- Я буду здесь жить? - спросил Корн.
- По крайней мере, пока. Займешь комнату Тертона. В глубине расположены лаборатории. Это очень старое здание, и не только снаружи. Наверху размещаются жилые комнаты в стиле прошлого века, не очень удобные. Видишь ли, - Норт замялся, - в определенном смысле Тертон был человеком со странностями. Хотел жить только здесь и здесь же хранил свой архив.
- Но ведь...
- Скажи ему прямо, Берт, - прервала Эльси.
- Хорошо. Тертон просил, чтобы именно его преемник сам перенес архив и записи. Он, знаешь, иногда пользовался ручкой. Оригинал.
- Что значит, просил?
- Он неоднократно упоминал об этом в разговорах. Признаться, я не вижу здесь смысла, так что, если хочешь, я поселю тебя в гостинице, а завтра прикажу перенести архив в обычный павильон.
- Берт, мы же договорились...
- Пусть Корн решает сам. В конце концов, нельзя человека силой заставлять жить в таком помещении.
Корн взглянул на Эльси.
- Я поживу здесь несколько дней, - сказал он. - А там посмотрим...
Оставшись один, он осмотрел комнату. Двустворчатые двери, какие порой можно увидеть в стереовизоре, большой дубовый письменный стол, вероятно, еще более древнее кресло, покрытое потрескавшейся, местами протертой кожей. В остальном обстановка была обычной: стереовизор, ключ к мнемотронам с большим серым экраном для чтения и калькулятор Опекуна с отверстием для знара. У Корна было такое ощущение, будто он давно знает и эти вещи, и то, что за небольшой раздвижной дверью расположена уютная спаленка с широкой кроватью и подушкой, расшитой драконами, происхождение которой он должен был бы помнить. Информация эта таилась где-то на краю его памяти, но когда он сосредоточивался, чтобы извлечь ее, она расплывалась, и он уже начал сомневаться, была ли она там вообще. Он стоял перед дверью и, когда, почувствовав его присутствие, она отошла в сторону, увидел кровать, подушку и шлем, висевший на толстом пружинном захвате, укрепленном в стене. 'Шлема здесь не было', - подумал он, и только тогда сообразил, насколько абсурдна эта мысль. Он, 'ожидавший' все то время, когда комнату занимал Тертон, не мог этого помнить.
Ванная была дальше. Он дернул блузу, и она разошлась вдоль невидимого шва. Корн все еще не мог привыкнуть к этому, и подумал, что сорочка, которую он носил полвека назад, нравилась ему больше. Он уже собирался принять душ, когда динамик, расположенный где-то под потолком, тихо загудел.
- Можно к тебе на минутку?
Он взглянул на экран интервизора и увидел лицо Эльси.
- Сейчас?
- Да.
- Пожалуйста.
Он привел блузу в порядок, прошел в кабинет и отворил дверь. Эльси вошла и осмотрелась.
- Наверно, ты здесь все изменишь?
- Не знаю. Пожалуй, нет. Я еще не думал.
- Тертон любил эту комнату. Вечерами он работал дома, а не в лаборатории, - Эльси присела в одно из двух современных удобных кресел, стоявших у стены рядом с небольшим столиком. - Принеси мне молока, пожалуйста.
Когда он вернулся со стаканом, она стояла возле письменного стола.
- Здесь не было никаких его бумаг? Я тебе говорила, что он иногда писал ручкой на бумаге?
- Не было.
- Видно, забрали после его смерти. Берт не сказал, но он никогда ничего мне не говорит.
- Если что-нибудь обнаружу, свяжусь с тобой по интервизору, - сказал Корн.
- Лучше не надо. Я еще приду сюда или загляну к тебе в лабораторию.
Корн думал, что теперь-то Эльси уйдет, но она снова села, держа в руке стакан с молоком.
- Видишь ли, Тертон был величиной. Пожалуй, единственным настоящим ученым во всем институте.
- Слышал.
- Не только ученым... Он не пользовался фантотроном. Считал, что человек должен жить только по- настоящему. Тебя это удивляет, как и всех, - добавила она, видя, что Корн молчит, и после паузы допила молоко. - Я хотела, чтобы ты, продолжая его исследования, хотя бы знал, что для него было самым важным, и не считал его... Впрочем, ты все равно не поймешь.
- Не пойму?
- Нет. Молодой манипулянт, присланный по специальному распоряжению Опекуна. Представляю себе, сколько тестов ты должен был пройти, прежде чем тебя выбрали. Всех нетипичных, которые не пользуются фантотронами и вообще не вписываются в заранее оговоренные рамки, отбраковывают уже в самом начале. Тертон всегда говорил, что здесь необходимы люди с ограниченным воображением, которые думают только о том, что делают. Другие не выдержат.
- А Тертон?
- Он был исключением. Талант, знания, опыт. Просто не было другого профессора, другого манипулянта, который мог бы делать все то, что делал он. А теперь здесь ты. Я представляла тебя иначе.
- Почему?
- После информации Опекуна. Искусственно регенерированный человек с предварительно записанной информацией.
- О чем ты?
- О тебе. Я ожидала что-нибудь вроде автомата, а ты... Ты оказался такой же, как все. Поэтому я и пришла.
Он молчал. Откуда-то от желудка к горлу подступала тошнотворная волна тепла. Что-то, видимо, творилось с его лицом, потому что он заметил, как Эльси глубже втиснулась в кресло.
- Ты... ты не знал?
- Уходи! Сейчас же! - его голос прозвучал как-то по-новому.
Эльси встала, обогнула кресло и подошла к двери.
- Корн, я не знала, я не хотела... Я должна сказать тебе еще кое-что.
- Уйди! - повторил он.
Хлопнула дверь. Так обычно в пьесах на исторические темы заканчивалась сцена. Но здесь все продолжалось, и металлические подлокотники кресла по-прежнему отражали гротескно искривленные стены комнаты.
Итак, Кома не сказала о том, что у него модифицирована память. Обманула его. Но что это значит? Может, то, что его мозг воспринимает образы, звуки, цвета, которые не вызывают ответа в стертых процедурами воспоминаниях? Что он воспринимает мир искаженным, не знает об этом и знать не может? - Что он не такой, как остальные, и отличается настолько сильно, что навсегда останется таким?
Проснувшись там, в институте, он думал о космонавтах, звездах и... бульоне. А о своей квартире на шестнадцатом этаже. Каре - жене, присутствие которой он ощущал, даже когда ее не было дома, о книгах, написанных еще до его рождения, и самолетах, садившихся в черной пелене газов где-то там, за окнами, на аэродроме, - обо всем этом он почти не думал. А ведь все это должно было существовать в его воспоминаниях. Он помнил смешного плюшевого кота на полке над кроватью, высокооборотный миксер, звук которого всегда слышал в субботу после обеда, когда Кара готовила праздничные ватрушки, и старые часы, отбивавшие время даже ночью, когда он просыпался и чувствовал, что одинок, так одинок, как может быть одинок только человек. Тогда он отдергивал занавеску и смотрел на далекие мигающие огни аэродрома. В институте, перестав 'ожидать', он никогда не чувствовал этого. 'Регенерированный человек с предварительно записанной информацией', - так сказала Эльси.
Он оттолкнул кресло, откатившись, оно глухо ударилось о стену. Открыл дверь, пробежал по коридору, выскочил наружу в ночь. Светила луна, мигали далекие звезды, и со стороны пустыни веяло холодом. Несколько минут он бежал по серой бетонированной полосе, потом свернул с нее. Ноги вязли в песке, но он
