густом лесу, где даже днем стоял полумрак. Ночью же вообще было трудно пройти от одной штабной машины к другой. Хорошо еще, что комендант штаба предусмотрительно распорядился положить вдоль тропинок светящиеся гнилушки.
И вот в эту самую ночь, когда ни на минуту не затихал бой, когда мы все знали, что противник неминуемо усилит натиск, я неожиданно получил телеграмму за подписью начальника штаба 5-й армии генерал-майора Писаревского. Мне предлагалось немедленно выехать в штаб фронта с личными вещами. Причина вызова не указывалась.
Телеграмма меня обеспокоила. Чувствовалось, что придется расстаться с корпусом, с боевыми товарищами.
Рано утром выехал в штаб армии. С командующим армией генерал-майором Потаповым и членом Военного совета дивизионным комиссаром Никишевым я был знаком еще со времени монгольских событий. Они встретили меня с большой теплотой. Генерал Потапов сказал, что, насколько ему известно, меня вызывают в Москву и, видимо, назначат командующим армией.
За обедом вспомнили Халхин-Гол. М. И. Потапов командовал тогда Южной группой, Никишев был членом Военного совета 1-й армейской группы, а я командиром 24-го мотострелкового полка 36-й мотострелковой дивизии, входившей в состав Центральной группы.
- Удачно мы провели тогда удары по флангам , - заметил генерал Потапов и, вздохнув, добавил: - Сейчас пока так не получается.
- Ничего, придет время, и опыт Халхин-Гола нам пригодится, - уверенно сказал Никишев.
- Конечно, - согласился Потапов, - но теперь нажимают на наши фланги фашисты.
- Почему, Михаил Иванович, вы не настоите на том, чтобы отвести армию на рубеж Сум? - спросил я. - Ведь над армией висит угроза окружения. Части сильно измотаны и обескровлены. Если противник нажмет с севера, ударит во фланг, трудно придется.
- Все это верно, - ответил Потапов. - Я и сам понимаю. Докладывал свои соображения штабу фронта, но никакого конкретного ответа не получил.
На прощание дивизионный комиссар Никишев сказал, крепко пожимая мне руку:
- Желаю вам успеха, Иван Иванович. Надеюсь, что на новом месте службы не забудете о традициях нашей пятой армии и Халхин-Гола, где вы получили звание Героя Советского Союза.
Больше я с Никишевым не встречался. В боях восточнее Киева этот умный, обаятельный политработник погиб, как герой, находясь в боевых порядках стрелковой дивизии.
Командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника Н. П. Кирпоноса я знал мало. Слышал только, что он был когда-то начальником училища в Казани, питом отличился в боях с белофиннами, получил звание Героя Советского Союза. Моя встреча с ним в штабе фронта в Прилуках была очень короткой.
Когда я на своей потрепанной, разрисованной желто- коричневыми полосами машине приехал в штаб фронта и доложил о прибытии командующему, он кивнул головой:
- Знаю, знаю. Вам надлежит убыть в Москву. Получите новое назначение. Самолетом лететь не рекомендую, опасно. Поезжайте лучше машиной.
На этом наш разговор закончился.
- Простите, я сейчас очень занят. Обо всем подробно договоритесь с начальником штаба, - сказал командующий, отпуская меня и углубляясь в чтение каких-то бумаг.
Начальник штаба фронта генерал-лейтенант М. А. Пуркаев обстоятельно расспросил меня о боях под Черниговом, о положении частей корпуса, а потом посоветовал:
- Зайдите в пошивочную мастерскую и подберите себе генеральскую форму, а то неудобно являться в Москву в таком виде.
Действительно, вид у меня был довольно неказистый. 12 августа мне присвоили звание генерал-майора, но генеральскую форму я еще не получил. По правде сказать, не очень-то и заботился об этом - не до того было. Ограничился тем, что прикрепил к петлицам генеральские звезды да заменил нарукавные нашивки.
В мастерской при штабе фронта мне подобрали готовую полевую генеральскую форму, так что в столицу я смог отправиться одетым как положено.
В Москве я прибыл к заместителю начальника Генерального штаба генерал-майору А. М. Василевскому (ныне Маршал Советского Союза).
- Здравствуйте, товарищ Федюнинский, - сказал он, - признаться, не ждал вас видеть живым и здоровым. Нам сообщили, что командир пятнадцатого стрелкового корпуса погиб, и я уже докладывал об этом Верховному Главнокомандующему.
Когда выяснили, в чем дело, оказалось, что в Ставку правильно сообщили о гибели командира 15-го корпуса, но речь в донесении шла не обо мне, а о полковнике Бланке, который после моего отъезда вступил в командование.
Жаль было этого энергичного и храброго офицера, проявившего так много воли и мужества при выводе из окружения полков 87-й стрелковой дивизии Полковник Бланк был смелым командиром, стремился лично присутствовать в самых опасных местах. Он и погиб, идя в контратаку на противника с винтовкой, как рядовой солдат.
Генерал Василевский подтвердил, что меня назначили командующим 32-й армией, которая входила в состав Резервного фронта
Я выехал в штаб армии, находившийся в лесу западнее Вязьмы.
Меня встретил начальник штаба армии полковник И. А. Кузовков. После первых бесед с ним я убедился, что дело свое он хорошо знает 'Сработаемся, - с удовлетворением отметил я про себя. - По всему видно, человек вдумчивый, деловой и толковый'.
Но работать с ним мне не пришлось.
32-я армия находилась во втором эшелоне. В первом эшелоне на нашем направлении оборонялась 16-я армия Западного фронта, которой командовал в то время генерал К. К Рокоссовский. Я решил побывать у него.
До штаба 16-й армии добрался поздно ночью, но генерал Рокоссовский еще работал в своем штабном автобусе. Мы вспомнили с ним нашу последнюю встречу в Ковеле накануне войны. Потом К. К. Рокоссовский начал знакомить меня с обстановкой.
Беседу прервал дежурный, который доложил, что на мое имя получена телеграмма. Меня опять срочно вызывали в Ставку.
Не заезжая в штаб 32-й армии, я поспешил в Москву
Принявший меня генерал Василевский сказал:
- Завтра утром полетите в Ленинград. Получите новое назначение.
Глава II. Фельдмаршал фон Лееб просчитался
Утром 13 сентября самолет Ли-2 поднялся с Внуковского аэродрома и под охраной звена истребителей взял курс на Ленинград. В самолете находились генерал армии Г. К. Жуков, назначенный командующим Ленинградским фронтом, генералы М. С Хозин, П. И. Кокорев и я.
Относительно моего нового назначения командующий фронтом высказался не совсем определенно:
- Пока будете моим заместителем, а там посмотрим.
В Ленинград мы прибыли благополучно и с Комендантского аэродрома сразу же поехали в Смольный, где находился штаб фронта.
Прекрасен был Ленинград в ту первую военную осень. Сентябрь выдался солнечным и на редкость теплым. Обычно короткое здесь лето не хотело уходить, сменяться неприветливой, хмурой и туманной осенью.
Дыхание войны уже наложило на город свой отпечаток. На обычно оживленных улицах и площадях было сравнительно малолюдно. Золоченый купол Исаакия покрывала серая защитная краска. В садах и скверах, усыпанных багряными листьями, виднелись недавно отрытые щели и огневые позиции зенитчиков. Там же укрывались в ожидании своей ночной службы серебристые аэростаты воздушного заграждения, похожие на больших неуклюжих рыб. Все это придавало городу какую-то особую, суровую красоту. Ленинград, словно могучий богатырь с гордо поднятой головой, готовился к жестокой схватке с врагом.
Нельзя было не любоваться этим изумительным городом с его широкими, чистыми, прямыми, как стрелы, улицами, с многочисленными дворцами, легкими, будто воздушными, задумчиво смотревшими в спокойные воды Невы. Светлое северное небо отражалось в окнах, заклеенных крест-накрест бумажными полосами.
Кому не знаком, хотя бы по фотографиям, Смольный - исторический штаб пролетарской революции Но, подъезжая к институту в сентябре 1941 года, я не сразу его узнал. Центральный подъезд, колонны - все скрывалось под огромной маскировочной сеткой. Крыши были расписаны желтой и коричневой краской, под цвет деревьев окружающего парка. К слову сказать, немецкая авиация так и не смогла обнаружить тщательно замаскированного дворца
В штабе фронта оказались члены Военного совета А. А. Жданов, А. А. Кузнецов Они подробно ознакомили нас с обстановкой, сложившейся под Ленинградом. А она была тогда очень напряженной и даже угрожающей.
На ленинградском стратегическом направлении действовала группа армий 'Север', в состав которой входили 32 дивизии, в том числе 7 танковых и 6 моторизованных. На вооружении их находилось около 1500 танков, 1200 самолетов, 12 тысяч орудий и минометов. Численность личного состава достигла 700 тысяч человек.
Командовал группой армий 'Север' генерал-фельдмаршал фон Лееб, награжденный Гитлером рыцарским крестом за прорыв линии Мажино во Франции летом 1940 года. Фон Лееб был типичным представителем прусского юнкерства, старого кадрового офицерства, которое, на словах не вполне доброжелательно относясь к национал-социализму, на деле целиком и полностью поддерживало Гитлера в его захватнических планах.
Начиная поход, фон Лееб рассчитывал ударом из Восточной Пруссии овладеть Прибалтикой и, взаимодействуя с финской армией, захватить Ленинград. На первых порах его планы, казалось, начали осуществляться.
Войскам группы армий 'Север' удалось значительно продвинуться в глубь нашей территории. После прорыва противником Лужской оборонительной полосы и отхода наших войск из городов Кингисепп и Чудово завязались кровопролитные бои на ближних подступах к
