– Внимание! Открывает дверь!.. Пошел сквозняк… Третий! Колыхнул паутиной! Еще раз!.. Пятый, занавеску!.. Занавеску вздуй!..
– Ёлы-палы!.. – молвило в сердцах отражение атлетически сложенного юноши (сына от первого брака). – Ну вот что ты прикажешь делать! Хоть бы один козыришка!..
В серой стене павильона открылась, зазияла прямоугольная брешь, явив часть интерьера небрежно обставленной комнаты, и во внешнее зазеркалье вышло, пошатываясь, сильно похмельное отражение Василия Полупалова, одетое по-уличному: ботинки, лыжная шапочка, пальтецо, из кармана которого выглядывает край пластикового пакета… Прикрыв за собой дверь, отражение постояло немного в невеселом раздумье, затем приблизилось к играющим.
– Кранты тебе, дядя Семен! – ликующе объявил юноша. С маху выложил на кухонный столик три карты подряд, а потом вдогонку еще одну. – Понял, как мы вас? Без единого козыря! – Повернулся к задумчивому отражению хозяина квартиры. – Ну чего, Вась, спровадил? Садись, перекинемся…
– Только и осталось… – буркнул тот, но все же присел на свободное отражение табуретки. – Опять за пивом побежал! – сварливо сообщил он. – Сейчас обратно припрется… Если, конечно, менты не загребут по дороге. – Помолчал и добавил угрюмо: – Совсем спивается, придурок…
– Зеркало-то протер? – поинтересовался юноша, сдавая карты.
– Да лучше б он его не протирал! – вспылил хозяин. – Так, пыль только тряпкой размазал… Ну вот как в такой мути работать, я вас спрашиваю!
Проигравший толстяк заглянул во вновь полученные карты, насупился.
– Сам виноват… – недружелюбно заметил он.
– Я?! – возмутилось отражение хозяина. – У него в дому бардак, а я, выходит, крайний?
– А то кто же? Я, что ли? Мы ведь их не просто должны отражать, мы их воспитывать должны…
– Ну, завел! – с досадой сказал юноша. – Слышь, дядя Семен, уймись, а? Давай ходи лучше…
Недовольный дядя Семен зашел с червей, однако уняться так и не пожелал.
– Ты прости меня, конечно, Вася, – покряхтывая, молвил он, – но без души ты его отражаешь, без души… С холодком. Технично, не спорю, но без души. А ты его так отрази, чтобы ему жить захотелось, пить расхотелось, зеркало как следует захотелось протереть…
– А вот до хрена там! – ощерилось отражение хозяина. – Ишь! Романтика нашел… Нет уж! Реалистом был – реалистом останусь. Пусть видит свою морду – как она есть! Бито…
– Шестеркой, – шепнул у него за плечом некто незримый. – Шестеркой, Вася! Он десяткой покроет, а ты ему… У тебя ж вон две десятки!..
– Цыц! – не оглядываясь, бросил хозяин. – Еще обслуга мне тут подсказывать будет! Иди вон штору колыхай…
– А чего ее колыхать? – обиделся незримый. – Смотреть-то на нее все равно некому! Ушел твой орел и дверь запер…
– А распорядитель? – надменно полюбопытствовал юноша.
– И его нет. Сразу на биржу увеялся.
Все невольно взглянули на радужный шар биржи. Кроме дяди Семена. Хмурился дядя Семен. Опять проигрывал.
– Гляжу я на вас, на молодежь… – с недоброй усмешкой проговорил он, сгребая отражения карт в отбой. – То вам не так, это вам не эдак… Пыль ему, видишь ли, помешала! А вот мы в ваши годы, представь, не ныли, не привередничали… Ты вообще знаешь, где меня первый раз в зеркало приняли?
– Знаю, – буркнул хозяин. – В Коринфе…
– О! – сказал дядя Семен и потряс занесенной картой. – Коринф! – с наслаждением выговорил он, кроя короля козырной семеркой. – А потом еще в Афинах поработать успел… Да-с, это вам, господа лицедеи, не нынешние времена. Золотой Век! Эллада! Античность!.. И ведь в чем отражали-то? В полированной бронзе, черт знает в чем! А какую культуру отразили!
– Да уж лучше в бронзе, чем в луже…
– А сам ты откуда взялся? Не из лужи, что ль?
– Лужа луже рознь. Однако, опять ты дурак, дядя Семен…
Дядя Семен крякнул и, бросив карты, неприязненно оглядел тонущие в пасмурном полусвете пыльные глубины зазеркалья. Кое-где серая однотонность нарушалась цветными пятнами: там громоздились свалки отыгравших полуразрушившихся отражений комнатной мебели, ныне приспособленных для нужд обитателей сумеречного мира – в основном, для настольных игр.
– М-да, непруха… – вынужден был признать ветеран. – Может, еще разок?
– Да нет, не успеем… – Хозяин поднялся и оглянулся на слепой ртутно-серый куб павильона. – Хотя… Что-то он задерживается, соколик мой! До киоска вроде рукой подать…
– Внимание! – негромко, но внятно прозвучало не поймешь откуда. – Отражение Василия Егорыча Полупалова восемнадцать тридцать шесть – срочно к зеркалу семь эр-ка пятьсот шестьдесят один восемьсот тридцать один!
– Ну точно, опять в вытрезвитель загребли! – желчно сообщил хозяин. – Зла не хватает…
– А разве в ментовке зеркала бывают? – усомнился юноша. – Что-то я о таком даже и не слышал… Может, он в магазин зашел, а ты сразу: вытрезвитель, вытрезвитель!
– А! – Хозяин с досадой махнул рукой. – Что ж у них там, в магазине, статистов нет? Отразить некому? Делов-то! Мелькнул – и свободен… Нет уж, раз на гастроли вызывают – значит, серьезное что-то… – И неуловимым цветным бликом скользнул в смутные серые бездны – туда, где должна была располагаться
