то кружка эля привнесла в их беседу еще более доверительный оттенок.
- Дружище, - сказал мистер Шриг с зажженной свечой в руке, перед тем как они разошлись по спальням, - есть вещи, о которых трудно говорить словами, и одна из них - благодарность... Спокойной ночи, Дэвид, и не тревожьтесь ни о чем и ни о ком, ибо закон - законом, и долг - долгом, но дружба всегда будет дружбой!
Оставшись один, Дэвид запер дверь своей комнаты, присел на постель и долго не отрываясь смотрел на горящую свечу. Потом он вынул из-за пазухи кинжал с серебряной рукояткой и принялся хмуро разглядывать ненавистную улику. Снова не видать ему покоя, пока не решена старая проблема - куда же это спрятать?
Глава XLIII,
не имеющая отношения к разгадке тайны, и потому ее вполне можно пропустить
Многочисленные обязанности Дэвида в обширном поместье Лорингов зачастую уводили его далеко от дома. Дважды, припозднившись, он по счастливому стечению обстоятельств встречал Антиклею, и оба раза на одном и том же месте, где узкая тропа соединялась с большой дорогой. Эта уединенная тропа, укрытая в тени деревьев и высоких изгородей, была идеальным местом для таких встреч. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, поравнявшись с примечательной развилкой, Дэвид свернул под тенистый свод и с надеждой огляделся, прислушиваясь, не раздастся ли поблизости желанный стук копыт. Солнце припекало; даже тут, в густой тени, было жарко, но Дэвид с достойным подражания терпением прождал целых пять минут, улыбаясь своим мыслям. Он думал о том, как бесстрашно и грациозно держится Антиклея в седле. Им следует почаще ездить на прогулку верхом. Впрочем, и походка у нее, словно у богини... А волосы такого своеобразного оттенка - конечно же, самые прекрасные на свете!
Дэвид предвкушал радость встречи, однако по прошествии десяти минут заерзал в седле, всмотрелся вперед, оглянулся назад, посмотрел по сторонам никого. Он начал впадать в уныние, да и жажда давала себя знать. Прошло еще десять немыслимо долгих минут напрасного ожидания, и вот уже перед нами оставленный надеждой, осмеянный фортуной и впавший в отчаяние страдалец.
Проклиная свою глупость, он тронул коня, как вдруг до его слуха донесся лязг ведра, грохот цепи и скрип во'рота, указывающие на близость колодца и прохладной чистой воды. Дэвид повернул лошадь и, проскакав с полсотни ярдов, выехал к небольшому постоялому двору или скорее придорожной харчевне. Других домов поблизости не было, и выглядела она как-то неуместно. Еще более неуместно выглядел отдыхающий на скамейке перед входом элегантный джентльмен. Он сидел развалясь, и глаза его блестели так же холодно и ярко, как пуговицы сюртука, а щеки лоснились почти так же, как башмаки. Короче говоря, перед Дэвидом сидел щеголь, модное платье и высокомерный вид которого могли вызвать либо зависть, либо неприязнь.
Когда Дэвид подъехал и натянул поводья, джентльмен, поднеся к правому глазу монокль в золотой оправе, томно оглядел всадника, потом его лошадь и снизошел до похвалы:
- Дья-а-вольски благородная тварь!
Дэвид, которому не понравилось лицо джентльмена, перевел взгляд на его великолепно сшитый сюртук и жилет в цветочек, потом на штаны из белоснежной оленьей кожи и добрался до блестящих, с кисточками, башмаков. Он живо почувствовал, каким неуклюжим в сравнении с этим костюмом выглядит его собственное платье, и начал раздумывать над тем, что надо бы при первой возможности заказать другое, когда владелец роскошного наряда оторвал его от этих размышлений. В голосе джентльмена прозвучало нетерпение.
- Эй, вы меня слышали? Я сказал, что восхищен вашей скотиной. Какую цену вы за нее хотите?
- А я любуюсь вашими башмаками, - ответил Дэвид. - Они продаются?
- Продаются? - Джентльмен вытаращил глаза. - Что значит 'продаются'? Дьявол! 'Продаются', черт возьми! Да вы, ей-Богу, неотесанный мужлан!
- А вы несносный самодовольный болван, сэр!
- Болван?! - Джентльмен задохнулся от возмущения. - Да вы никак пытаетесь оскорбить меня?
- В меру своих скромных способностей, сэр.
- Ах вот как, черт побери! Ну что ж, для наглых молокососов существуют трости...
- А для зрелых наглецов - хлысты!
- Десять тысяч чертей! - вскричал джентльмен, вскочив на ноги. - Ты смеешь угрожать мне, деревенщина?
- Нет, всего лишь сообщаю, сэр! - ответил Дэвид и, переложив хлыст в правую руку, приготовился спешиться.
Но в этот момент из дверей харчевни выбежал обеспокоенный хозяин и засеменил к забиякам.
- О, господа, господа, прошу вас, перестаньте, джентльмены! запричитал он. - Моя бедная жена лежит в постели, она вот-вот должна родить нашего седьмого, а у меня ужасно разболелось ухо. Пожалейте нас, господа, не затевайте здесь ссору!
Надменный джентльмен только рявкнул в ответ и, свирепо глядя на Дэвида, шагнул к лошади. Однако с видимым усилием все же сдержался, воинственно заломил шляпу и, повернувшись на каблуках, скрылся в доме.
- Господи, Боже! - произнес озабоченный хозяин, глядя ему вслед. Какой лютый, свирепый господин! А у меня в ухе стреляет, и жена, бедняжка...
- Примите мои соболезнования и пожелание скорейшего разрешения всех ваших проблем, - сказал Дэвид и похлопал его хлыстом по плечу. - И пришлите, пожалуйста, кружку эля.
- Благодарю вас, сэр, сию минуту, сэр.
Владелец харчевни, вздыхая, засеменил прочь, а Дэвид развернул свою лошадь так, чтобы видеть дорогу. Но, к его разочарованию, Антиклея не приехала.
- Экий вспыльчивый, сердитый господин! - вздохнул хозяин, подавая ему кружку с высокой шапкой пены. - Сидит, сквернословит и богохульствует в моей лучшей гостиной, а моя бедная жена...
- За нее и за вашего седьмого! - улыбнулся Дэвид. - Благослови их Бог!
Он поднес кружку к губам и начал жадно пить. Он все дальше запрокидывал голову назад, пока его глаза не встретились с другими глазами - огромными, темными и заплаканными. В них было столько страдания и молчаливой мольбы, что Дэвид едва не поперхнулся. Эти глаза смотрели на него сквозь решетку небольшого окна под карнизом постоялого двора. Не успел он собраться с мыслями, как белая тонкая рука с лихорадочной поспешностью открыла окно и оттуда показалось прекрасное юное личико.
- О, сэр, ради Бога... - услышал Дэвид страстный шепот. - Он меня запер, и я так боюсь! Умоляю, вызволите меня отсюда... Прошу вас, сэр...
Дэвид все-таки поперхнулся, закашлялся, сунул полупустую кружку хозяину в руки и снова посмотрел вверх. Девичья головка исчезла.
- Кто это? - властно спросил он.
- Молодая леди, сэр, - озираясь, вполголоса ответил хозяин. - Она приехала вместе с тем свирепым джентльменом в почтовой карете. У них сломалась рессора, форейтор уже больше часа возится с ней... А молодая мисс ничего не делает, только все время рыдает и плачет, плачет и рыдает. Боится его, бедное дитя, и ничего удивительного... А у меня ухо... и жена...
- Ха! - воскликнул Дэвид. - Она говорит, этот господин ее запер. Почему?
- Сэр, я не знаю... Оттого она, видать, и плачет так душераздирающе!
- Где ключ?
- В кармане господина, сэр.
- У вас есть запасной?
- Нет, сэр...
- Очень жаль! - сказал Дэвид, спрыгивая с лошади.
- Почему, сэр?
- Потому что мне придется либо вышибить дверь, либо побить джентльмена.
- Боже упаси, сэр, не делайте этого! Прошу вас, сэр, не надо никакого насилия... У меня много других ключей, может быть, какой-нибудь подойдет.
- Несите! - мрачно велел Дэвид и, привязав лошадь, последовал за хозяином в дом, а там по темной лестнице - наверх. - Эта комната? осведомился он, остановившись у одной из дверей.
- Она самая, сэр, - лопотал хозяин. - Только, пожалуйста, не надо, не торопитесь...
- Заперта! - сказал Дэвид, подергав за ручку.
- Да, сэр! Только, ради Бога, не ломайте ее, сэр...
