Если бы ты только предложил мне вполне реальную войну, если бы только протянул мне униформу, сверкающую медными пуговицами, и ружье, из которого я мог бы безнаказанно стрелять; если бы ты предложил мне французских девочек, с губками, вытянутыми в ожидании поцелуя, или покоренных русских баб-крестьянок, послушно открывающих свои крепкие, мясистые ляжки; или стройных, голодающих китаяночек в юбочках с разрезами, вымаливающих пощаду у победителей-американцев... Если бы ты предложил мне вседозволенность войны, блеск ее и славу, восторг узаконенного убийства, прелесть насилия и грабежа, — вот если бы ты предложил мне все эти вещи, Джейсон Тренч, то я бы — клянусь! — тут же встал бы под твои знамена. Клянусь, что плюнул бы на все и отправился бы подбирать славу, как иностранные монеты, брошенные к моим ногам. И ни минуты не колебался бы...
Но вместо славной победы ты предлагаешь вполне реальный вкус сырой земли во рту, предлагаешь — докажи, что это не так? — беспросветную ночь и вымирание, вероятность всеобщего уничтожения. По- моему, войны нынче вышли из моды. Убийцам некуда податься, кроме как выйти на улицу. Или же отправиться на Кубу с самоубийственной миссией, чтобы привести в движение те силы, которые могут означать гибель для всего человечества.
И если огонь — это все, что ты жаждешь, Джейсон Тренч, то я могу посодействовать тебе...
Радиста службы береговой охраны звали Ноулес Петерс, он заступил на пост в Майами в 15.45 и сейчас разбирал сообщения, принятые до него. Дежурный индеец-ирокез Осама, оставшийся, чтобы выпить чашку кофе со вновь заступившей сменой, сидел бок о бок за столом с Петерсом, сортировавшим сообщения и сверяющим их со шпаргалкой, согласно которой радиограммы следовало помещать в те или иные папки.
— Думаю, что увижусь с этой девушкой сегодня вечером, — сообщил Осама, отпивая глоток кофе. — Она утверждает, будто она русская графиня. Ты веришь в такое?
— Даже не знаю.
— У нее рыжие волосы. Думаешь — возможна такая вещь, как русская с рыжими волосами?
— Конечно, таких, должно быть, навалом, — растерянно ответил Петере.
— Почему русской графине так захотелось прогуляться с индейцем, не знаешь?
— А почему бы тебе самому не спросить у нее об этом?
— Я уже спрашивал.
— И что она ответила?
— Она сказала, что мы оба в одинаковом положении, она потеряла все, когда ее родители были убиты во время революции, а я потерял все, когда Соединенные Штаты загнали мое племя в резервацию. Что ты думаешь об этом?
— Не знаю, — честно признался Петере. — А что думаешь ты сам?
— Я думаю, что эта русская графиня — полное дерьмо.
— Может быть, она шпионка? — предположил Петере.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, тайный агент. Она знает, что ты работаешь в службе «Поиск и спасение», и пытается вытянуть из тебя какую-то информацию.
— Да? Я и сам могу ей дать некоторую информацию, так уж и быть! — заявил Осама и разразился смехом. Он взял кофейную чашку, воздел руки к потолку, опять засмеялся и, как бы уверовав в свою правоту, подтвердил: — Ладно, я дам ей кое-какую отличную информацию!
Продолжая улыбаться каким-то своим мыслям, он взял шляпу с одного из шкафов, где лежали папки, подмигнул Петерсу, сказав, чтобы он не принимал эту чепуху близко к сердцу, и вышел из помещения. Петере еще слышал, как Осама там за дверью рассказывал мистеру Бордигяну, что у него назначено свидание с русской шпионкой, интересовался, представит ли мистер Бордигян его к повышению, если он пообещает не выдавать ей никаких секретов. Мистер Бордигян засмеялся, индеец следом за ним, и даже Петере, сортирующий сообщения, не мог не улыбнуться.
Улыбка исчезла с его губ, как только он увидел слово: «ZUG» на сообщении «Меркурия».
Он отделил это сообщение от остальных в стопке и внимательно прочел его:
'Р 0618453
ОТ КБО «МЕРКУРИЙ»
ДЛЯ СБО СЕДЬМОГО РАЙОНА
КОПИЯ ДЛЯ ЦСБО МАЙАМИ
ZUG
1. ЛОДКА «ЗОЛОТОЕ РУНО» НА БУКСИРЕ
2. ПАССАЖИРЫ НА БОРТУ «МЕРКУРИЯ» БЕРЕМЕННАЯ ЖЕНЩИНА НУЖДАЕТСЯ В МЕДИЦИНСКОЙ ПОМОЩИ НЕОБХОДИМ ВЕРТОЛЕТ
3. СЛЕДУЕМ СЕДЬМОГО РАЙОНА ВОЗМОЖНОЙ БЫСТРОТОЙ БЛИЖАЙШИЙ ПОРТ
4. ВОЗОБНОВИЛИ ПАТРУЛИРОВАНИЕ'
Петере был не в курсе всего, что произошло за время предыдущего дежурства, но сообщение в его руках поведало ему о многом. Оно было отправлено с «Меркурия» в 18.45 по Гринвичу или 13.34 по средневосточному времени. Послано командиру службы береговой охраны с копией для информации станции воздушного наблюдения в Майами. «Меркурий» или встретил, или пришел на помощь моторной лодке под названием «Золотое руно», и эта лодка сейчас была у него на буксире, а ее пассажиры — на борту катера. Одна из них — беременная женщина, нуждающаяся в медицинской помощи...
Ну почему «ZLJG»?
Петере вновь перечитал сообщение. Он знал, что «ZUG» означает «нет» или «отвергнуть», и никак не мог понять, как кто-то мог допустить ошибку, подобную этой — предварить весь текст сообщения словом «нет». Конечно, лишь в том случае, если это вовсе не ошибка: если «ZUG» является частью всего этого сообщения.
«ZUG», думал Петере.
«Нет».
«Отвергнуть»?
«Нет» — чему?
«Отвергнуть» — что?
Не верить всему тому, что следует за «ZUG»?
Петере зажег сигарету и пустился в дебаты с самим собой — надо ли обратить внимание мистера Бордигяна на это сообщение?
Если придет огонь, думал Эймос Картер, мы все будем черными. Мы все изжаримся за те две или три секунды, которые уйдут на это у большой бомбы, — а это, парень, полный нуль! Черный нуль! Мы все будем лежать на земле, и тот, кто придет взглянуть на нас, не сможет даже определить — черные мы или белые, потому что все будем поджарены одинаково. Губернатор Валлас будет лежать рядышком с каким-нибудь здоровенным чернеющим ниггером, и никто не сможет определить, кто есть кто. Джейсон Тренч, наконец, собирается привести подлинную демократию в Америку. Он намерен доставить это корыто на Кубу и дать его потопить, а затем мы пошлем на них свои ракеты, а они на нас свои — и черные люди и белые люди все вместе полягут на земле. Зажаренные, как свиньи. И американцы, черные и белые, и русские, как черные, так и белые, и даже китайцы, желтые и желто-черные, — словом, все в этом проклятом мире, все и вся станут одного цвета — черного, по воле Джейсона Тренча, ибо он — спаситель бедных цветных. Амен!.. Только скажу одну вещь, Джейсон! Я не жажду одним прекрасным утром проснуться мертвым, даже если это будет означать, что отныне вечно буду просыпаться рядом с белой женщиной — американкой. Что мне за радость будет с этого, если она будет лежать поджаренной и поэтому отныне навсегда станет такой же черной, как и я? Все знают, что любой ниггер только и мечтает, чтобы трахнуть белую бабу, поэтому посуди — какой толк от белой женщины, если она стала черной? И, кроме того, какой прок и от цветного мужика, если он мертв?
Вот в чем загвоздка, Джейсон. Маленькая неувязочка. Вот тебе черным по белому! Ты не даешь мне ничего, разве не видишь? Ты говоришь мне, приятель, пошли — и наутро ты станешь равным любому в этом мире — все станут такими же черными, как ты. Беда лишь в том, что все будут мертвыми, как и ты, только и всего. Но не бери это в голову — ведь ты желаешь свободы и равенства, разве не так, парень?
Моя мать обычно говорила мне: «Эймос, ты должен пойти в колледж». А я обычно отвечал: «Да, ма».
