поглядывали на меня с недоумением. 'Что это он перед нами разоряется?' Но проверка подтвердила опасения - дня через два (обнаружилось и время запаздывания!) С.П. устроил грандиозный разнос руководителю той самой группы, которую я 'приложил'. Конечно, мне было совестно перед хорошим человеком, пострадавшим из-за моих экспериментов (впрочем, элемент разгильдяйства там все же был). Но ничего страшного не произошло. Он так и не понял, за что его разругали: разнос и разнос. Этот парень и в дальнейшем пользовался доверием С.П. Больше я таких проверок, конечно, не устраивал жестокая и опасная вещь. Но к сведению принял: работаю под колпаком. Было, конечно, противно. Единственное, на чем отводил душу, - давал понять, что я знаю, что меня подслушивают. Когда во время телефонного разговора я замечал, что кто-то подключился, обычно пояснял своему собеседнику, что 'эти' опять подслушивают, добавляя какое-нибудь крепкое словцо. Они терпели, не выдавать же себя. Впрочем, постепенно о подслушивании стало широко известно, и они начали срываться. Как-то раз во время подобного телефонного комментария подслушивающий не выдержал, включился в разговор и завопил: 'Что вы себе позволяете?! Это наша работа!' Столкнувшись с подобными фактами, я понял, что и партком, и органы на уровне нашего предприятия фактически работают на С.П. Так же как на государственном уровне аппарат партии и КГБ служили генсеку. Ни партии, ни КГБ власть в стране не принадлежала. Они были только инструментами власти определенных фигур, и не больше. Какова власть, таков и инструмент. И нечего на них списывать все грехи.
Мне кажется, что многие сотрудники этих органов и аппаратов своей работы стыдились. И в какой-то степени ставили крест на собственной человеческой порядочности, попадая в эти ведомства. Может быть, поэтому их представители то и дело оказывались замешанными в каких-нибудь нечистоплотных делах. А может быть, просто происходил своего рода естественный отбор. Из трех таких 'помощников' С.П. двое впоследствии оказались замешанными в уголовщине. Один, говорили, участвовал в махинациях с распределением квартир, другой оказался причастным к известному скандалу в АПН (уже после перехода от нас в эту организацию, созданную в свое время, как все считали, КГБ), связанному с присвоением гонораров за космические снимки, которые они получали от нашего КБ бесплатно. Или эти скандальные истории с кооперативами, банками, фирмами, созданными бывшими работниками КГБ.
Что же все-таки заставляло С.П. начинать каждый свой день на рассвете и заканчивать его глубокой ночью? И каждый такой день был наполнен неприятностями, неудачами, разными ЧП, необходимостью принимать неприятные и рискованные решения (и в какой-то части эти решения должны были оказаться и оказывались неправильными или неудачными), за которые рано или поздно придется отвечать, получать 'арбузы' и разносы! И так изо дня в день - каторга! Что двигало С.П.? Что заставляло его блефовать, браться за все более и более безнадежные и фантастические проекты ('потом разберемся!'), брать на себя ответственность за невыполнимые сроки ('образуется!')? Честолюбие? Да, конечно. Об этом я уже говорил. Но можно ли все объяснить только честолюбием? Что же еще? Нужда? Конечно, по началу была и нужда, и несбывшиеся надежды, и страдания. За плечами были и голодная юность, и Колыма, и шарашки. Но все это уже ушло в прошлое. Теперь он и академик, и лауреат, и так далее, и тому подобное. Что стимулирует людей на поступки, связанные с риском, напряжением? Тщеславие, власть, возможность получать дозволенные и недозволенные удовольствия, стремление быть в центре событий? О тщеславии уже тоже говорилось. Но, по-моему, не может тщеславие заставить человека загонять себя в каторжную жизнь.
Может быть, все-таки власть? Наверное, стремление к власти в природе человека. Почему мы любим детей, щенков, котят? Да, понятно - инстинкт продолжения рода. Но не только! Есть еще и инстинкт власти - мы ими командуем, поучаем, 'воспитываем'! И другой инстинкт их за-ставляет повиноваться более сильным, от которых зависит сама их жизнь! Это касается не только человека. Вы видели когда-нибудь, как утка плывет во главе своего выводка, созывая и подгоняя непослушных и слишком инициативных? Когда они подрастают, инстинкт повиновения начинает отказывать. У некоторых (может быть, их слишком интенсивно и слишком многие воспитывали?) стимулом жизни становится желание подчинять других. Так что к честолюбию, наверное, можно присоединить и стремление к власти, стремление к самоутверждению.
Удовольствия? Например, хорошо поесть, выпить? Однажды, кажется, после первого и неудачного старта ракеты Р7, Тюлин после окончания совещания работников НИИ-4, уже глубокой ночью, сказал, потягиваясь и с некоторым злорадством: 'Ну и врежет сегодня Серега!' Я взглянул на него с удивлением. Хотя как человека Королева я тогда еще практически не знал, мне все же трудно было себе представить его любителем топить горе в вине - не тот тип человека. Хотя выпить в подходящей компании хорошего коньяка - это он любил. Никогда нетрезвым его не видел. Вкусно поесть, конечно, любил. Насколько помню, он всегда мне казался толстым. Давно замечено, что много и напряженно работающие лидеры становятся толстяками (по крайней мере, так было раньше). Люди такого типа ежедневно работу кончают взвинченные, измочаленные, уставшие, приезжают домой поздно. Надо же как-то разрядиться, расслабиться, прийти в себя, на чем-то душу отвести, успокоиться. Что и происходило за столом. Это могло стать отдушиной, единственной ежедневной человеческой радостью и развлечением.
Что касается женщин, наверняка они были. И кое-что организовывалось некоторыми заинтересованными в заказах и поддержке смежниками, даже существовала подозрительная квартира в наших подлипкинских 'черемушках'. Иногда происходил какой-то странный и даже смешной обмен двусмысленными репликами с Мишиным за столом во время обеда. Как будто они хвастали друг перед другом победами на любовном фронте. Но известно, что, когда мужчины начинают хвастаться успехами у женщин, это обычно означает, что на самом деле похвастаться особенно нечем. Не был он донжуаном.
Он был безусловно талантливым человеком, честолюбивым в хорошем смысле слова. Стремился расширить свои возможности. Пытался создавать филиалы своего КБ в Златоусте, Самаре, Омске, Красноярске. Но, конечно, создать королевство ему не позволяли не только потому, что тогда уж совсем трудно стало бы им управлять. Он и так все время разбрасывался по разным направлениям работ: жидкостные межконтинентальные ракеты, твердотопливные ракеты, ракеты для подводных лодок, глобальная ракета, которая могла бы поразить цель с любого направления при запуске с одного и того же старта, спутники связи, космические аппараты и корабли, лунная экспедиция... Принимал на себя все новые и новые обязательства, которые уж никак не мог выполнить.
Для нас его смерть была тяжелейшим ударом: мы глубочайшим образом почувствовали, как трудно работать без него. Но если бы он прожил еще несколько лет? Что было бы? Обязательства по лунной экспедиции мы бы так и не выполнили. То, что комплекс ракеты Н1 с лунными кораблями не был создан, - это не вина его преемника Мишина, а вина самого Королева: проект Н1-Л3 так, как он был заложен, не мог быть реализован. Конечно, сама ракета Н1 могла быть создана. Ну и что бы это дало? Прошло уже более трех десятков лет, но пока ни у нас, ни у американцев не возникла необходимость в создании космического аппарата с массой около 100 тонн. Так и стояла бы эта ракета на складе или в каком-нибудь парке до сих пор?
В семидесятые годы мы рисовали орбитальную станцию с массой около 100 тонн и с гигантским телескопом. Рисовать мы, конечно, могли, но сделать телескоп больше и лучше, чем сделанный позже американцами 'Хаббл', мы были явно не готовы, как не готовы и по сей день. Думаю, что работы по 'Союзу' при его жизни шли бы, может быть, и быстрее, а вот по станциям 'Салют' едва ли. Кто-то рассказывал, что Пилюгин, его старый друг, во время похорон С.П. сказал: 'Вовремя Серега умер!'
ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ
Мы стремились при разработке корабля 'Восток' сделать его не только быстро, быстрее американцев (они уже объ-явили, что будут разрабатывать космический корабль), но, главное, сделать его надежным. Достаточно тривиальная постановка задачи. Но как этого добиться? И ответ тоже достаточно тривиальный: применением предельно надежных, по возможности простых решений, уже апробированных схем и принципов, использованием оборудования в основном уже отработанного, резервированием везде, где это в принципе возможно, приборов, агрегатов, механизмов. Например, разработку элементов, обеспечивающих очистку воздуха в кабине, создавали, опираясь на опыт подводного флота. Конечно, все делалось для работы в условиях космического полета.
Находить и применять простые решения не так просто. Вот, например, какое решение системы посадки проще: катапультировать космонавтов из спускаемого аппарата с раздельным приземлением того и другого на своих парашютах или приземлять космонавтов в аппарате? Поначалу второе кажется проще: не нужно катапультируемое кресло и отстреливаемый люк. Космонавту в скафандре трудно управлять парашютом, и он может неудачно приземлиться. Наконец, спускаемый аппарат с открытым люком может оказаться на
