
— Видишь это, никчемная дворняжка? Ты недостоин титула графа, а уж маркиза
