балалайке потрескивали горошины в сухом бычьем пузыре. Роль барабана обычно выполнял чемодан с подвешенными внутри погремушками. Получалось здорово! На этот раз не ударил лицом в грязь и подобный оркестр 1-го батальона.
После концерта гулянье продолжалось. Вдруг все устремились к небольшому возвышению и обступили его плотным кольцом. Здесь демонстрировался своеобразный аттракцион.
По рельсам, сделанным из тонкой проволоки, двигался миниатюрный поезд из вагонов величиной со спичечную коробку. Для того чтобы понятнее было, чей это поезд, на паровозе намалевали фашистскую свастику. Когда игрушечный эшелон достиг определенной черты, демонстратор дернул за нитку, на рельсах пыхнул игрушечных же масштабов взрыв, и паровоз вместе с вагонами полетел 'под откос'. У людей, привыкших поднимать на воздух настоящие эшелоны, шуточная эта диверсия вызвала бурю восторгов.
И опять гремит баян и чьи-то каблуки лихо бьют мерзлую землю. Партизанский гопак еще задорнее, веселее, чем тот знаменитый, запорожский, ярко описанный Гоголем!
Сегодня партизаны отдыхали... Завтра они снова пойдут в разведку, в бой или на подрывную операцию. Пойдут, куда прикажет Родина.
Хорошо начался у нас новый военный год! И наша последняя партизанская зима уже приближалась к своей середине.
ОПЕРАЦИЯ 'СЕМЕЧКИ'
Взвод Михаила Тущенко стоял в небольшой, окруженной лесами деревеньке неподалеку от Чарторийска. При необходимости взводу предстояло занять оборону и перекрыть один из дальних подходов к центральному лагерю нашего соединения. Когда же в район станции Чарторийск посылали минеров, они брали у Тущенко группу прикрытия. Но в последнее время подрывники здесь не работали. В сущности, взвод пес теперь только гарнизонную службу.
Михаил Тущенко вместе с политруком Николаем Хромцовым и общим их ординарцем Васютой жили на краю деревни. Из соседних хат хозяев тоже пришлось временно переселить. По одной дали каждому отделению, в третьей разместили старшину с поваром и кухню. Двадцать пять человек по списочному составу - вот и весь гарнизон.
Стоило ли нам держать так далеко этот одинокий, оторванный от своего батальона взвод? А вдруг отрежут, окружат? Вдруг уничтожат? Ведь мы находились на занятой врагом территории. Гитлеровцы - на станции Чарторийск, всего в десятке километров от взвода. Могли появиться где-то рядом и бродячие бандеровцы, располагающие силами во много раз большими, чем у Тущенко.
Да, гитлеровцы и бандеровцы были близко, но никаких 'вдруг' произойти не могло. За судьбу отдаленного гарнизона мы не беспокоились. И вот почему. Прежде всего в условиях партизанской войны взвод - довольно сильная, хорошо оснащенная и очень маневренная боевая единица, способная вести автономно и наступательные и оборонительные действия. Это многократно проверено практикой. Во-вторых, фашисты контролировали оккупированную ими территорию полностью лишь по утверждению геббельсовской пропаганды, всегда выдававшей желаемое за действительное. Какое там полностью! У себя в тылу гитлеровцы жались поближе к железным дорогам, да и то не могли надежно их охранять, особенно подходы к путям. На той же станции Чарторийск они не отваживались и шагу ступить от железнодорожного полотна.
Фашисты пришли на Волынь в самом начале войны, но и теперь, два с половиной года спустя, они чувствовали, что земля горит у них под ногами. Гарнизоны оккупантов в небольших населенных пунктах были фактически блокированы, отрезаны от внешнего мира, находились под постоянной угрозой партизанских налетов. Незавидной была жизнь горе-завоевателей в таких местечках и селах! Приходилось сидеть в блиндажах, в дзотах, всюду расставлять охрану, в уборную и то пробираться по ходам сообщения.
Помню, летом 1943 года мы буквально терроризировали фашистский гарнизон в городе Любешове, кстати сказать представляющем собой довольно крупный районный центр Волынской области. Мало того, что партизаны оседлали все дороги, ведущие в Любешов. Частенько мы подвергали окопавшихся там гитлеровцев еще и артиллерийскому обстрелу, напоминая, что выходить им из своих нор не рекомендуется. А потом партизаны и совсем выгнали оккупантов из города, заняли его, дали свободно вздохнуть населению.
Летом и осенью мы сильно поколотили и бандеровцев, почти полностью вытеснив эту мразь из районов, где находились партизаны.
Конечно, оккупанты вместе со своими прислужниками - украинскими националистами - могли еще наскрести силы для очередной противопартизанской экспедиции. Однако такая экспедиция не смогла бы обрушиться на партизан внезапно. Элемент неожиданности исключался. У нас была широкая агентурная сеть, имелись в селах подпольные партийные и комсомольские организации, повсюду мы располагали множеством добровольных помощников из местных жителей. О намерениях врага партизан всегда предупреждали.
Любопытный случай произошел осенью, когда оккупанты вместе с бандеровцами собирались вытеснить нас из междуречья, ограниченного Стоходом и Стырью. Штаб формировавшейся экспедиции во главе с немецким подполковником расположился в одном из сел Любомльского района. Как водится, начальству отвели хату 'почище' с хозяином 'понадежнее'. А этот хозяин как раз и был руководителем нашей подпольной группы.
- Когда же вы ликвидируете красные банды? - спросил он подполковника, называя партизан так, как называли их немцы.
Ответ последовал неожиданный:
- Наверно, никогда! Федоровцы очень хитрые, они все знают заранее... Просто непонятно, кто им помогает!
Это признание немецкого карателя, вместе с немаловажными разведывательными сведениями, подпольщики буквально через несколько часов передали ближайшему партизанскому батальону, а он сообщил по радио уже нам, в центральный лагерь. И сколько было подобных случаев!
Вот и здесь, в деревеньке под Чарторийском, советские патриоты предупредили бы нашу заставу о готовящемся наступлении на партизан или даже о небольшой вылазке против них. Да и нашлось бы в ближайших селах немало людей, способных с оружием в руках помочь взводу Михаила Тущенко удерживать оборону.
А ведь еще недавно гитлеровцы вместе с бандеровцами вопили на весь мир, будто бы население западных областей Украины враждебно встретило прибывших с востока партизан и не оказывает им никакой поддержки. Какой гнусной, какой беззастенчивой была эта ложь! Опять-таки желаемое выдавалось за действительное... Верно, мы встречали целые села, покинутые жителями перед нашим приходом. Порой мы видели испуганные лица, взгляды исподлобья. Но жителей выгоняли из сел под угрозой расстрела сами бандеровцы. Они же запугивали крестьян мерзкими небылицами о партизанах. И, несмотря на это, предателям украинского народа далеко не всегда удавалось достичь цели.
В Невире, Привитувке и многих других селах во время рейда на Волынь движение нашей колонне преграждали своеобразные баррикады из поставленных поперек дороги столов со всяческим угощением. Столы тянулись и вдоль улиц, а празднично разодетые сельчане приглашали партизан откушать.
Разве мало принято мной на Волыни хлеба-соли из рук почерневших, будто продубленных временем, дедов?! Разве во время привалов не танцевали допоздна наши хлопцы с волынскими девчатами?! Проводники-добровольцы открывали перед нами тайны самых заповедных лесных дорог. Парубки и дядьки просили дать оружие, взять с собой... Нередко желали стать партизанами люди, уже убеленные сединами.
Никогда не забуду двух стариков. Они подошли ко мне, оба босые, в штанах из домотканого полотна и таких же длинных белых рубахах, подпоясанных веревочными поясками. У одного висел на груди Георгиевский крест на выцветшей ленте. Он выдвинулся чуть вперед, замер по стойке 'смирно', поднес руку к ветхой шапчонке и громко отрапортовал:
- Ваше превосходительство! Русские солдаты Грищук Семен и Ворожицын Кузьма, находившиеся в длительном отпуску, явились для прохождения дальнейшей службы!
Я слез с коня, обнял славных стариков, объяснил, что хоть я и генерал, по вовсе не 'превосходительство', и поблагодарил их за готовность послужить Родине. Деда Кузьму, слабоватого здоровьем, пришлось оставить дома, а другого участника первой мировой войны, деда Семена, взяли шубником в нашу хозяйственную роту.
