появился еще в раннем детстве, когда мать рассказала ей, что молния – это знак гнева Господня за их грехи.
Теперь, беспомощная и беззащитная, Роуз низко пригнулась к седлу и боялась, что Его гнев обрушится на нее. Неужели грехи ее и Зака такие тяжкие, что навлекли на них Его ярость?
Почти сразу же полил дождь. Он низвергался настоящими водопадами с гранитных вершин крутых холмов, устремлялся потоками сквозь узкие глубокие ущелья вниз, чтобы еще глубже прорезать уже существующие канавы и овраги. Видимость сразу же уменьшилась до нескольких футов, и разговаривать стало невозможно. Роуз с облегчением вздохнула, когда Зак свернул к скалистой отвесной стене, вдоль которой шла дорога. Хотя возле нее нельзя было спрятаться от дождя, Роуз подумала, что во время такой бури лучше где-то ее переждать, чем пытаться ехать дальше.
Дрожа, Роуз смотрела, как Зак исследует подножие каменистой скалы. Он отошел на несколько футов, и она потеряла его из виду, но через несколько мгновений он вынырнул из пелены дождя.
Взяв ее лошадь под уздцы, он сделал ей знак следовать за ним. Пройдя примерно двадцать ярдов, он остановился у того места, где была привязана к кусту его лошадь.
– Здесь есть небольшое углубление в скале, в которое можно втиснуться, чтобы переждать дождь! – прокричал он.
Роуз кивнула и заползла под козырек, образованный пластом твердой породы. Зак полез за ней следом, и она отодвинулась, чтобы дать ему место. Они были стиснуты, лежа лицом к лицу на боку, но по крайней мере здесь они скрылись от дождя и ветра.
Роуз так сильно дрожала, что у нее клацали зубы.
– Что ты делаешь? – спросил Зак, когда она принялась извиваться, пытаясь снять с себя промокшее пончо.
– Это пончо совершенно промокло и к тому же занимает слишком много места. – Она спустила пончо до талии, потом ей удалось достаточно высоко приподнять голову и руки, чтобы Зак помог ей стащить его через голову. Хотя ее юбка промокла насквозь, блузка была всего лишь слегка влажной.
Зак ближе придвинул к себе Роуз, и она охотно прильнула к нему. Постепенно тепло их прижавшихся друг к другу тел проникло через ее влажную одежду, и она перестала дрожать..
– Эта гроза скоро пройдет, – сказал Зак. Его дыхание приятным теплом согревало ее ухо.
– Не разговаривай, Маккензи. Здесь и так хорошо.
Он накрыл губами ее рот и целовал ее, пока она не задохнулась.
– А как ты теперь себя чувствуешь?
– Теперь даже еще лучше, – ответила она.
– У меня есть пинта виски в моей седельной сумке. Мы можем выпить его прямо сейчас.
– Даже не думай о том, чтобы пошевелиться, – скомандовала она. – Я только начала немного согреваться. Кроме того, я не смогу ничего проглотить лежа. – Она попыталась улыбнуться.
– Смеетесь, мисс Роуз?
– Пытаюсь. Но это все же лучшее из того, что я могу предложить, лежа, мокрая до нитки, под скалой, в то время как гром и молнии пугают меня до смерти. Я хочу тебе кое в чем признаться, Зак. Я до смерти боюсь молний.
Он еще крепче обнял ее.
– Дорогая, я же сказал, что не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
– Именно сейчас мне в это довольно трудно поверить. Тогда попробуй поцеловать меня еще раз.
Он прикоснулся к ее губам, и на несколько драгоценных мгновений она выбросила из своей головы все, кроме чистого наслаждения поцелуем. Но к несчастью, все хорошее когда-нибудь кончается.
– Ну как, помогло? – спросил он.
– Да, но мокрая одежда – в ней не очень уютно. Если бы я ее сняла, мне бы стало гораздо лучше.
Он просунул руку под ее блузку. Она громко вскрикнула, когда его холодная рука прикоснулась к ее груди, но вскоре почувствовала, как ее тело охватил жар в ответ на его нежное поглаживание.
– Должен сказать, мокрое или сухое, но ваше тело, мисс Роуз, по-прежнему в прекрасной форме.
– Клянусь, вы страдаете извращениями, Зак Маккензи. Вы не можете не думать о сексе даже в такое время.
– Я не могу думать ни о чем, кроме секса. Тем не менее я делаю это исключительно из медицинских соображений: я тебя согреваю.
– В других обстоятельствах я бы сказала, что ты лжешь, но это и в самом деле меня согревает, так что продолжай.
Он хмыкнул:
– Мне это тоже помогает согреться, Роуз.
– И к тому же чем скорее мы скинем нашу мокрую одежду, тем лучше.
– Ну так кто теперь думает о сексе?
Она потянула его за ухо.
– Ты знаешь, что я хочу сказать.
– Как только дождь прекратится, мы переоденемся. Я уверен, что смогу найти для тебя что-нибудь сухое.
– Я предусмотрела этот вариант. Кое-какие свои вещи я положила в седельную сумку. – Она зевнула, и веки ее закрылись. – Мне кажется, я сейчас засну.
– Если ты боишься молний, как ты сможешь заснуть во время грозы?
– Потому что ты рядом со мной, Зак.
– Это очень мило, мое золотце. – Его голос затих, а рука, все еще державшая в ладони ее грудь, замерла. Легкое дуновение на ее виске от его ровного дыхания подтвердило ей, что он заснул.
Она тоже закрыла глаза.
Роуз проснулась оттого, что Зак пинал ногой седла, которые он кучей сложил на выходе из их тесного укрытия. В отверстие проникал дневной свет, и, что гораздо важнее, дождя уже не было.
Когда Роуз выползла, вслед за ним, она поморщилась от боли. После сна на земле в сырой одежде она была такой окостеневшей, что едва могла двигаться. Кажется, каждая косточка ее тела болела.
Зак проверял лошадей, и она крикнула ему:
– Доброе утро!
Он повернул голову и улыбнулся:
– Привет! Как ты себя чувствуешь?
– Как будто по мне прошелся камнепад.
– Это пройдет. Благодари небеса, что наши лошадки, кажется, не пострадали от сурового испытания, – ответил он, продолжая осматривать лошадей.
– К несчастью, я не лошадь, – пробормотала Роуз. Она прижала руки ко рту, чтобы сдержать приступ тошноты, накативший на нее, когда она попыталась сесть. Она никогда не чувствовала себя так отвратительно, а Зак больше был обеспокоен состоянием этих проклятых лошадей, чем ее собственным.
Ну ладно, делать нечего. Сначала ей необходимо снять с себя мокрую одежду. Она подтащила к себе седельную сумку и вытащила чистую смену белья.
Ее ноги так сильно дрожали, что, попытавшись встать, она рухнула на колени. Она знала, что ей надо заставить себя как можно больше двигаться, чтобы выгнать эту окостенелость из тела, поэтому она сделала еще одну попытку. На этот раз ей удалось удержаться на ногах.
Расстегивая блузку, она заметила на ткани пятна крови. Осмотрев себя, она увидела несколько пятен и на юбке.
– У меня идет кровь!
Она лихорадочно начала ощупывать все тело, но не могла найти, откуда течет кровь. В панике она перевела взгляд на Зака, который как раз шел в ее сторону, и застыла, в ужасе уставившись на его запекшиеся от крови рубашку и джинсы.
– О Господи, Зак! Это, оказывается, у тебя идет кровь, а не у меня.
Совершенно очевидно, что рана у него на ноге не такая пустячная, как он думал вначале, – на штанине выступили свежие пятна крови. Такое же неутешительное зрелище являла собой и рана на плече – рубашка тоже промокла от свежей крови.
– Твоя нога, Зак! А плечо! Сколько крови ты потерял!
– Да, они все еще кровоточат. Но пули вышли, поэтому надо только обработать раны.
– Давай садись и, ради всего святого, дай мне осмотреть твои раны! – Она взяла его за руку и подвела к скале, чтобы он мог к ней прислониться. Когда она потянула его за руку, заставляя сесть, то заметила, что он как-то совсем слабо сопротивляется. Ее сердце сжалось. Он слабеет, а это значит, потеря крови слишком велика.
Осторожно она стянула с него рубашку. Входное отверстие раны на плече было достаточно маленьким, но выходное отверстие на спине было гораздо больше и выглядело скверно.
Подумав о том, как он всю ночь терпел адскую боль, она содрогнулась. Сочувствие обернулось гневом. Как мог он так пренебрежительно отнестись к своим ранам!
Она порылась в седельной сумке и вытащила оттуда сверток с марлей. Потом оторвала подол от запасной нижней юбки, которую захватила с собой, и разорвала его на кусочки.
– Чего тебе еще не хватает? – спросил Зак, когда она снова полезла в седельную сумку.
– Виски, о котором ты говорил прошлой ночью.
Она нашла не только виски, но и банку с маринованными яблоками.
– Вот спасибо, миссис Даунинг! – пробормотала она. Обработав обе раны марлей, обильно смоченной виски, Роуз наложила на них компрессы и крепко забинтовала полосками ткани.
Когда она принялась стаскивать с него ботинки, Зак попытался остановить ее:
– Я вполне могу сделать это сам.
– Сиди спокойно, – приказала она и отложила ботинки в сторону. – Теперь штаны.
– Ты и их тоже собираешься с меня снять?
– А как ты думаешь? – Она едва не закричала, когда увидела окровавленный шейный платок, которым была перевязана рана на бедре.
– Я всегда мечтал об этом моменте, – с иронией произнес он, когда она расстегнула его джинсы. Он повернулся на бок, чтобы ей было удобнее спустить штаны с его бедер.
– А насчет того, чтобы истекать кровью чуть не до смерти, ты тоже мечтал?
Роуз обмыла и перевязала рану на бедре. К тому времени как он был полностью переодет в сухую одежду, она чувствовала себя совершенно измотанной. Сидя на коленях, она пыталась отдышаться. Ее сердце болело от страха за него – никакие перевязки и дезинфекции в мире не могли вернуть ему кровь, которую он потерял.
Зак прислонился к ней лбом.
– Не убивайся из-за меня, Роуз. – В его голосе было больше подтрунивания, чем раскаяния.
Разве он не знал, что она не вынесет, если с ним что-
