исключено, что взрыватель сработал, но не полностью, не до конца, и стоит его сейчас чуть потревожить, как ничего не останется ни от бомбы, ни от самого минера.
Тащить-то 'телку' можно, однако делать это придется с большой опаской.
- Вот что, хлопцы! - начал Резуто, подойдя к партизанам. - Мне передохнуть пора, а вы вон за тем бугром выройте окопчик поглубже. Тебе, Григорий, особое задание: обшарить весь хутор и найти хоть метров сто прочной веревки... Кроме того, всем иметь по запасному комплекту барабанных перепонок.
- Да уж где их взять, эти перепонки! Лучше, Дмитрий Миронович, мы рты поразеваем, - сказал Гриша, догадываясь о предстоящем.
- Можно и открытым ртом обойтись. Помогает! - кивнул минер. - Но не обязательно же ей рваться... Не на это рассчитываю.
Через какой-нибудь час стабилизатор бомбы накрепко обвязали веревкой, протянувшейся к вырытому окопу.
- Взялись!.. Теперь плавно! Помалу! - командовал Резуто.
'Телка' охотно поддалась, вылезла из ямы и легла у ее края. Ребята разогнались к ней: интересно же посмотреть.
- Стоп! Всем назад, в окоп, - потребовал Дмитрий. - Торопиться тут нечего. Пусть немного полежит... Мало ли что ей вздумается!
Ничего 'телке' не вздумалось. Первым подошел к ней опять Резуто... Да, это была немецкая пятисотка, большая и толстая, с ржавчиной по всему корпусу.
Оставалось сделать самое неприятное: вывинтить у бомбы головку. Заниматься этим всегда страшно, с каким бы весом минер ни имел дело. Для того чтобы разнести человека, вполне хватит и килограмма взрывчатки. Но тут была еще и дополнительная неприятность. Головка у полутонной бомбы настолько велика, что ее трудно прихватить имевшимся случайным инструментом. Придется как-то приспосабливаться... Ничего не поделаешь! И Резуто опять погнал всех подальше от бомбы, обратно на хутор.
* * *
Ранней весной 1942 года из леса, неподалеку от границы между Черниговской областью и Брянской, вышли трое оборванных, изможденных, заросших бородой мужчин с крестьянскими кошелками в руках.
Неизвестные остановили проходивших через поляну девушек и начали расспрашивать, есть ли дальше в лесу люди, а если есть, то кто они такие. Девчата охотно ответили, что сами живут на хуторе, который тут совсем рядом, но в лесу поблизости никого нет. Иногда, правда, проходят через хутор какие-то вооруженные дядьки, кто в немецких, кто в мадьярских мундирах, но кто такие, не разберешь, вроде бы полицаи. Впрочем, и эти давно уже не появлялись.
На встречный вопрос - откуда да куда они идут? - один из обросших бородой мужчин ответил, что направляются из-под Корюковки в брянские села, где хотят поменять кое-что на продукты.
- А сейчас-то, наверно, голодные! - сердобольно воскликнула самая бойкая из девчат. - Обождите, домой сбегаю, молочка принесу... Да вы не бойтесь! Никого сюда не приведу. Вот и подружек в залог оставляю!
Действительно, она вскоре вернулась с полным кувшином молока. Однако побывать она успела не только у себя дома, забежала и в соседнюю хату.
Когда неизвестные уже почти покончили с молоком, из-за кустов бесшумно вышли несколько хлопцев с винтовками и потребовали от бородачей поднять руки вверх. Те повиновались.
- Оружие есть? - раздался вопрос.
- Откуда ему взяться...
Начался обыск. У одного из дядек между днищем корзины и подшитым к нему рядном оказался пистолет ТТ с полной обоймой. У другого тоже нашли ТТ, у третьего наган.
Через час эти пистолеты и револьвер лежали передо мной. В нашу штабную землянку ввели задержанных у заставы неизвестных. По-видимому, они уже сообразили, куда попали, и держались уверенно. На первый же мой вопрос последовал ответ, что все трое являются советскими офицерами- окруженцами и сейчас пробираются к фронту, хотят его перейти. Дальше мы допрашивали задержанных поодиночке и таким образом, чтобы они не слышали ответов друг друга. Однако все ответы сходились даже в мелких деталях.
Выяснилось, что офицеры идут из Киева, где сначала скрывались в разных местах, но потом установили между собой связь. Под Киевом, еще на правом берегу Днепра, их задержала полиция и отправила в ближайший районный центр. Окруженцы убили конвоира, потом нашли для переправы лодку. По левобережью шли они долго, не один месяц, так как, не имея ни компаса, ни карты, часто сбивались с дороги и блуждали в лесах. Все трое хотят, если невозможно перейти фронт и попасть в армию, остаться у партизан.
Последним мы допрашивали темноглазого крепкоскулого шатена, который говорил немного картавя. Попал он в окружение на Полтавщине, где был тяжело ранен. Решил пробираться домой, в Киев, чтобы залечить рану. Ночью, сунув за пояс пистолет и действуя лишь одной здоровой рукой, он переплыл Днепр. В Киеве скрывался в доме отца-железнодорожника, с его же помощью установил связь с другими окруженцами. По своей мирной профессии темноглазый парень - шофер, действительную военную службу проходил в авиации.
- Что ж, оставайтесь у нас, - сказал я окруженцам. - Сегодня и распределят вас по ротам.
- А как с оружием? - спросил тот, что немного картавил.
- Известно как... В бою добывать надо! - усмехнулся кто-то из штабистов.
- Но у нас же есть оружие... Вот оно! - кивнул темноглазый на стол.
- Пистолеты вам не положены, - уточнил я.
- Но ведь мы офицеры!
- У нас пока будете рядовыми бойцами.
Уловив в моем голосе нотку приказа, все трое вытянулись.
Темноглазого, немного картавящего техника-лейтенанта звали Дмитрий Миронович Резуто.
* * *
Солнце поднялось над болотом уже высоко, но времени до вечера хватит, должно хватить, если только пойдет эта окаянная головка. Дмитрий осторожно вставил в ее пазы два железных штыря и начал их пошатывать. Не идет! И не должна сразу пойти. Сверху ржавчина придерживает, на резьбе смазка давно затвердела... И главное, нельзя ее двигать резко, рывком!
Дмитрий то садился на 'телку' верхом, то ложился с ней рядом, нажимая на штыри под разными углами. Он обливался потом, но не от мускульного, а от нервного напряжения... Страшно! Не страшновато, а по- настоящему страшно! Резуто старался подавить в себе это чувство, внушал себе, что все обойдется.
Наконец головка чуть сдвинулась влево. Наступило самое опасное. Если взрывной механизм сработал, но не полностью и ударник держится лишь на какой-то заусенице металла, на волоске, то при вращении головки он может сорваться, и тогда...
Лично для него, для Дмитрия Резуто, после этого ничего уже не будет. Минер отчетливо сознавал, какому риску он подвергался, но продолжал осторожно, понемногу, с паузами поворачивать влево чуть поддавшийся взрыватель.
О чем думал в эти минуты Резуто? По традиции чисто литературной, ему полагалось бы вспомнить маленький домик на окраине Киева, добрую старушку мать, отца, шагающего на станцию с железным сундучком... Ну что еще? И себя должен был бы вспомнить, и обязательно таким, когда впервые садился за шоферскую баранку... Любимую вспоминать тоже как будто бы полагается.
Но Дмитрию было не до воспоминаний! Он думал только об одном: как бы плавнее, без малейших рывков вывинтить взрыватель.
Он не знал, двадцать ли минут или весь час ушел на первый оборот. Потом еще несколько таких же, выматывающих душу оборотов. Но вот тяжелая головка авиабомбы наконец освободилась от последнего витка резьбы и тяжело легла на ладони минера. Распрямившись, Резуто отшвырнул ее далеко в сторону. И сразу же из-за кочек, из-за кустов бросились к нему со всех ног партизаны.
'Телку' поставили стоймя на стабилизатор. Она и теперь доходила Дмитрию до подбородка.
- Лошадей надо, - сказал Резуто устало. - И телегу там или сани. Скоро темнеть начнет.
Но хуторяне уверяли, что напрямик, по болотным кочкам и кустам, ни на колесах, ни санями не проехать. Оставалось одно - транспортировать 'телку' вьюком. А в ней около тридцати пудиков! Пришлось партизанам
