— Кто из вас, ребята, врач? — осведомился он.
Никто из людей не отозвался. Но некоторые машинально повернулись, чтобы взглянуть на тощего молодого человека, нервно поднявшего в ответ глаза и тут же попытавшегося спрятаться за спину стоящего рядом мужчины.
— Ты врач? — обратился к нему Толстяк.
Молодой человек кивнул.
— Как тебя зовут?
— Эмил Бандер.
— Пошли, Бандер!
— Ку-ку-куда? Куда? — насилу выговорил Бандер.
— Пошли, — повторил Толстяк и вытащил свою пушку 45-го калибра. Бандер покосился на пушку и кивнул, затем сглотнул и с мольбой взглянул на своих товарищей по несчастью. — Вверх по лестнице! — приказал Толстяк.
Бандер побрел к лестнице и начал подниматься по ней.
— Поживее! — через плечо бросил ему Толстяк, успевший его опередить.
Они выбрались на главную палубу. Небо сверкало звездами, корабль, с шумом рассекая волны, стремился на юго-запад.
— Тебе, очевидно, понадобятся инструменты и прочие причиндалы? — спросил Толстяк. — Где тут лазарет?
— В офицерском отсеке.
— Где это?
— На нижней палубе, посреди корабля.
— Это там, откуда мы пришли?
— Ну, чуть дальше к носу, за машинным отделением.
— Как же туда попасть?
— Можно по проходу мимо капитанской каюты.
— Хорошо, это нам по пути.
— Что вы имеете в виду?
— Каюту капитана.
— Ну, лазарет на палубе ниже.
— Годится!
Они двигались вдоль правого борта. Бандер открыл люк, ведущий в проход. Когда проходили мимо капитанской каюты, то увидели два куска цепи, прикрепленные к двери и переборке, а в свободные концы был продет висячий замок. Лестница на расстоянии двух футов по другую сторону двери пересекала проход и вела вниз, к ружейному складу, каютам офицеров и лазарету. Люк был закрыт.
— Сюда, вниз, — подсказал Бандер. — Послушайте, не можете ли вы объяснить мне, куда мы идем и что мне придется делать? Я хоть буду знать, что мне...
— Тебе придется тащить зуб, — перебил его Толстяк.
— Что?!
— Ага. Зуб капитана.
— О Боже!
— Поэтому тебе лучше запастись щипцами или чем-то в этом роде.
Бандер в отчаянии кивнул. Из хирургических инструментов в медицинском кабинете он взял самые здоровые щипцы, ножницы и бинты — все это, как он надеялся, окажется достаточным, чтобы справиться с капитанским зубом.
Этот день, можно сказать, был худшим в его жизни. Сначала беременная женщина — ну, это они так подумали, что она беременная, затем вся эта стрельба, и вот сейчас он должен тащить зуб у капитана, зуб командира катера береговой охраны, лейтенанта морского флота Соединенных Штатов. Когда же его мукам наступит конец?!
— Послушайте, — сказал он, — может, будет лучше, если вы сделаете это сами?
— О чем ты толкуешь?
— Ну, вытащите зуб у капитана.
— Он просил сделать это именно тебя.
— Капитан просил?!
— Угу!
— О Боже! — произнес Бандер, беря свою сумку. Он взглянул на Толстяка, а затем спросил его, пытаясь хоть что-нибудь выяснить: — Что это такое вы, ребята, затеяли, между прочим?
— Не твоего ума дело, — не замедлил с ответом Толстяк.
— О! — только и смог произнести Бандер. У него из памяти все еще не изгладились роды Аннабел Тренч.
Они опять поднялись по ступенькам. Бандер прошел прямо к двери капитанской каюты, снова посмотрел на цепь с висячим замком и констатировал:
— Заперто.
— У меня есть ключ, — сообщил Толстяк. — Встань-ка в сторонку!
Он повел пушкой в сторону Бандера и полез за ним в карман. Бандер попятился к переборке, Толстяк вставил ключ в замок и открыл его. Потом спрятал ключ обратно в карман, когда засек удивление во взгляде Бандера, и сразу же повернулся. Люк Костигэн спрыгнул к ним через люк, находящийся в четырех футах от того места, где они стояли: обе его руки были сжаты в кулаки, и он поднял их над головой на манер кувалды. Эффект удивления, рассчитанный на двоих, целиком пришелся на долю одного Бандера, который так и остался стоять, прижавшись к переборке, вытаращив глаза и широко открыв рот, тогда как Толстяк ринулся вперед, как боксер, чтобы встретить рывок Люка. Внезапность и изумление должны были уравновесить шансы сторон, не дав Толстяку возможности пустить в ход свою пушку, но из-за неосторожности Бандера преимущество Люка — неожиданность нападения — оказалось упущенным, и теперь Люк, ринувшись вперед с сжатыми в кулаки руками, вдруг застыл как вкопанный и с силой обрушил их, отведя чуть вбок, на голову Толстяка. Как раз в тот момент, когда Толстяк взводил курок. Впервые за эти сутки Бандер повел себя как герой. Он выставил вперед ногу, ровно настолько, чтобы Толстяк зацепился за нее носком ботинка и потерял равновесие. Тот неуклюже подался вперед, тогда как соединенные вместе кулаки Люка, вновь описав дугу, подобно булаве на цепи, заехали Толстяку в скулу и с силой вышибли пушку из его рук, заставив ее волчком скользить по палубе до самого конца прохода. Толстяк врезался в переборку, затем повернулся, чтобы увидеть ошалелыми глазами, как Люк вновь набрасывается на него. Руки Люка, точнее, кулаки уже действовали поврозь: одним он с силой заехал Толстяку под дых, тогда как другим, правым, попытался провести апперкот, который прошел на несколько дюймов мимо челюсти Толстяка. Тот, однако, все еще никак не мог разогнуться: схватившись обеими руками за солнечное сплетение, он хрипел, издавая нечленораздельные звуки и пытаясь восстановить дыхание. Люк сжал левый кулак и обрушил его на загривок Толстяка — так рассерженный кролик лупит передними лапами по барабану, — затем еще и еще, заставив Толстяка опуститься, наконец, на четвереньки. Люк склонился над ним, перевернул на спину, ухватил обеими руками за воротник и разок хорошенько ударил головой о палубу, уже, правда, почти без гнева. Толстяк неподвижно застыл, и Бандер, прислонившись к переборке, тоже. Лицо его было бледным, глаза округлились, ладони плотно прижались к металлу переборки, и он смотрел на Люка так, словно не мог решить, какой из этих двух дьяволов наиболее коварный.
Люк широко распахнул дверь капитанской каюты.
— Помогите мне втащить его к вам! — распорядился он. — Быстрее!
Некоторые утверждали, что Вирджил Купер видит в темноте. Может, так оно и было: он мог это, когда стоял на твердой земле и ощущал под сапогами песок или глину. Но Купер, уж точно, не мог разглядеть ничего здесь, на воде, и только диву давался, как это все время корабли не натыкаются друг на друга. Ну, правда, на них есть радары. Он глянул поверх поручня по правому борту и даже не сумел различить ни единого предмета, кроме звезд, но и они, казалось, висели в кромешной мгле — океан и небо сливались воедино, и никто на свете не мог бы сказать, где кончается один и начинается другое.
Это была темная ночь без луны — что верно, то верно, да и корабль, ныряя в волнах, стремился
