бухарский скверик, где выпивал Боря Усвяцов с компанией ешивских знакомых, и им, конечно, должна была очень понравиться эта процессия с котом. Тем более, что Габриэлов шел в дымчатых очках, которые он где-то утащил, и с портфелем! Но Габриэлов упорно сторонился русских.
По дороге они зашли в несколько парикмахерских, пытаясь продать кота. Все-таки двадцать пять шекелей было очень дорого. Пока соглашались взять только две девушки-аргентинки, но у них не было денег, а бесплатно Габриэлов отдавать кота не хотел. Арьеву они позвонили снизу и сказали, что они от Михаила Васильевича.
Женя Арьев -- поэт, но по утрам он служит. Он не праздный поэт. От службы у Жени болит печень. Про это он и пишет. Он пишет стоя. Застынет у витрины и может простоять целый час. Но он ничего не видит и не слышит: он представляет себя на улице Лермонтовской. -- Вам чего? -- тоскливо спросил он в трубку.
-- Мы вам привезли кота,-- сказал Аркадий Ионович.
Какого кота? -- нервно спросил Женя.
Хорошего, породистого кота, -- сказал Аркадий Ионович, чтобы его успокоить, -- просто замечательная кошечка. Мы вас ждем на втором этаже около 'информации'.
-- А нельзя ли нам с вами все обсудить по телефону? -- пролепетал Женя.
-- Нет, -- жестко отрезал Аркадий Ионович, -- если вы не можете спуститься, то мы к вам поднимемся сами.
-- Да я спускаюсь, спускаюсь уже, -- обреченно выдавил из себя Арьев.
Пока Женя не спустился вниз, они бродили по видовой площадке вокруг большого фикуса. Габриэлов хотел выпустить кота прогуляться на веревочке, но Аркадий Ионович сказал, что в портфеле кот выглядит солиднее.
Ждать им пришлось минут десять. Увидев их, Арьев сразу все понял и запаниковал. Больше всего он боялся, что они могут явиться к нему в офис. С ним в комнате сидело несколько толстых румынок из 'Национальной службы', которые давно были уверены, что у Арьева именно такие друзья. Или Аркадий Ионович с Габриэловым по пути сволокли бы чего-нибудь со столов, и румынки всегда теперь будут думать на него.
Габриэлов сразу же стал доставать из портфеля кота. -- Ну, будете брать? -- любезно предложил Аркадий Ионович. -- Решайте. Двадцать пять новых шекелей. Ровно. 'Бидиюк'. Иначе этот товарищ, которому принадлежит кот, грозится задавить кота дверью. Ну что вы побледнели?
-- Так убивают котов, -- как эхо отозвался Габриэлов. -- Да что это с вами? -- повторил с удивлением Аркадий Ионович, вглядываясь в Арьева.
С Женей действительно творилось что-то невероятное. Какая все-таки тонкая организация эти поэты! Я отныне просто зарекся засылать к ним своих товарищей. Потому что -- тьфу -- любые ничтожные происшествия вдруг неузнаваемо коверкают их жизнь. Неожиданно на службу к поэту являются два полутрезвых хмыря с котом на веревочке. И вот вся жизнь, которую поэт тщательно планирует с утра, отвратительно катится неизвестно куда. Он вдруг забывает про пенсионный фонд, заработанный каторжным трудом, он забывает про свой еврейский индекс, забывает про любовницу-англичанку, которая привыкла шляться по филармониям, а это тоже влетает в копеечку, он забывает про все на свете! И дело не в деньгах. Арьев выгнулся, заметался и раздул ноздри. Поэт-концептуалист, Арьев не мог являться к себе в контору с котом! Но и дать этим хамам задавить дверью кошку -- нет, это тоже было выше его сил. Казалось, что выхода нет!
'Подождите меня здесь, -- рассеянно сказал он своим гостям, -- я сейчас!' Какое там 'сейчас!'. Ни то, ни другое, ни третье! Наверх, к себе в контору, Арьев решил никогда больше не подниматься. Он просто вышел на улицу, поежился от холодного ветра и побрел куда-то по улице, обдумывая про себя определенный план. Дело в том, что совсем накануне Арьеву предложили заведовать отделом в некотором таинственном издании, и хоть он невероятно кипятился и кричал, что его перо непродажно, но потом что-то его отвлекло, он затих, и к этой непродажности уже не возвращался.
Глава шестая
О ТВОРЧЕСТВЕ
Мое перо продажно. Для того, чтобы обладать этим качеством, оно должно быть: а) достаточно профессиональным и б) при этом быть недостаточно благородным. Оба эти пункта мне по плечу. Если уж честно выбирать, где зарабатывать себе на жизнь, то я бы выбрал порнографический журнал. У меня есть много собственных разработок создания общепорнографического фона.
'Иду ночью по Москве -- встречаю Евтуха. Говорит, еле ноги волочу -- за ночь пяток целок трахнул'.
'Каких только людей пизда не нашлепает' (наблюдение) кавычки закрыть запятая ..а.п. мюллер болд кавычки открываются болт быт иностранных художников в россии медиум 1927 года цена 15 шекелей болд русский казанова цена четыре и пять десятых шекеля кавычки закрыть'. Это фон.
Сегодня на русском языке такого журнала нет. Последний порнографический журнал издавался в Реховоте, и его набирала одна пожилая наборщица, которая раньше была корректором в издательстве 'Просвещение'. И поэтому очень этой работы стеснялась и умерла от удара, когда ее за этим занятием застал кто-то из знакомых. Это красивая и мужественная смерть, и хоть она и произошла в Реховоте, но по сути своей она, конечно, достойна Иерусалимских хроник. Спи, товарищ! Сам я тоже долгое время вел уголок спортсмена в одном известном религиозном журнале, пока не был изгнан с позором, борясь за свободное слово. Последний спортивный репортаж редакция вернула мне по почте. Мне удалось сохранить его для хроник:
'Во дворе 'Апраксиного двора', где располагался магазин автомобилей, и ювелирка, и еще куча всяких складов, стояло два ларька, известных любому приличному спортсмену. Это прямо напротив здания финансово-экономического института, где разбит садик с бюстом Кваренги. Так вот прямо за спиной Кваренги, на Садовой, есть маленькая площадка между галереями, а в том месте стоял еще третий ларек, где пиво всегда продавалось с подогревом, и место это, по счастью, известно не всем. И чтобы объяснить значение этого подогрева, мне нужно начать издалека. Новгород в это время собирался стать крупным футбольным центром, и для этого решили создать команду из бывших звезд, и туда ушел, в частности, мастер спорта международного класса СССР Василий Данилов. Звание свое он получил за чемпионат мира в Англии, где он прилично отыграл все игры, кроме самой второстепенной игры с Кореей. Но судьба повернулась так, что спустя всего год Вася Данилов, обласканный публикой, еще на вершине своей футбольной славы, с треском вылетел из 'Зенита' за беспробудное пьянство. Надо сказать, что в шестьдесят седьмом году за команду 'Зенит' играло какое-то невероятное количество футболистов -- тридцать восемь человек, и все эти тридцать восемь человек, целых три с половиной состава, -- все очень сильно пили, кроме рыжего Бурчалкина, который в шестьдесят седьмом году не пил, потому что мучился от язвы луковицы двенадцатиперстной кишки. И, конечно, когда в Новгороде создали команду 'Электрон', то туда сразу немедленно сослали самых пьющих зенитовцев: взяли Маркова, Кроткова, взяли Гусева, но другого, который раньше играл за 'Карпаты', и, наконец, взяли Данилова вместе с приличным нападающим Колей Рязановым, ленинградцы его все должны знать. И в этой задрипанной команде 'Электрон' в один момент оказалась масса игроков невиданного для Новгорода высокого класса. Но как иллюстрация выражения, что не место красит человека, новгородский 'Электрон' занял таким обновленным составом во второй северо-западной зоне двенадцатое место всего при восемнадцати командах! То есть зенитовцы за очень короткий срок так разложили новгородскую команду, что скоро на поле нельзя было уже понять, какие из них зенитовцы, а какие не зенитовцы. Надо еще сказать, что в Новгороде и в доперестроечный период пить по утрам было совершенно нечего. И вот, к огромному удивлению ленинградских болельщиков, где-то за месяц до расформирования новгородской команды, около третьего ларька (где пиво, если вы запомнили, продавалось всегда только с подогревом) остановилось такси с потертым новгородским номером, и из него вышли собственной персоной мастер спорта международного класса Василий Данилов и просто мастер спорта Рязанов. Новгородцы, к чести своей, взяли только подогретое пиво, потому что водка у них была своя, сообщили, что сегодняшняя тренировка у них только в четыре, а до этого еще куча времени погулять и пообщаться с приличной публикой.
Вы, как люди интеллигентные, видимо, считаете, что у пивных ларьков стоят работяги и всякая шваль, а это совершенно не так. Допустим, какой-нибудь тоже интеллигентный человек просыпается в девять часов утра, потому что он нигде временно не работает. Абстиненция просто ужасная! И просыпается он, заметьте, не в Париже, куда он от трудностей не сбежал и сбегать не собирается! А на Фонтанке кафе не работают,
