— Я еле дождалась полуночи.
— Где она?
Я говорил сердитым тоном и действительно рассердился, но не настолько, как могло показаться. Ситуация слишком явно напоминала пьесы Бомарше, французские комедии времен Реставрации; простаку в них тем хуже приходится, чем больше он выходит из себя.
— Кто?
— Вы позабыли прихватить свой шрам.
— Значит, вы уже догадались, что он накладной?
— И свой голос.
— Это сырость виновата. — Откашлялась.
Я схватил ее за руку и потащил к скамье под миндальным деревом.
— Перестаньте. Где она?
— Не смогла прийти. Эй, поосторожнее!
— Так где же она? — Молчание. — Неудачно вы пошутили, — сказал я.
— А по-моему, удачно. Аж голова закружилась. — Уселась, взглянула на меня. — Да и у вас тоже.
— Господи, я ведь думал, что вы… — но тут я прикусил язык. — Вас зовут Джун?
— Да. Если вас зовут Николас.
Я сел рядом, вынул пачку «Папастратос». Она взяла сигарету, и при свете спички я как следует рассмотрел ее лицо. Глаза девушки, куда более серьезные, чем ее тон, тоже внимательно изучали меня.
Ее разительное сходство с сестрой нежданно натолкнуло меня на мрачные размышления. Я только сейчас понял, что и в Жюли есть скрытые черты, для меня вовсе не желательные, попросту излишние. Видно, виной тому была загорелая кожа моей новой знакомой, отпечаток свежей, подвижной жизни, телесного здоровья, чуть округлившего щеки… в нормальных обстоятельствах Жюли выглядела бы точно так же. Я сгорбился, упершись локтями в колени.
— Почему она не смогла прийти?
— Разве вам Морис не объяснил?
Я попытался справиться с чувством, какое испытывает самонадеянный шахматист, вдруг заметивший, что на следующем ходу его ферзя, казавшегося неуязвимым, съедят. В который раз я мысленно вернулся на несколько часов назад — может, старик правду говорил о коварстве больных шизофренией? По-настоящему хитрая маньячка не стала бы выплескивать чайные опивки мне в лицо; но маньячка дьявольски хитрая способна наспех сымпровизировать эту сцену — ради финального подмигиванья; да и тайные прикосновения голой ступни, зашифрованный спичками час свидания… он мог заметить все ее знаки, но притвориться, что не замечает.
— Мы вас не виним. Жюли и профессоров обводила вокруг пальца.
— С чего вы взяли, что она обвела меня вокруг пальца?
— Не будете же вы так страстно целоваться с женщиной, если знаете, что она душевнобольная. По крайней мере, надеюсь, что не будете, — добавила она. Я промолчал. — Нет, мы вас правда не виним. Я-то знаю, как мастерски она умеет создавать впечатление, что психи все вокруг, кроме нее. Этакая оскорбленная невинность.
Однако, произнося последнюю, самую короткую, фразу, голос ее дрогнул, точно она опасалась, что слегка пережала и я это вот-вот обнаружу.
— Благоразумнее уж невинность изображать, чем порочность, как это делаете вы. Долгая пауза.
— Вы мне не верите?
— Вы знаете, что нет. Да и сестра ваша, похоже, мне до сих пор не доверяет.
Она вновь надолго умолкла.
— У нас не получилось выбраться вдвоем. — И, понизив голос, добавила: — И потом, я хотела убедиться.
— В чем убедиться?
— Что вы тот, за кого себя выдаете.
— Я не врал ей.
— Вот и она твердит то же самое. Но чересчур уж убедительно, так что у меня возникли сомнения в ее беспристрастии. Теперь-то я начинаю ее понимать. После непосредственного контакта с вами, — сухо добавила она.
— Легко проверить, что я работаю в школе на том берегу.
— Мы знаем, школа там есть. Вы, конечно, не носите с собой удостоверение личности?
— Это просто глупо.
— Гораздо глупее в теперешних условиях то, что я у вас его не требую.
Определенный резон в ее словах был.
— Паспорт я не захватил. Может, греческий вид на жительство сойдет?
— Разрешите взглянуть? Ну, пожалуйста!
Я запустил руку в задний карман, зажег несколько спичек, чтобы она рассмотрела в документе мои имя, адрес и профессию. Наконец она протянула вид на жительство мне.
— Все в порядке?
Она не собиралась шутить.
— Можете поклясться, что вы не его помощник?
— Помощник, но только в том смысле, что Жюли, по его словам, проходит экспериментальный курс лечения от шизофрении. А этому я никогда не верил. Во всяком случае, переставал верить, стоило мне с ней увидеться.
— Вы не были знакомы с Морисом до того, как появились тут месяц назад?
— Ни под каким видом.
— И контрактов с ним не заключали?
Я взглянул на нее.
— А вы, значит, заключали?
— Да. Но там ничего подобного не предусматривалось.
— Помедлила. — Жюли завтра вам все расскажет.
— Я тоже с удовольствием познакомился бы с какими-нибудь подлинными документами.
— Ладно. Это справедливое требование. — Бросила сигарету, затушила ее носком туфли. Следующий вопрос застиг меня врасплох. — На острове есть полицейские?
— Сержант и два рядовых. А почему вы спрашиваете?
— Так, из любопытства.
Я глубоко вздохнул.
— Подведем итоги. Сперва вы с ней были призраками. Потом — сумасшедшими. Теперь вот-вот угодите в наложницы.
— Иногда я думаю, что это был бы лучший исход. Самый понятный. — И быстро заговорила: — Николас, я в жизни ничего не принимала близко к сердцу, потому-то мы, может, и оказались здесь, да это и сейчас в каком-то плане одно удовольствие… но, честное слово, мы и правда просто англичанки, которые за два месяца забурились в такие дебри, что… — Она осеклась, и воцарилась тишина.
— Вы разделяете восхищение, с каким Жюли относится к Морису?
Помедлила с ответом; взглянув на нее, я увидел холодную улыбку.
— Подозреваю, мы с вами найдем общий язык.
— Выходит, не разделяете?
Отвела глаза.
— Сестра куда способнее меня, но… элементарного здравого смысла ей недостает. Я-то, хоть и не понимаю, что именно тут происходит, чую подвох. А Жюли вроде все на ура принимает.
— Почему вы спросили про полицейских?
— Да потому, что здесь мы как в тюрьме. Тюрьма, конечно, вполне уютная. Ни камер, ни решеток… она ведь вам говорила, он уверяет, что мы в любой момент можем отправиться домой. Вот только мы все
