Светящиеся стрелки часов на запястье показывали заполночь.
Он нащупал дверь и вышел. В одном из окон фермы мерцал желтый свет, но неоновая реклама погасла и вокруг лежала глубокая тьма. Светилось лишь окно Серафины; из-под занавески пробивался желтый луч.
Едва Кул шагнул к ее двери, как раздался приглушенный вопль и шум схватки. Он толкнул незапертую дверь и влетел внутрь.
Горела керосиновая лампа, вроде той, что у них в номере; ее желтый свет жарким блеском отливал на багровой физиономии Тока Джонсона. В комнате царил ужасный беспорядок, постель разбросана, пепельница опрокинута на затертый ковер.
Серафина забилась в угол; со странной смесью ненависти, страха и ярости на лице она отбивалась от Джонсона, давшего волю рукам. Девушка явно легла спать в тонкой пижаме. Джонсон застал ее врасплох и сорвал жакет с плеч, наполовину обнажив теплое тело. Прерывистое дыхание вздымало ее грудь. Длинная кровоточащая царапина разукрасила физиономию Джонсона, но и девушки одна сторона рта распухла.
– Отпусти ее! – рявкнул Кул.
Джонсон развернулся, широко разинув слюнявый рот; его вело из стороны в сторону.
– Иди спать, красавчик! Это мое.
Серафина пыталась прикрыть наготу, глаза ее были полны мучительного замешательства.
– Питер, он пьян. Он ничего не понимает...
Джонсон ринулся на Кула, размахивая пустой бутылкой, внезапно оказавшейся в его руке.
– Я убью этого ублюдка!
– Брось! – крикнул Кул.
– Иди ты к дьяволу!
Джонсон замахнулся. Кул шагнул навстречу, отбил его удар и тут же вогнал правый кулак в толстое брюхо. Джонсон с хрипом выдохнул воздух, по подбородку растеклась слюна. Он отлетел к кровати, выпрямился и уставился на Кула. Потом опять пытался перейти в атаку, и Питер снова его ударил, сам того не желая, но не видя иного способа его усмирить.
Джонсон рухнул на четвереньки и замотал головой.
– Не надо больше, – попросила Серафина.
– Ладно.
– Заберите у него оружие.
Про оружие Кул ничего не знал. Он нагнулся над Джонсоном, но тот внезапно ожил, схватил Питера за ноги и рванул. Оба рухнули на пол, причем Джонсон оказался сверху и пнул противника носком ботинка в голень. Кул выгнул спину, сбросил толстяка с себя и отковылял в сторону. Теперь он увидел оружие: из кармана пилота торчал тяжелый 'кольт' сорок пятого калибра.
Джонсон отбросил бутылку и как раз пытался выхватить пистолет, когда Питер наступил на его запястье. Пилот взвыл от боли. Пистолет отлетел в сторону девушки, она забыла о разорванной пижаме и поспешно его схватила.
– Кольт я оставлю кольт у себя, – заявила она. – А его заберите.
– Пошли, – буркнул Кул.
Держась за запястье, Джонсон поднялся на ноги. Его опухшие глаза почти закрылись. Пошатываясь, он переводил взгляд с Серафины на Кула и обратно. В комнате на мгновение повисла тишина.
– Ты прелесть, крошка. И в один прекрасный день...
Кул бросил:
– Заткнись и пошли отсюда.
– Ублюдок, – буркнул Джонсон.
Судя по тому, как девушка держала пистолет, она знала, как с ним обращаться.
Джонсон качнулся к двери, рванул ее на себя и вывалился наружу. Кул бросился за ним.
– Питер, – окликнула Серафина.
Он задержался и заверил девушку:
– Больше он вас беспокоить не станет. Во всяком случае, сегодня.
– Я знаю. Он просто перепил, в этом все дело. Мне очень жаль.
Ее лицо пылало. В мягком свете кожа ее казалась теплой и шелковистой. Кул и не подозревал, как она хороша.
Отбросив эту мысль, он напомнил себе, что у него и так хватает проблем. А она сказала:
– Я хочу поблагодарить вас, Питер. Не возражаете, если мы перейдем на 'ты'? Теперь мы достаточно хорошо знаем друг друга, верно? Ток иногда неуправляем, и мне жаль, что он где-то раздобыл бутылку.
Кула заинтересовало, не повлияла ли бутылка самогона на планы девушки. С оружием Джонсон был хозяином положения, так что Питер был просто признателен слабости этого нахрапистого наглеца, которая привела его в комнату девушки.
– Теперь с вами все будет в порядке? – спросил он.