охватило все ее тело, когда в нее стало изливаться его семя.
Потом они долго лежали обнявшись, пока не успокоилось дыхание. Кин поднял голову, и некоторое время они смотрели друг другу в глаза.
– Я никогда не представляла себе, как замечательно это может быть.
– Никогда за восемь лет? – изумился он, когда до него дошел смысл этих слов.
Она кивнула.
– Да. Вообще никогда. – Кин на несколько секунд замер.
– Это был твой первый раз? – И, потрясенный, погладил ее по щеке. – Боже милосердный, это был твой первый раз…
Глава 20
Сидя в тени деревьев, Роури безрадостно рассматривала величественное великолепие гор Уосатч. Со времени своего возвращения в «Округ Си» она приходила на это место каждый день, потому что именно здесь она когда-то была с Томасом. Прошла уже неделя с того дня, как она в порыве гнева покинула его дом. Но гнев уже давно прошел, осталась только боль в сердце. Она поняла, что любит его так, что каждый момент без него наполняет ее невыразимой тоской, и эта тоска делает каждый прошедший час целым годом.
Погруженная в свои горестные мысли, Роури заметила приближение всадника только тогда, когда копыта ударили по камням почти рядом с ней. Она в ужасе вскочила, но облегченно прижала руки к груди, узнав, кто это.
На ее лице появилась легкая улыбка.
– О, Кин, я не слышала, как ты подъехал.
– Твои рыжие волосы для индейцев могут показаться костром, – произнес Кин, спрыгивая с лошади, – не похоже, что ты очень осторожна.
Роури печально вздохнула.
– Индейцы не подойдут к дому так близко. Но ты прав – в последнее время я делаю одни ошибки. Наверное, ты знаешь обо мне и Томасе.
Он сел на землю и вытянул ноги.
– Я встретил этого чертовски хорошего парня в компании с бутылкой виски. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – У тебя были какие-нибудь серьезные причины так поступить?
– Нет. И это самое ужасное. Мы поссорились из-за отца.
Кин кивнул.
– Могу себе представить.
– Томас помешал моему отцу повесить Полную Луну.
– Сына Оленя! – Кин присвистнул от изумления. – Ти Джей, похоже, хочет, чтобы нас всех вырезали.
– Томас направил на отца револьвер, чтобы он этого не делал. Когда я попыталась как-то оправдать действия отца, мы вконец рассорились. – Она повернулась к Кину. – Мне этого не следовало делать, я знала, что отец не прав, но мне было его так жаль. Он очень несчастен и просто сам не свой.
Кин обвел глазами горы.
– Тебе надо с ним поговорить. Он может вступить в серьезный конфликт с законом. Я проследил, куда пропали исчезнувшие шпалы. Они находятся в «Округе Си».
Она в волнении повернулась:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Если Ти Джей будет мешать строительству, у него будет столько неприятностей, что и представить трудно. Его парням придется отступить, если сюда пришлют кавалерию.
– Он сам не понимает, что творит.
– Железная дорога здесь навсегда, Роури. И Ти Джей должен с этим смириться. Если он не вернет шпалы, то кончит свою жизнь в петле. Правительство перед этим не остановится. Бог мой, оно разгромило все индейские племена, которые сопротивлялись прокладке железной дороги – от Миссисипи и до этих мест! Ты думаешь, они будут спокойно смотреть на Ти Джея? – Он поднялся и направился к своей лошади. – Постарайся его убедить, иначе этот сумасшедший сам подпишет себе приговор.
Кин вскочил в седло.
– И возвращайся к мужу, которому ты принадлежишь.
Последние слова заставили Роури нахмуриться. Некоторое время она молча смотрела, как он исчезает среди деревьев, затем поспешила к дому.
Когда она вошла в комнату отца, которую он называл кабинетом, владелец ранчо сидел за столом. В этой комнате когда-то любила заниматься шитьем Сара. После ее смерти Коллахен перенес сюда свой стол, но оставил все вещи Сары нетронутыми, как если бы она продолжала заниматься здесь любимым делом.
При появлении дочери он поднял голову от бумаг.
– Отец, я хочу поговорить с тобой, – произнесла Роури.
– О чем?
– Папа, ты сам навлекаешь на себя серьезные неприятности тем, что мешаешь прокладке железной дороги.
– Не знаю, о чем ты говоришь.
– Ты чертовски хорошо знаешь, о чем я говорю.
– Я просил тебя не употреблять таких выражений. Да еще в этой комнате.
– Отец, не старайся переменить тему. И именно в этой комнате ты не должен отрицать правду.
Старик прищурил глаз. – Ты говорила с кем-то из моих людей?
– Нет. К тому же ты не должен подвергать опасности жизнь твоих помощников, заставляя их делать то, что противозаконно.
Коллахен вскочил, в его глазах вспыхнула ярость.
– Не указывай мне, что делать! В «Округе Си» только я имею право говорить, что правильно, а что нет. С каждым днем ты все больше походишь на тот железнодорожный сброд, с которым связала свою жизнь.
– Спасибо, отец. Это лучший комплимент из всех, что я когда-либо слышала. И я тебе хочу сказать еще вот что. Все это время ты совершаешь ужасные поступки. И рано или поздно тебе за них придется отвечать. Мне не стоило тебя слушать. Все, что говорил тебе Томас, было правдой. И я это ему обязательно скажу, когда буду просить прощения за то, что ушла от него.
– Давай. Ползи к нему. Вы стоите друг друга. Если кто-нибудь и изменился, так это ты, девка. Это не та дочь, которую я вырастил. Ты мне не нужна. Мне никто не нужен.
Роури в замешательстве посмотрела на разъяренного отца.
– Каждому человеку нужен кто-то, отец. Я тебя очень жалела, потому и вернулась. – Ее глаза повлажнели. – Я люблю тебя, папа, но я не хочу, чтобы ты в своем горе разрушил мою жизнь так же, как разрушил свою. Посмотри на себя. Разве ты не видишь, каким ты стал?
– Не смей сюда возвращаться, когда твой муж узнает, что ты не унаследуешь это ранчо.
– Отец, Томас не возьмет «Округ Си» и за цент. Мы уедем в Виргинию, как только строительство завершится. – Она направилась к двери. – До свидания, папа. Я всегда буду тебя любить.
Эта пара, стоявшая в тени палаток, негромко переговариваясь, не привлекала внимания спешивших мимо людей.
Кэтлин Рафферти глядела на Кина Маккензи с тревогой.
– Мистер Кейсмент сегодня сообщил мне, что, поскольку Майкла больше нет, я должна покинуть палаточный городок. Утром все семьи отправятся в Промонтори, и, если я желаю, он проводит меня обратно на восток.
Кин сжал ее плечи.
– Я не позволю тебе уехать, Кэтлин. Мы обвенчаемся немедленно.
– Но это слишком быстро. Должен пройти срок траура, – запротестовала она.
– К чертям эти правила, – громко ответил Кин. – Если ты не любила этого ублюдка, почему ты должна его оплакивать?
– Но так положено, я думаю. Так все делают, Кин.
Он приподнял ее голову за подбородок и заглянул в широко раскрытые глаза. Ее удивило, что его взгляд искрился юмором.
– Но, миссис Рафферти, вы и я… согрешили. Так что самое правильное для нас поспешить в церковь и обвенчаться.
Она подавила в себе ответную улыбку.
– Не следует так легко относиться к столь важному вопросу, Кин Маккензи.
– Кэтлин, единственное, что действительно важно, – это наша любовь. Мы обвенчаемся немедленно. Ты согласна?
Несколько мгновений она колебалась. Затем ее лицо осветилось улыбкой.
– Как решишь, Кин Маккензи. Я не могу отрицать, что без ума от тебя.
– А я не буду отрицать, что без ума от тебя, Кэтлин Рафферти, – нежно произнес он, привлекая ее к себе.
Весь путь в город Роури с тревогой размышляла о предстоящей встрече с Томасом. Рассердился ли он на нее? Чувствует ли себя оскорбленным? Как она могла позволить их размолвке зайти так далеко? Удастся ли ей растопить лед, возникший в их отношениях?
Чем ближе она подъезжала к городу, тем больше росла ее тревога.
А что, если Томаса нет в городе? Он может уехать в конец дороги. А может, он уже отправился на восток. В голове возникали все новые вопросы, которые нестерпимо терзали ее сердце.
Когда Роури приехала в город, он уже погрузился в сумерки, улицы были пустынны. Только из таверны доносилась резкая, удивительно немелодичная игра на пианино.
Роури подъехала к дому Томаса и увидела, что сквозь занавески спальни пробивается свет. Ее сердце забилось быстрее: Томас был дома.
Отбросив все сомнения, она направилась к конюшне и вручила вожжи сонному конюху. Затем, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, быстро пошла к дому Томаса. По дороге она заметила Кэтлин и Кина, но не стала их окликать. Ей хотелось пройти незамеченной, чтобы никто не помешал ей, не ослабил ее решимость.
Когда она всовывала ключ в замок, ее руки дрожали. Что, если Томас задвинул засов? Если она начнет стучать в дверь и звать его, это тоже может привлечь внимание. Но дверь сразу открылась. Чувствуя, как бешено колотится в груди сердце, Роури на секунду замерла, ступив в темную комнату, затем решительно подошла к двери в спальню.
И здесь она замерла, услышав плеск воды. Томас мылся.
Внезапно ей в голову пришла дерзкая мысль. Может, стоит избежать неприятной сцены, действуя так, будто ничего не случилось? Почему бы ей не возобновить их отношения, занявшись с ним любовью, как они делали тогда, перед ссорой? Почему бы и нет? Она совратит Томаса, и их отношения войдут в прежнее русло. А если и нет, то потом, в его объятиях, ей будет гораздо легче принести ему свои извинения.
И, взволнованно вздохнув, Роури начала действовать. Открыв чемодан, она стала переодеваться.
Томас выбирался из ванны, обмотав бедра полотенцем, когда
