технологии европейцев. Хивика избежала многих эпидемий, хотя кое-какие из них завезли с собой арабы, но в результате этого потомки жителей острова приобрели необычайный иммунитет к болезням европейцев.
— Вы должны знать, что Хивика все еще придерживается старой религии, — продолжал Джильберт. — Их священники или шаманы приписывают себе магические колдовские силы. В их обязанности, кроме всего прочего, входит также охрана некоторых мест, которые для всех остальных являются табу. Одно из таких мест — пещера в одной из гор, неподалеку от берега, на одном из больших островов. О ней известно немного, но перкунские ученые кое-что смогли узнать. Священники-колдуны называют эту пещеру «Дыра между мирами». Иногда из глубины пещеры, оттуда, где собственно и находится эта «дыра», доносятся ужасные звуки. Кажется, что задняя стена пещеры растворяется и священники могут на миг увидеть другой мир. Может быть, «мир» — не точный перевод слова, которое здесь используется. Оно может означать и «Место Богов». Священники не осмеливаются приблизиться к этим Вратам, потому что они верят, что Ке Агуа, Бог Неба и Бурь, живет именно в этом мире.
На Ту Хокса все это произвело огромное впечатление.
— Это звучит слишком сказочно, чтобы быть правдой, — сказал он после короткого раздумья. — И я боюсь, что теперь не смогу избавиться от мыслей об этой истории. Но, может быть, эта пещера является природным феноменом.
— Врата — естественный феномен, — сказал Джильберт. — Все это стоит основательно изучить, как вы думаете?
— Я бы охотно отправился туда, — сказал Ту Хокс. — Действительно, самое лучшее — это немедленно отправиться в Хивику. Но это исключено.
— Когда война закончится, мы можем отправиться туда вместе. Если там действительно существуют настоящие Врата, мы можем пройти сквозь них и, я, по крайней мере, так думаю, не стану колебаться ни мгновения. Я охотно взгляну на землю своих предков.
Ту Хокс кивнул, но подумал, что Земля-1 будет для Джильберта интересным местом для одноразового посещения, но вряд ли он найдет ее подходящей, чтобы остаться там жить навсегда. Джильберт будет страдать от чувства оторванности и одиночества, которое заставляло страдать Ту Хокса и О'Брайена в этом мире. Даже теперь, когда Ту Хокс он приспособился к новому окружению и даже находил в нем довольно много приятного, он еще ни разу по-настоящему не чувствовал себя дома. Он просто не принадлежал к этому миру.
Кто-то постучал в дверь их купе. Ту Хокс открыл, и молодой офицер отдал им честь.
— Извините, что я помешал вам. Но в этом поезде заболела дама, и она спрашивает вас.
Ту Хокс последовал за офицером в другой вагон и обнаружил там Ильмику Хускарле, лежавшую на диване в купе, окруженную озабоченными и готовыми помочь людьми. Она была очень бледной. Сидевший рядом на диване врач, прищурил глаза и сказал Ту Хоксу:
— Если она чего-нибудь поест, ей станет лучше, — он покачал головой. — Это обычная история в такое несчастливое время. Многие из высокородных потеряли свои земли и свои деньги — все, кроме своего титула и…
Врач осекся, словно сказал что-то лишнее. Ту Хокс сердито взглянул на него. Безнадежное состояние Ильмики, казалось, чуть ли не радовало этого человека. Наверное, он был рядовым и разделял антипатии и зависть низших классов к привилегированным. Ту Хокс, в общем-то, понимал его чувства. Большинство населения страдало от нещадной эксплуатации высшими классами, от несправедливости классового правосудия и было фактически. И, тем не менее, он возмутился поведением врача. Ильмике сейчас было тяжело. Семья ее была уничтожена или рассеяна по стране, дом и состояние оказались в руках врагов. А, попросив принести девушке тарелку супа, Ту Хокс выяснил, что у нее не осталось ни пфеннига денег.
Ильмика ела суп, и слезы ее текли по щекам и капали в тарелку.
— Я лишилась всего. Уже два дня я ничего не ела. Теперь каждый знает, что я осталась без средств. Я нищая. Мое имя обесчещено!
— Обесчещено? Если это так, то это произошло с большей частью дворян Блодландии. К чему эта фальшивая гордость? В этом виновата война, а не вы. Кроме того, настало время, когда вы можете показать, что благородство может быть не просто пустым звуком, а чем-то большим. Нужно поступать благородно, чтобы быть благородным.
Она слабо улыбнулась. Он заказал еще кусок ветчины и ломоть хлеба, и Ильмика их быстро и жадно съела. Поев, она прошептала ему:
— Если бы только можно было спрятаться от этого навязчивого нездорового внимания.
— В моем купе найдется место и для вас, — сказал Ту Хокс. Он помог встать ей на ноги и повел через переполненный вагон к своему. Там он уложил ее на нижнюю полку, и девушка мгновенно заснула.
Проснулась она поздно вечером. Ту Хокс предложил ей поесть. Джильберт пошел в вагон-ресторан, чтобы раздобыть чего-нибудь съедобного, а Квазинд стоял перед дверью купе в коридоре, так что они остались одни. Ту Хокс подождал пока она пережевала холодную и сухую еду, а потом спросил: не хочет ли она работать у него секретаршей. Она покраснела, и он уже ожидал, что Ильмика вспылит. Но когда услышал ее шепот, ему стало ясно, что девушка неправильно поняла его предложение.
Он безрадостно усмехнулся.
— Нет, я не спрашиваю вас, хотите ли вы быть моей любовницей. Кроме обычных обязанностей секретарши вам ничего не придется делать.
— Почему я не должна быть… вашей любовницей? — спросила она. — Я так много должна вам.
— Не так уж и много! И я никогда не потребую такого вознаграждения. Мне нужна женщина, которая меня любит — или, по крайней мере, желает.
Девушка была все еще взволнована и неотрывно смотрела в глаза американца.
— А если я не хочу вас, в праве ли я принимать от вас еду и заботу?
Он встал и нагнулся над ней. Она подняла к нему лицо и закрыла глаза. Руки ее обвились вокруг его шеи. Она нашла своими губами его губы и прижалась к нему всем телом.
Он оттолкнул ее.
— Не принуждай себя. Ты же не хочешь целовать меня.
— Мне очень жаль, — она отвернулась и начала плакать. — Почему меня никто не хочет? Ты отталкиваешь меня, потому что это животное из Инскапинтика обесчестило меня?
Ту Хокс взял ее за плечи и повернул к себе.
— Я не понимаю тебя, Ильмика. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты тоже меня любила. Но я скорее повешусь, чем возьму себе женщину, которая считает меня своим последним убежищем, а на самом деле — я ее не недостоин и, кроме того…. низкороден, — сказав это, он отпустил ее и выпрямился. Мое предложение остается в силе. Ты можешь обдумать его, пока мы не прибыли в Толкинхэм. А сейчас я выйду из купе.
Он закрыл за собой дверь. И остаток ночи провел в коридоре, сначала стоя, потом устроившись полу, пока, наконец, не заснул. Это был беспокойный сон. Когда поезд прибыл в Толкинхэм, Ту Хокс проснулся и зашел в купе. Джильберт был там один.
— Куда ушла девушка? — спросил Ту Хокс.
— Не знаю. Мне показалось, что она хотела попрощаться с вами.
Ту Хокс снова протиснулся сквозь ропщущую толпу в коридоре, выбрался из вагона и обыскал вокзал. Ильмики нигде не было. Он хотел было послать Квазинда на ее поиски, но у вагона его остановил офицер и передал приказ, согласно которому Ту Хокс должен был прибыть к генералу Греттирсону. Ту Хокс не знал, зачем он мог понадобиться генералу-пехотинцу. В одном из армейских грузовиков летчик прибыл в большой военный лагерь за пределами Толкинхэма и пошел к бараку генерала. Греттирсон проинформировал его, что блодландские военно-воздушных сил больше не существует. Нехватка горючего обострилась, а масло и бензин нужны для бронемашин и других наземных транспортных средств. Ту Хокс прикомандировывается к полку бронемашин и должен служить там, пока хватит горючего. А потом, как и все остальные, будет сражаться в пехоте.
Ту Хокс покинул барак с уверенностью, что война проиграна. Еще месяц-два — и Блодландия будет принадлежать Перкунии.
После четырех недель отчаянных оборонительных боев Ту Хокс услышал несколько новостей о
