И Гюльназ, обняв мои колени, попросила:
- Да скажите же, мы никому ни слова, клянусь папой.
- Нет, нельзя! Это тайна.
- Я же сказала - мы никому не скажем!..
Искендер опередил меня.
- Мы вам верим, Гюльназ, - произнес он, - но это невозможно. У разведчиков есть закон: умри, но не выдай тайны.
- А вы разве разведчики?
- Да. Разведчики будущего.
- Вы только посмотрите на этих разведчиков, - включилась в разговор Шахназ, - им, видите ли, захотелось съездить повидать Баку, а их схватили на полдороге. Хороши разведчики...
Мы не нашлись что ей ответить.
Мы уселись на полу, а девочки продолжали стоять рядом.
- А вы?
- Мы с узниками не желаем делить трапезу, - с улыбкой заключила Шахназ, положив голову на плечо Гюльназ.
- Правда? - Я сдвинул брови. - А я - то думал, что наши чеменлинские девушки, если потребуется, последуют примеру жен декабристов...
Шахназ эти слова привели в замешательство, ее выручила подруга.
- Ты правильно думаешь, брат. Если понадобится, мы сумеем добраться и до Антарктиды, чтобы губами прикоснуться к холодным оковам...
Подбодренная этими словами, Шахназ с улыбкой подхватила:
- Конечно, но не оковы тех, кто так постыдно завершил первое тайное путешествие в Килсебурун...
У Искендера загорелись глаза.
Ты слыхал? - тихо проговорил он. - Это еще что! Мы еще и не такое услышим.
- Ну что ж? Железо закаляют ударами.
В это время неожиданно раздался стук в дверь.
- Время свидания окончено, девочки! Освободите камеру! - шутливо произнес отец.
- Дядя Алмардан, мы просим еще три минуты. - Шахназ говорила так же твердо, как и он. - У меня есть разговор к Эльдару...
- А эти три минуты, что вы делали?
- Я дергала Эльдара за ухо, а Гюльназ - Искендера... Пока поднимались по лестнице Эльдара, три минуты прошли.
- Ну и ну!.. Ладно, даю вам еще три минуты, но боюсь, что после вашего ухода я обнаружу в камере вместо четырех человечьих ушей - слоновьи.
Отец ушел. Мы посмеялись над его словами. Потом девочки молча уселись рядом с нами. Мы поняли, что есть, они не собирались, просто хотели доставить нам удовольствие. Они заботливо подкладывали нам лучшие куски то из одной, то из другой тарелки, ласково приговаривая:
- А теперь съешь это...
- Ты должен съесть все, что здесь положено.
- Вот это - теплое молоко, выпейте всё...
Наши сердца были переполнены благодарностью. Поэтому, когда пришла пора расставаться, Гюльназ жалобно вздохнула:
- Даже не хочется отсюда уходить! Только невозможно...
Искендер ласково взглянул на нее:
- Что ж тут невозможного! Тем, кто хочет добровольно сесть в тюрьму, мы с удовольствием поможем.
- Как?
- Очень просто. - Подняв голову, он указал на гнилые доски в потолке. Солнечный луч уже оттуда не просачивался. - Для вас мы откроем вход со звездного неба.
Я радостно вскочил и обнял Искендера.
- Прекрасная идея. Девочки, вы согласны? Как только отец уйдет, мы сорвем эти гнилые доски. А вы вечером, чуть стемнеет, перелезете через ограду сада, взберетесь на чердак, а оттуда - прямо сюда. Ну, как?
Девочки молчали.
- Так что ж? Спуститься с чердака сюда труднее, чем отправиться в Антарктиду?
Гюльназ решила, что это больше относится к ней.
- А что мы скажем родителям? - спросила она и посмотрела на Шахназ. А та смеющимися черными глазами подтвердила, что она согласна.
Положив руки на плечи девочке, я сказал:
- Давайте договоримся так: как сможете, так и поступите. 'Дверь' наша всегда для вас открыта. А теперь идите... до завтра...
Но ждать до утра нам не пришлось. В тот же вечер с чердака послышался шепот Гюльназ:
- Эльдар, мы здесь, Эльдар... слышите?..
Мы удивленно переглянулись.
- А где же ваша 'дверь', ведущая в звездное небо? - Это спросила Шахназ.
- Сейчас! - Я поспешно вскочил. - По правде сказать, мы вас сегодня не ждали...
Взобравшись Искендеру на плечи, я отодрал гнилые доски в потолке. Потом помог девочкам спуститься вниз. Гюльназ принесла лампу, а Шахназ - табак. Но зажечь лампу мы все-таки побоялись. Через створки старой двери мог пробиться свет. Поэтому, усевшись в темноте, поближе друг к другу, принялись болтать и смеяться.
На следующий день девочки навестили нас дважды: рано утром и поздно вечером.
Таким образом, в четырех стенах этой сельской тюрьмы, 'дверь' которой открывалась прямо в небо, началась необыкновенная жизнь. Ни назавтра, ни в последующие дни, ни я, ни Искендер не заговаривали о побеге. Испания на время была забыта, а девочки о ней вообще не подозревали. Хотя беседы наши и бывали бурными, мы предпочитали не повышать голоса. Чаще разговаривали шепотом. В такие минуты мы невольно рассаживались парами. Я рядом с Шахназ, а Искендер с Гюльназ. Но никто из нас над этим не задумывался, садились так - и все тут. Разговоры наши начинались с простых вещей. Но оттого, что самые обыкновенные слова произносились тихо, разговоры таили особый смысл.
В такие минуты казалось, что 'тюрьма' поделена на две половины.
- Эльдар, я хочу тебя спросить...
- Пожалуйста.
- Какое у тебя самое большое желание?
- Самое большое желание? Умереть!
Тягостное молчание.
- Что ты сказал?
- Я сказал, что хотел бы умереть. Но...
- Давай-ка сюда ухо.
- В чем я провинился?
- В том, что говоришь глупости. Может разве человек желать себе смерти?
- Ты же не даешь мне договорить. Я хотел умереть, а чтобы через несколько дней воскреснуть. Посмотреть, чем будут заняты люди.
- А вдруг ты ожил бы и увидел, что я тоже умерла, как бы ты поступил?
- Снова бы умер.
Ее легкий смех заглушил на время шепот, доносящийся из другого угла комнаты. Мы с Шахназ умолкли, прислушиваясь.
- Искендер, а можешь ли ты сказать, что такое счастье?
- Могу. Счастье - это свобода. Это особенно становится понятным, когда тебя ее лишают, когда ты в тюрьме.
