— Какое?
— Объясни, что значат эти слова о том, что там нет никакой магии.
Накор задумчиво прищурился.
— Остановитесь, — сказал он. Джеймс, Гамина и Накор свернули на обочину, чтобы пропустить тех, кто ехал за ними. Накор вытащил из своего мешка три апельсина и спросил Джеймса:
— Ты умеешь жонглировать?
— Немного, — ответил Джеймс.
— На, попробуй, — Накор бросил ему апельсины.
Джеймс, ловкость которого казалась сверхъестественной, поймал фрукты, подбросил их в воздух и начал быстро жонглировать ими, удерживая одновременно лошадь на месте.
— А с закрытыми глазами можешь? — спросил Накор.
Джеймс вошел в ритм и зажмурил глаза; он изо всех сил старался не открывать их, хотя ему все время казалось, что апельсин уже пролетел мимо ладони.
— А теперь попробуй одной рукой.
Джеймс уронил апельсины и открыл глаза.
— Что?
— Я просил тебя жонглировать одной рукой.
— Зачем?
— Это просто трюк, понимаешь?
— Не совсем, — ответил Джеймс.
— Жонглирование — трюк. Это не волшебство. Но, если ты не знаешь, как его делать, оно кажется волшебством. Вот почему люди бросают жонглерам монетки на ярмарках. Чтобы уметь жонглировать одной рукой, надо кое-чему научиться. А когда ты научишься делать это без участия рук, то поймешь, о чем говорил Паг, — сказал исалани, погоняя лошадь.
Арута и Анита стояли перед тронами; старшие сыновья вошли в зал. За те четыре месяца, что молодые принцы были в отъезде, принц и принцесса испытали и горе и радость: сначала узнали, что Боуррик пропал, а потом — что он нашелся. И в душе их осталось пустое место, как осталось оно на церемонии там, где раньше стоял барон Локлир.
Братья встали перед родителями и официально поклонились. Аруте показалось, что они изменились. Он отправлял в Кеш мальчиков, а вернулись мужчины. Теперь они вели себя уверенно там, где раньше были просто развязны, решительно — там, где были порывисты, а в глазах читались следы встреч со злом и жестокостью. Арута просматривал донесения, которые доставляли ему скороходы, но только сейчас прочувствовал их.
— Мы рады, что наши сыновья вернулись, — сказал он громко, чтобы все могли слышать. — Мы с принцессой счастливы приветствовать их.
Потом он сошел с возвышения и обнял Боуррика и Эрланда. Анита тоже обняла обоих, чуть задержавшись, когда ее щека прижималась к щеке Боуррика. Елена и Николас подошли поприветствовать старших братьев, и Боуррик, прижав к себе сестру, сказал ей:
— После Всех этих благородных кешианских дам ты — простое, но редкое сокровище.
— Простое! — воскликнула она, отталкивая его. — Ничего себе! — Эрланда она попросила:
— Расскажи мне о дамах кешианского двора. Все-все. Что они там носят?
Боуррик и Эрланд переглянулись и расхохотались.
— Не думаю, сестричка, что ты заведешь здесь подобную моду, — произнес Боуррик. — Кешианские дамы не носят почти никакой одежды. Нам с Эрландом это зрелище показалось очень привлекательным, но, боюсь, папа, взглянув один раз на свою дочь в кешианском придворном костюме, навсегда запрет тебя в своей комнате.
Елена покраснела.
— Ну все равно расскажешь мне все. Мы должны готовиться к свадьбе барона Джеймса, и мне понадобится что-нибудь новое.
Николас тихо ждал своей очереди, стоя рядом с отцом, и Боуррик с Эрландом одновременно заметили его.
— Привет, братишка, — сказал Боуррик. Он наклонился так, чтобы его глаза оказались вровень с глазами Николаса. — Как ты поживаешь?
Николас обвил руками шею Боуррика и заплакал.
— Сказали, что ты погиб. Я знал, что нет, а они говорили, что да. Я так боялся.
Эрланд почувствовал, как непрошеная влага подступает к глазам, и, повернувшись к Елене, еще раз заключил ее в объятия. Анита всхлипывала от радости, да и Елена тоже, и даже Арута с трудом сдерживался.
Наконец Боуррик поднял мальчика и сказал:
— Хватит, Ники. Мы оба живы и здоровы.
— Да, — подтвердил Эрланд. — И скучали по тебе.
— Правда? — спросил Николас, вытирая слезы.
— Да, — ответил Боуррик. — В Кеше я встретил мальчика, который был ненамного старше тебя. Тогда- то я и понял, как сильно скучаю по тебе.
— Как его зовут? — спросил Николас.
— Его звали Сули Абдул, — ответил Боуррик, по его щеке текла слеза.
— Какое необычное имя, — сказал Николас. — А что с ним случилось?
— Я расскажу тебе о нем.
— Когда? — с нетерпением семилетнего ребенка спросил Николас.
Боуррик поставил мальчика на пол.
— Может быть, через пару дней возьмем лодку и поедем на рыбалку. Хочешь?
Николас выразительно закивал, и Эрланд взъерошил ему волосы.
Арута кивком головы отозвал Джеймса в сторонку, к ним присоединился и герцог Гардан.
— Завтра я обо всем с тобой поговорю, — сказал Арута Джеймсу, — но, судя по донесениям, ты заслужил нашу величайшую благодарность.
— Мы сделали только то, что было необходимо, — ответил Джеймс. — Наибольшей благодарности заслуживают мальчики. Если бы Боуррик вернулся в Крондор вместо того, чтобы, рискуя жизнью, догонять нас или если бы Эрланд не понял бы все так быстро… кто знает, что могло бы произойти?
Арута положил руку на плечо Джеймса.
— Твое желание стать герцогом Крондорским стало нашей любимой шуткой, верно?
— Я еще надеюсь получить этот пост, — улыбнулся Джеймс.
— После того что тебе пришлось пережить, ты все равно хочешь сидеть по правую руку от правителя? — с недоверием спросил Гардан.
— И нигде больше, — ответил Джеймс, глядя на счастливые лица окружавших его людей.
— Вот и хорошо, — сказал Арута. — У меня есть что тебе сказать. Гардан уходит на покой.
— Значит… — начал Джеймс.
— Нет, — ответил Арута. — Я предложу пост герцога Крондорского графу Джефри Равенсвуду, который служит вместе с первым советником Лиама в Рилланоне.
— Что ты такое говоришь, Арута? — прищурился Джеймс.
Принц улыбнулся своей однобокой улыбкой, и Джеймс похолодел.
— Когда закончатся празднования по случаю твоей свадьбы, Джимми, ты с женой отправишься в Рилланон и займешь место Джефри при герцоге Гае Рилланонском. — Он усмехнулся. — И, кто знает, может быть, Боуррик, став королем, предложит тебе титул герцога Рилланона.
Джеймс, обняв жену за талию, весьма спокойно сказал принцу:
— Знаешь, Амос Траск был прав. С тобой и впрямь не повеселишься.
