Фантастика всегда была попыткой выйти за пределы реальности.
За это она любима, за это ненавидима.
Сейчас, как мы убедились, изрядная территория «страны фантазии» аннексирована действительностью (или тем, что принято ею нынче считать), в результате чего и подверглась нашествию столь нелюбимых туземцами реалистов и мэйнстримщиков. На наших глазах происходит возникновение неких буферных державок, одни из которых, надо полагать, со временем вернутся в лоно фантастики, другие прильнут к сосцам так называемой серьёзной литературы.
Не в пример широкой публике почитатели фэнтези и НФ в большинстве своём хорошо понимают условность искусства, что, на мой взгляд, говорит об удивительно высокой читательской культуре. Они (воспользуюсь примером одного преподавателя) никогда не кинутся, самозабвенно прорывая холст, спасать персонажей картины Айвазовского «Девятый вал», поскольку прекрасно сознают, что перед ними полотно, а не бушующее море. Даже если особо очарованные из них съедутся на ролевую игру, так ведь условность и в игре присутствует.
То ли дело мистики: для этих что на витрине – то и в магазине. Как говорится, в жизни всегда есть место полтергейсту. Критический рассудок отключён, рубильник – сломан.
Не зря же, ознакомившись с итогами опроса на сайте «Русская фантастика», Эдуард Геворкян не смог удержаться от восклицания: «А что, если фэндом остался единственным островком здравомыслия? Я не знаю, радоваться этому или ужасаться...»
Но с другой стороны, может ли быть иначе, если оккультисты, астрологи и ловцы снежных человеков чуть ли не всей популяцией схлынули через борт? Остались преимущественно читатели.
Чем же всё-таки разрешится данный кризис? Какие очертания примет «страна фантазия», ну, скажем, к 2013 году?
Точно предугадать не берусь, поскольку не в материале, однако мнится, что наша литературная автономия по старой доброй традиции и впредь будет кончаться примерно там, где кончается здравый смысл.
Но всё это, учтите, при условии, что российская действительность в ближайшее время не совершит ещё какого-нибудь кувырка – и хорошо если через голову.
2006
Людка
В одном из рассказов Люды Козинец колдунья, гадая по руке, поправляет полюбившемуся клиенту линию судьбы. Однажды Людка проделала то же самое и со мной, весьма чувствительно вогнав в ладонь свой острый ноготок. Не знаю, что она мне там дорисовала. Вернее, теперь-то уже отчасти знаю – двенадцать лет прошло.
Все мы порой не любим действительность. Трудно её любить. При одной только мысли, что Людки больше нет, от ненависти скулы сводит. Говорят, на том свете свидимся. Даже если так! Евангелие утверждает: свидимся, да не теми. А оно мне надо?
Нравится нам этот мир, не нравится – приходится с ним смиряться. А вот Людка объявила действительности войну, и, вы не поверите, но какое-то время казалось, что побеждает. Все её невероятные замыслы, если не сбывались, то вот-вот должны были сбыться. Или это тоже только казалось?
Обыденность представлялась ей недоразумением, которое надо обязательно исправить, причём сейчас, немедленно. Собрать вокруг себя прекрасных талантливых людей, превратить окружающую жизнь в сплошной карнавал, вернуть словам «честь» и «благородство» их прежние значения – а там посмотрим, чья возьмёт!
Она хотела видеть мир другим. А желание истинной женщины – закон. Захотела – увидела.
Выдумщица, авантюристка. Ей мало было бумажных приключений. Самая заурядная бытовая историйка принимала в Людкином изложении совершенно фантасмагорические черты.
– Если начну рассказывать, как спускалась в батискафе в Мариинскую впадину, ты мне не верь, – честно предупредила она чуть ли не при первом нашем знакомстве.
Запросто могла уверить собеседника и себя за компанию в том, что она инициированная ведьма или, скажем, тайная предводительница «батальона смерти». Возможно, обкатывала таким образом будущие сюжеты.
Ну и дообкатывалась однажды:
– Береги руки-ноги. Мы с тобой рыбы, а у нас это самые уязвимые места…
– Да не верю я гороскопам, Людк!
– Зря.
И началось. Сперва перелом мизинца, потом расплющенный голеностоп, и наконец раздробленное в аварии предплечье.
– Сглазила! – решительно определил друг-травматолог. – Значит, так… Берёшь берёзовый веник, едешь к ней… (дальнейшую часть рецепта я позволю себе опустить, поскольку звучит она не совсем прилично).
В людях Людка ошибалась почти всегда, и не потому что была наивна – просто не допускала мысли, что собеседник её глуп, труслив и бездарен. Призналась однажды, что любит мысленно переодевать друзей, подбирать им соответствующее окружение, обстановку.
– Ну а меня ты как видишь?
Окинула критическим пристальным взглядом.
– Чёрный бархатный берет, – приговорила она, и чувствовалось, что обжалованию это уже не подлежит. – Потёртый, но обязательно лихо заломленный. От пера – один обрубок. Плащ. Тоже чёрный, потёртый. Сидишь в таверне. Дубовый табурет. Вокруг – гульба. Презрительно улыбаешься краешком рта. Безденежный дон – вот ты кто! Но не лизоблюд. При шпаге.
М-да… Действительности сооответствовало всего одно слово: безденежный. Всё остальное было, мягко говоря, неприложимо.
И при таком-то вот знании людей столько лет руководить семинарами ВТО МПФ? А ведь другого старосту, пожалуй, невозможно было и представить.
Какой-нибудь одинокий паук в банке даже сегодня нет-нет да и ругнёт по старой памяти давно почившее ВТО. Не знаю, не знаю… У меня, к примеру, об этой организации воспоминания сохранились самые светлые. Может быть, причина отчасти в том, что появился я там перед самым крахом, когда одиозные личности схлынули, а взамен прихлынули настолько неодиозные, что оставалось лишь диву даваться, как Людмила с нами, негодяями, управляется.
И всё же, как бы она кого ни идеализировала, провести её было крайне трудно. Меня, например, Людка раскусывала с лёту. Значился я в ту пору (с её же, кстати, подачи) литконсультантом. В обязанность мне было вменено отыскивать и поглощать астрономическое количество авторских листов текста, а затем кратенько отзываться о прочитанном. Естественно, уже на третьем месяце работы в присылаемых отчётах вовсю кишели мёртвые души:
«Тюрмотворова А., «Через Афедрон», роман, 414 страниц, отказать. Причина: низкий литературный уровень».
Приезжаю в Тирасполь, встречаемся. Людка с ехидцей смотрит мне в глаза. Первая фраза:
– Тюрмотворова – твоё создание?
Вопрос, понятно, риторический. Податься некуда.
– Моё, – каюсь.
– Ботаник! – негодующе роняет она. – Не умеешь втирать очки – не берись. Тюрмотворова! Таких и фамилий-то не бывает…
А вот и бывает. Я эту фамилию в газете видел.
Приходила в нешуточную ярость, если повторно поделишься с ней каким-нибудь собственным замыслом:
