Память огненных лет

глазами вновь и вновь встает…»

– Вот так и напишу! – пригрозила Светланка, гася окурок о коробок.

* * *

Так она и написала, большей частью, под диктовку старшего товарища. На Аристарха снизошло вдохновение. Плавно помавая левой рукой (в правой у него был стакан со вновь заваренным кофе), он расхаживал по пенальчику редакции и с наслаждением оглашал перл за перлом:

– «Когда мы, не щадя живота…»

– С ума сошел?.. – сердилась Светланка. – Не пропустит Лексевна «живота»! Вычеркнет и напишет: «жизни»…

– Прекрасно! – восклицал Аристарх. – А иначе она весь материал зарубит… Солнышко, тут психология!.. Предлагая редактору идеальный текст, ты как бы бросаешь вызов. Поэтому нужна пара-тройка «блошек». Пусть правит! Пусть ощущает свою необходимость… Как, ты говоришь, однополчанина звали?

– Паша… – Она заглянула в блокнот. – Паша Грохов…

– Вели-колепно! Пиши: «Не забыть мне однополчанина, Пашу Грохова, задушевного моего друга, с которым мы делили тяготы и невзгоды войны. Эх, Паша, Паша… Где ты теперь?»

– Ну, это уж ты… слишком…

– Пиши-пиши.

Точка была поставлена вовремя, буквально за пять минут до того, как открылась дверь и порог переступила добрейшая Алла Алексеевна.

– И это теперь называется бюро! – с горечью произнесла она. – Три часа воду в ступе толкли… – Насторожилась, повела ноздрями. – Кофе? Богато живете…

– Товарищ из Москвы привез, – объяснил Аристарх. – Вам как, Алла Алексевна, с сахаром?

– Не подлизывайтесь, Аристарх, не подлизывайтесь… – ворчливо отозвалась редакторша. – Взяточничество ваше вам на сей раз не поможет. – Она проковыляла к своему столу, и пухлый портфель ее казался огромным, поскольку росточку Алла Алексеевна была крохотного. Этакий добрый гномик, полагающий себя драконом. – Впрочем, об этом потом… Светланочка, что у нас с ветераном?

– Вот, – сказала Светланка – и покраснела.

Ей, действительно, было стыдно. Редакторша взобралась тем временем на стул, приняла протянутый лист и, водрузив очки, приступила к чтению.

– Нет, – сразу же сказала она. – «Память огненных лет» – это, скорее, рубрика, чем заголовок… Над названием – подумайте…

Светланка мелко покивала.

В редакции стояла напряженная тишина. Озадаченно хмурясь, старушка вникала в текст.

– «Живота!» – негодующе прочла она вслух и, аккуратно вычеркнув, вписала сверху: «жизни».

Потом принялась как бы между прочим постукивать по столу шариковой ручкой. С каждым стуком что-то внутри у Светланки обрывалось. И на кой черт она послушала Аристарха! Нет чтобы честно признаться: не справилась, завалила сдачу материала, лепите выговор…

Наконец Алла Алексеевна вздохнула и сняла очки.

– Да, – разочарованно произнесла она. – Все это можно было написать, и не выходя из редакции…

«Сейчас вернет…» – тоскливо подумала Светланка.

Аристарх благоразумно помалкивал.

Алла Алексеевна кивала скорбным морщинистым лицом.

– Будем публиковать, – неожиданно объявила она. – Ему вон уже скоро на пенсию идти, а мы еще о нем – ни строчки. Про остальных ветеранов писано-переписано, один только он и остался… неосвещенный… – Поджала губы, закручинилась. – Не расстраивайтесь, Светланочка. Не вы первая. Все на нем обжигались, и я в том числе… Значит, так! Словесную вашу трескотню я ставлю в номер, а впредь за такие стихотворения в прозе буду карать беспощадно… Минутку! – всполошилась она. – А подпись где? Это же авторский материал, он под его фамилией пойдет!..

– Ой! – вымолвила пунцовая Светланка. – Забыла. Сейчас сбегаю в цех, зачитаю…

– Зачитайте, – сухо сказала редакторша. – Может, какие уточнения будут, хотя сильно сомневаюсь. И обязательно пусть распишется… Аристарх, вы мне обещали кофе!

* * *

Сменного мастера Светланка поймала возле ворот цеха, где тот руководил водружением свежего, едва просохшего плаката: «Мебельщики! Претворим в жизнь решения XXVI съезда КПСС!»

– Как? Уже?.. – возликовал он, когда она объяснила ему, в чем дело. – Вот это, я понимаю, по-нашему, по-русски!.. Медленно запрягаем, зато ездим быстро! Идемте-идемте… Сейчас я его вам пришлю… Ну, молодец!.. Надо же! Чик – и готово!..

Господи, стыд какой! Оставшись одна в «красном уголке», Светланка почувствовала, что щеки у нее горят заранее. Бог с ней, с Аллой Алексеевной, она еще и не такой бред читывала! А вот каково сейчас будет самому ветерану!.. Действительно, стихотворение в прозе… Одни общие слова, а человек-то ведь – воевал! И угораздило же ее сунуться в эту многотиражку!.. Лучше бы в село преподавать поехала, честное слово…

Когда ветеран вошел, Светланка встала. Суд идет.

– Вот, Петр Иваныч, я тут… – пролепетала она, – принесла материал… Я его вам сейчас зачитаю… а вы заслушаете и скажете, что не так, ладно?..

Длинное морщинистое лицо ветерана осталось равнодушным. Велено заслушать – заслушаем… Они снова расположились за тем же столом, друг напротив друга, неподалеку от стенда «По ратной славе равняем шаг».

– «Сейчас, когда вся родная страна встречает трудовыми подвигами славную годовщину Великой Победы…» – мысленно ужасаясь написанному, завела Светланка.

Не смея поднять взгляд на неподвижно сидящего рабочего, она задыхающейся скороговоркой гнала и гнала текст, который упорно не желал кончаться. Каждый последующий абзац был длиннее и кошмарнее предыдущего. У Светланки задрожали губы. «Ну вот, – обреченно подумала она. – Только разреветься не хватало…»

Кое-как одолев бессмертный пассаж: «Эх, Паша, Паша… Где ты теперь?» (сволочь Аристарх!) – Светланка услышала какой-то непонятный звук и испуганно вскинула глаза.

Ветеран плакал.

– Доченька… – всхлипывал он. – Доченька… – и указывал трясущимся пальцем на мелко исписанный лист. – Вот так… Так оно все и было… И Пашка… как живой…