Хотя Майра доложила о предстоящей свадьбе, Генри все же хотел услышать о ней своими собственными ушами от заинтересованных лиц.
— Именно это мы с Энджелин и собираемся сделать, — объявил Руарк. — Завтра вечером судья Свит поженит нас. Приглашаем вас всех на это торжество.
Все взгляды разом обратились к Роберту Скотту.
— Ну что вы все на меня уставились? — огрызнулся тот. — По мне, пусть будет так, как лучше для Томми. Я ведь тоже его люблю…
Налив стакан вина, Руарк передал его Майре, тем самым включая ее в семейный круг.
— Каждый из нас сделал или сказал нечто такое, о чем потом пожалел, — сказал он, поднимаясь с места. — На каждом из нас лежит та или иная вина. Но, как правильно заметил Генри, пора уладить наши разногласия, забыть и простить нанесенные нам обиды и сделать то, что нужно для Томми. За это я и поднимаю свой бокал.
Он бросил осторожный взгляд на Энджелин и добавил:
— Надеюсь, что ко мне присоединятся все присутствующие…
Он поднял бокал и провозгласил:
— Итак, за Томми!
«Благослови тебя Господь, Томми!» — растроганно подумала Сара, чокаясь со всеми.
Руарк не сводил глаз с Энджелин. Он заметил, как она, чуть шевеля губами, повторила его тост. Их взгляды встретились, и она медленно поднесла бокал ко рту.
Оторвавшись от утренней газеты, Руарк увидел Томми, бочком входившего в его кабинет.
— Доброе утро, Томми!
Малыш ничего не ответил, продолжая сосредоточенно и с удивлением изучать Руарка.
— В чем дело, сынок?
— Руарк — папа? — спросил малыш.
— Ах, вот оно что!
Руарк похлопал себя по ноге:
— Иди-ка сюда, Томми!
Тот с готовностью подбежал, и Руарк помог сыну вскарабкаться к нему на колени.
— Это мама сказала, что я — твой папа?
Томми кивнул.
— А она сказала, что и ты, и она теперь будете жить здесь?
— И нэнни, и деда…
— Правильно, — подтвердил Руарк.
— …и дядя Роби, и тетя Селеста…
— Да, и они тоже, — снова подтвердил Руарк. — Ты этому рад?
Он напряженно ждал ответа, но внимание малыша уже привлекла цепочка от часов, свисавшая из жилетного кармана Руарка.
— Смотри, папа, — лошадка!
С этими словами Томми потянулся за часами. Желая позабавить сына, Руарк принялся раскачивать на пальце золотой брелок, и радостный смех ребенка зазвучал мелодично, словно далекий колокольчик в летний вечер. Возбужденно захлопав в ладоши, Томми воскликнул:
— Лошадка бежит, правда, папа?
Потянувшись к часам, он схватил их и при этом непроизвольно нажал на кнопку. К изумлению ребенка, часы вдруг раскрылись. И тут же его круглые глазенки засветились восторгом при виде нового неожиданного зрелища.
— Мама! — радостно закричал он, прижимаясь губами к портрету Энджелин, обнаруженному им на внутренней стороне часов.
— Люблю мамочку, — громко объявил малыш. — А папа любит маму?
— Да, папа любит маму, — признался Руарк.
Приложив палец к губам, он заговорщически подмигнул Томми и прошептал:
— Ш-ш-ш… Пусть это будет наш секрет, ладно, Томми? Маме мы о нем не скажем…
Малыш, подражая отцу, тоже приложил пальчик к губам и прошептал:
— Ш-ш-ш…
Услышав в коридоре голос матери, Томми соскочил с колен Руарка и помчался к двери. На пороге он остановился, обернулся к отцу и, широко улыбаясь, снова приложил палец к губам:
— Ш-ш-ш…
Сердце Руарка сладостно забилось в груди. Подумать только, у этого карапуза такие же ямочки на щеках, как у Энджелин!.. Томми ждал, пока Руарк повторит так понравившийся ему жест, и, лишь услышав очередное «ш-ш-ш», направился к выходу.
— Запомни — это наш секрет! — крикнул Руарк ему вслед.
Малыш с серьезным видом кивнул и помчался разыскивать мать.
Целый день Энджелин удавалось счастливо избегать Руарка, и теперь она, самодовольно улыбаясь, любовалась в зеркале результатами своего тщательно продуманного плана. Днем она предприняла специальный вояж в Сент-Луис и приобрела там платье. Длинные рукава, высокий воротник, застегивающийся у самого горла, полное отсутствие какого-либо изящества в фасоне в сочетании с дешевой черной тканью, из которой был сшит этот «наряд», делало платье вызывающе скромным, если не сказать унылым.
— Ты уверена, что оно тебе нравится? — удивилась Селеста и скорчила гримасу. — Ты в нем выглядишь как настоящая…
— …матрона, — докончила фразу Энджелин. — Да, именно так я и хочу выглядеть.
Свои длинные черные волосы она разделила пробором строго посередине, зачесала назад, заплела в две тугие косы и скрутила в толстый пучок на затылке. Прическа, надо признаться, в целом выглядела сурово и совершенно непривлекательно.
— С этой прической ты похожа на тюремную надзирательницу, — неожиданно объявила Селеста.
Энджелин взяла невестку за руку. Многое в ее жизни все еще оставалось для нее загадкой, поэтому, услышав такое признание, Энджелин участливо спросила:
— А тебе приходилось сидеть в тюрьме, Селеста?
— Ну что ты! Нет, конечно.
Энджелин с облегчением отпустила ее руку.
— Тогда откуда же тебе известно, как выглядят тюремные надзирательницы?
— Ну, просто я себе именно так их представляла, — призналась Селеста. — Как-то на улице я видела, как женщин-заключенных перевозили в особой повозке, и должна тебе сказать — ты очень похожа на их начальницу.
— Будем надеяться, что это сравнение придет в голову и Руарку, — со смехом сказала Энджелин, облизываясь, словно сытая кошка.
Когда она спустилась вниз к гостям, раздался удивленный шепот. Руарк, который прекрасно разгадал ее намек, усмехнулся и поднял свой бокал, давая понять, что пьет за ее здоровье.
В своем светло-сером костюме, превосходно сшитом и отлично подчеркивавшем его широкие плечи, Руарк выглядел даже красивее, чем обычно. Он двинулся навстречу Энджелин и оказался у нижней ступеньки одновременно с Генри.
— Ну что у тебя за прическа, детка! А платье? — укоризненно произнес Генри, шокированный наружностью дочери. — Разве так можно, доченька? Должен тебе сказать — ты хватила через край. Это уж никуда не годится… — Он сокрушенно покачал головой и вынес окончательный приговор: — Сдается мне, что это платье совсем не подходит невесте в день свадьбы!
— Это все сделано специально для меня, — заверил его Руарк. — По-моему, перед нами вариант мешковины. И все же даже в этой тюремной одежде ты кажешься мне прекрасной, моя Энджел! Ты — просто очаровательная невеста…
Генри, все так же покачивая головой, отошел. Похоже, ему никогда не понять ход мыслей женщины,