23. СВЕЖАЯ ПАРТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ГОЛОВОК
Я приобрел хорошего знакомого в Икитосе. Это был некий Мигель Перейра, первый франт в городе, беззаботный, как птица, кабальеро. Он нигде не работал, но зарабатывал неплохо.
Однажды утром, когда я сидел в кафе за завтраком, дон Мигель подошел ко мне и, весело поздоровавшись, сказал:
— Вы естествоиспытатель, не правда ли?
— К вашим услугам.
— Вас интересуют индейские изделия?
— Очень!
— Тогда подождите меня здесь.
Он убежал и спустя четверть часа вернулся с узелком в руках. Таинственно улыбаясь, он стал развязывать узелок, озираясь по сторонам и стараясь скрыть от соседей его содержимое. Наконец он извлек оттуда — что бы вы думали? Бальзамированную человеческую голову. Голова была маленькая — величиной в два кулака, хотя, судя по черным пышным буклям, это была голова взрослого индейца.
— Ну, как? Неплохие мастера эти хибари? — довольным тоном вопрошает дон Мигель, видя, что я внимательно присматриваюсь к ней.
Об этих удивительных головках я слышал уже не раз, но до сих пор мне еще не удалось увидеть их. Рот и глаза у этих головок прошиты тонкими пальмовыми волокнами, — делается это для того, чтобы «душа убитого не отомстила победителю», — а в остальном на них не заметно никаких изменений. Лица кажутся живыми, только уменьшены примерно в три раза. Выражение трогательной печали усиливает это ощущение жизни в лице. Кто был этот индеец, как он погиб?
— Этот индеец из племени, живущего по соседству с хибарами, — сообщает тут же Перейра. — Хибари и их соседи уже давно хотели помириться и прекратить вражду, но мы этого не допускаем… Никто не умеет так красиво выделывать эти головки, как хибари, ну, а для этого необходим свежий материал, — цинично хохочет Перейра. — В мире большой спрос на этот товар. Мы не поспеваем его удовлетворять… Хибарам некогда передохнуть…
Хибари принадлежат к самым диким индейским племенам, которые до сих пор не поддаются никаким попыткам «цивилизировать» их. В труднодоступных дебрях между тремя северными притоками Амазонки — Сантьяго, Пастасой и Мороной[45] — они и поныне живут той жизнью, какой жили четыреста лет назад, когда их впервые обнаружили испанцы.
Они препарируют головы тотчас же после убийства жертвы. Добытые трофеи привешивают за волосы вокруг пояса.
— Прошу прощения, уточним: привешивали, — поправляет Перейра, — теперь уже этого не делают, ибо головки получили другое назначение: они теперь отправляются путешествовать в большой мир…
Да, я сам убедился в этом. В Пара мне предлагали несколько таких экспонатов по триста долларов за штуку.
— Почему они такие дорогие? — удивился я. — Разве вы много платите хибарам?
— Нет, конечно. Хибари получают гроши, но агенты, занимающиеся этим делом, подвергаются опасности. Они-то и вздули цены.
— А хибарам выгодна такая работа? Ведь за эти гроши, как вы говорите, им, прежде чем добыть трофейные головы, приходится воевать.
— Ну, тут уж наша забота, мы им помогаем. Делается это очень просто. Время от времени мы науськиваем соседей, уговаривая их отомстить хибарам за все нанесенные ими обиды, и волей-неволей хибарам приходится драться и… добывать для нас головы. И добывают, ибо мы даем им немножко больше оружия, нежели их соседям…
Я слушал этот кошмар, и мне становилось страшно. Препарированными человеческими головами забавляется свет, это лишь забавные экспонаты, необычная игрушка, развлекающая пресыщенных снобов, скучающих в салонах далеких городов. Так вот в чем секрет спроса на эти головы! Чтобы угодить чьим-то извращенным вкусам, здесь, над притоками Амазонки, лесные жители вынуждены уничтожать друг друга. Нечего сказать, славная миссия цивилизации!
— А кто больше всего скупает эти головки? — спрашиваю у Перейры.
— Американцы.
— Американцы?
— Да, сеньор! Чикагский музей платит самые высокие цены. Здесь, в Икитосе, у них есть свой представитель, доктор Бесслер.
— А скажите, там, в Америке, знают, каким страшным способом добывают эти препараты?
— Что за вопрос!
— Знают или не знают? — настаиваю я.
— Разумеется, знают. Никакой тайны тут нет. Собственно, сеньор сам может спросить об этом доктора Бесслера.
Оказывается, мой знакомый Перейра — главный поставщик головок во всем Икитосе. Однажды утром он пригласил меня к себе, чтобы показать свой товар, «свежую партию», как он выразился. В потайном углу комнаты стоял сундук. Перейра открыл его, и я увидел более двух десятков головок, установленных рядами на его дне. Густые черные кудри заполнили сундук почти до половины.
При виде этой чудовищной коллекции у меня помутилось в голове. Не надо было особого воображения, чтобы представить себе, сколько человеческого горя и страданий заключено в этом сундуке. А дон Мигель любовно поглядывал на головки, как бы лаская их своим взором, и восхищение, которое я читал в его глазах, усиливало мой ужас.
На одной головке волосы были покороче; внимательно вглядевшись, я заметил, что и цвет кожи у нее светлее других. По-видимому, это был не индеец.
— Сеньор удивлен, да? — спрашивает развеселившийся хозяин.
— Кто это?
— Это Мартине, один из моих агентов, — отвечает Мигель. — Вероятно, не поладил с хибарами — возможно, слишком ретиво требовал головок. И когда он возвращался обратно по реке Пастаса, они его подстерегли и укокошили. А затем его голову продали вместе с другими…
— И что же, американцы купят и эту головку?
— Конечно, купят, почему бы нет? Головка, как и все прочие. К тому же, немалая сенсация… Пожалуй, еще дороже заплатят…
24. СТО БАБОЧЕК ЕЖЕДНЕВНО!
У маленького Чикиньо и его матери дела очень плохи. Из Икитоса отец Чикиньо убежал. Одно время он был здесь, но мстительная рука всесильного комиссара из Табатинги и тут нашла его. Беднягу хотели арестовать и выдать бразильским властям как уголовного преступника. Не имея другого выхода, он скрылся в лесной чаще. По слухам, он отправился далеко на юг, к притоку Укаяли — Урубамбе, и там пристал к партии сборщиков каучука. Попав в такой сложный переплет, он вынужден был бросить семью на милость судьбы и знакомых.
— Что нам делать? — спрашивает у меня подавленная мать Чикиньо.
Я и сам не знал. Что можно посоветовать, когда человек находится в таком положений? Спустя два дня она снова пришла ко мне с предложением прихватить с собой мальчика в качестве помощника до Кумарии,[46] куда я направился. В Кумарии мальчик будет ближе к отцу и легче выпутается из беды. Я согласился взять мальчика с собой.
Когда Чикиньо узнал об этом, он явился ко мне взволнованный и, протягивая руку, торжественно произнес:
— Спасибо тебе. Ты мой настоящий друг и покровитель. Я буду тебе ежедневно приносить сто
