распоряжение, исчезла. Исчезли и другие вещи: мои наручные часы, бумажник, еще что-то — что именно, я толком еще не успел разобраться. Впрочем, в данный момент это меня совершенно не волновало. Все эти вещи больше не представляли для меня никакой ценности. Мой мозг занимала одна-единственная мысль: как найти выход из создавшегося положения, как навсегда избавиться от даэмона.
Была суббота, раннее утро. Значит, мне предстояло продержаться еще четыре дня. Я извлек из корзины с грязным бельем свои старые джинсы, измятый свитер и оделся. У меня почему-то было такое ощущение, что я не на шутку разозлил Спанки. В сущности, я встал у него на пути, и он, пожалуй впервые за все это время, смог убедиться в силе моей воли. Досадное, судя по всему, для него открытие, тем более что он сам же весьма способствовал этому. Я заставил его усомниться в возможности завладеть моим телом. Бежало время, а покорная на первый взгляд жертва вдруг неожиданно вздумала проявить характер.
В то же время я прекрасно понимал, что ни в коем случае нельзя недооценивать противника. Я по- прежнему пытался установить пределы его возможностей: он мог влиять на других людей, порождать ложные воспоминания, читать чужие мысли, менять внешний облик, и все же, чтобы обрести полную власть, ему требовалось действовать изнутри человеческого тела.
Я уже достаточно хорошо знал Спанки и потому не сомневался, что довольно скоро он снова впадет в ярость. Но кто станет его очередной жертвой? Мне надо было предупредить людей — Сару, Зака, Макса. Любой человек, знакомый со мной, мог стать жертвой в этой смертельной игре.
Я был отнюдь не уверен в том, что полиция, как обещала Сара, действительно нагрянет ко мне в квартиру — Спанки не допустил бы вмешательства представителей власти. Теперь ему было необходимо, чтобы я постоянно находился у него под рукой, и он не мог пойти на риск, позволив мне исчезнуть. А что, если попросить кого-нибудь на время запереть меня в кутузку? Быть может, Спанки не удастся протиснуться между прутьями тюремной камеры. У него был разум даэмона, но тело-то оставалось человеческим.
По крайней мере, на следующие четыре дня.
Прибыв час спустя в “ТАНЕТ”, я понял, что Спанки не потратил впустую ни минуты отпущенного ему времени. Перед входом в торговый зал стояла заплаканная Лотти. Шел довольно сильный дождь, однако в глубь помещения тянулись пожарные шланги. Стекла витрин покрылись копотью и растрескались от жара. Наружу выволакивали обгорелые кресла, диваны и кровати и громоздили их тут же у стены.
— Посмотрел бы ты, что творится внутри, — проговорила она, утирая глаза. — Все пошло прахом.
Чуть поодаль от магазина собралась огромная толпа зевак, наблюдавших за тем, как пожарные снимают с себя заплечные дыхательные аппараты и направляются к машинам.
— Кто-нибудь знает, как все началось? — спросил я.
— Они считают, что это устроил сам Макс, — шмыгнув носом, сказала Лотти. — Я была в дальнем конце магазина, поэтому не видела, что именно произошло. Одна из покупательниц утверждает, что Макс вдруг начал что-то кричать, а потом принялся размахивать пылающим половиком.
Девушка снова ударилась в слезы.
— Мартин, он внутри. Макс все еще где-то внутри!
Глава 26
Проклятие
Похороны походили на жуткий, кровавый кошмар.
По еврейской традиции, Макса похоронили довольно быстро. Последние два года он находился в разводе со своей женой, однако Лотти рассказала мне, что они собирались еще раз попытаться наладить совместную жизнь. Я тоже знал, что после смерти Пола они с Эстер были практически неразлучны. Кто-то сказал, что от Макса почти ничего не осталось, так что и хоронить-то было практически нечего, и все же для него заказали обычных размеров гроб, а когда его стали опускать в могилу, Эстер вдруг накинулась на раввина с кулаками, истошно крича сквозь слезы. К ней тут же подбежали несколько родственников и отвели в сторонку. Церемония тем временем продолжалась под звуки доносившихся издали приглушенных рыданий.
Я подумал о смерти Пола. Если полиция и располагала какими-то уликами, то явно предпочитала пока молчать. Со мной никто даже не побеседовал. По словам Лотти, в квартире Пола нашли какие-то наркотики, кажется кокаин, а сам он, по слухам, находился в весьма сложных отношениях со своим поставщиком. Я не исключал, что Спанки специально подстроил все это, чтобы замести следы, а потому искренне сомневался, что правда когда-либо выплывет наружу.
После похорон я предложил Лотти проводить ее до дому. На протяжении всей траурной церемонии она не переставала плакать. Как и все остальные сотрудники “ТАНЕТ”, я считал, что у нее был роман с боссом, хотя вслух, естественно, никто об этом не говорил. Даже глупый Доки. И все же, как только я предпринял неуклюжую попытку успокоить девушку, она оттолкнула протянутую мною бумажную салфетку и, выпрямившись, утерла слезы своим собственным носовым платком.
— Наверное, ты тоже уверен, что я спала с ним, — проговорила она, аккуратно складывая платочек и убирая его в карман.
— Ничего подобного мне даже в голову не приходило, — совсем неубедительно соврал я.
— Что-то не верится. Зато другим очень даже приходило. Я знаю, ему нравилось создавать такое впечатление. Впрочем, я не возражала, потому что мне было его очень жаль. Жена обращалась с ним просто по-свински. А ему так хотелось, чтобы сын пошел по его стопам и тоже занялся мебельным бизнесом! В конце концов, Пол так и сделал, и вот что из этого вышло.
Она поправила упавшие на лицо волосы и посмотрела на меня.
— Макс частенько приглашал меня выпить что-нибудь, возил повсюду с собой. Он как-то увереннее себя чувствовал, зная, что его друзья думают, будто он завел роман на стороне. Жалкое зрелище.
— Так зачем же ты позволяла ему это делать?
— Он всегда был добр ко мне. Для остальных я оставалась всего лишь Старой-Доброй-Лотти, одной из тех милых сотрудниц, о существовании которых ровно в шесть часов вечера все напрочь забывают. А ведь меня даже и зовут-то вовсе не Лотти. Это что-то вроде клички, которую придумал Макс, когда я начала у него работать.
Что касалось ее незаметности, то тут она не ошибалась. На протяжении двух лет мы каждый день встречались с ней на работе, а я фактически ничего о ней не знал. В то время умение заводить друзей как- то не входило в число наиболее сильных сторон моей натуры.
— А как тебя зовут на самом деле? — спросил я.
— Элизабет.
— И ты хотела бы, чтобы впредь тебя называли именно так?
— Да нет, пожалуй, пусть некоторое время все остается по-старому — в память о Максе. Бедный старик, вся эта нервотрепка с расширением фирмы, а потом еще смерть Пола... Неудивительно, что он сорвался.
Она зябко повела плечами и накинула на себя плащ.
— Как ты думаешь, что теперь, после смерти Макса, с нами будет?
Этого я не знал, хотя надеялся вскоре выяснить. Когда мы подошли к кладбищенским воротам, к нам подбежал Нэвилл Симс, похлопал меня по плечу и попросил встретиться с ним в его офисе на Беркли-сквер. Его костюм из ворсистой ткани смотрелся просто шикарно, отчего сам он был похож не столько на скорбящего компаньона усопшего, сколько на ипподромного букмекера.
Я усадил Лотти в такси, а сам поехал в город. Прибыв к месту встречи, я с удивлением обнаружил, что Симс все же каким-то образом ухитрился опередить меня. Он расхаживал по пустому торговому залу — его шаги гулко разносились вокруг, — то и дело сцепляя и расцепляя пальцы рук, и, похоже, даже не заметил моего появления. Перешагивая через ровные стопки досок и мотки черных проводов, я шел к Симсу, попутно отыскивая местечко, где можно было бы присесть.
— Не хотелось бы показаться бездушным человеком, — проговорил он самым что ни на есть бездушным тоном, — однако мне приходится думать также и о финансовых последствиях кончины Макса.
— В полицию вы уже обращались? — поинтересовался я.
— Полиция считает, что пожар начался в распределительном щите, который устанавливали на первом этаже помещения. Сам Макс, видимо, задохнулся в дыму, так что, скорее всего, не особенно мучился. И все же проблемы остаются. Я пока еще не говорил со страховой компанией...
