Часто случалось, что, возвращаясь с охоты, измотанный жарой и духотой, я еле волочил ноги. Но если в такую минуту среди деревьев появлялась похожая на сверкавшую голубую звезду бабочка морфо, я испытывал чувство физического облегчения, как будто меня освежил повеявший с далекого моря прохладный ветерок. И тогда я бодрее шагал вперед.
Вот уже несколько дней как у меня завязалась дружба с одной прекрасной бабочкой. Я вижу ее ежедневно на тропинке, в одном и том же месте. Когда я подхожу ближе, она взлетает, описывает надо мной несколько кругов в воздухе и улетает в лес. Со временем между нами возникает своеобразная близость. Бабочка уже не боится меня и разрешает подходить к ней совсем близко. Она принадлежит к роду катонефеле и изумительно окрашена. На бархатно-черном фоне нарисованы две апельсинно-желтые ленты. Черный и желтый цвета сочетаются удивительно гармонично. Эта бабочка дорога мне, она напоминает Басю. Когда-то, гуляя с Басей по лугам над рекой Вартой, мы пережили такое же приключение, только с лимонкой. Несколько дней мы провели в такой же сердечной дружбе с этой бабочкой.
Мой крылатый друг будто колдует: вдруг передо мной встают, как живые, голубые глаза, светлая головка, дорогое детское личико. Иллюзия так велика, что кажется: сейчас я услышу ее голосок, вот-вот из- за поворота тропинки появится светлая маленькая фигурка. Я хочу крикнуть, позвать ее, но на повороте появляются Чикиньо и Долорес, весело болтающие о жуке, которого они только что изловили.
Нет Баси на Укаяли. Один восхищаюсь я радужными сверкающими бабочками.
55. ЛЮБОВЬ К ЗМЕЕ
Однажды Хосе, индеец кампа, прибывший с берегов Инуи, принес мне живую змею канинану, внушительную двухметровую гадину. Канинана — змея неядовитая, но очень увертливая, и когда я вытаскиваю ее из мешка, она извивается и мотает хвостом во все стороны. Увидав змею, Долорес с отвращением попятилась.
— Ты чего боишься? — спрашиваю девочку. — Ведь она неядовитая.
— Ну и что, все-таки она змея, — отвечает Долорес.
В голосе ее слышится врожденное отвращение ко всему змеиному отродью.
— А ты тоже боишься? — обращаюсь к Чикиньо и подсовываю ему змею. — Потрогай ее.
Чикиньо очень хочется потрогать змею. Прежде всего потому, что должен же он показать девчонке, что он не боится. Но он не может, это свыше его сил. Капли пота выступили на лбу мальчика — нет, он не может прикоснуться к змее!
— Ах вы, трусы! — издеваюсь я. — Какие же вы друзья животных? При виде первой попавшейся змеи вся ваша любовь улетучилась вмиг!
— У нее такая холодная кожа! — защищается Долорес.
— Не потому, что кожа у нее холодная, — подхватывает Чикиньо, — а потому, что каждая змея — это черт.
— Такой же черт, как ты сам. Чепуху городишь, великий натуралист! — смеюсь я.
Чикиньо болезненно самолюбив. Мой смех его очень задел. Ведь он искренне любит животных. А так как я для него пример во всех делах, касающихся природы, то и сейчас он решает быть моим верным последователем.
В последующие дни он часто останавливается у клетки канинаны и, видимо, внимательно изучает змею. Иногда что-то говорит ей шепотом. Свернувшаяся в клубок змея всегда неподвижна — она спит. Наконец Чикиньо решается осторожно слегка прикоснуться к змее. Восьмилетний храбрец ведет сейчас тяжелую борьбу с собой, с суеверием, укоренившимся с незапамятных времен. Здесь, у клетки канинаны, происходит незримая героическая борьба. И победил в этой борьбе в конце концов Чикиньо. Спустя несколько дней он уже без отвращения прикасается к змее. А милый канинана не особенно противится этим ласкам. Очевидно, он уже привык к ним и не кусается.
За успехами Чикиньо ревнивым глазом следит Долорес. Она ни за что не хочет быть хуже мальчика и тоже решается попробовать. Увы, она успехами похвастать не может. Всякий раз, когда девочка хочет погладить змею, ее пробирает дрожь отвращения. Долорес делает над собой просто нечеловеческие усилия — и все напрасно: протянутая к змее рука дрожит. Но Долорес упряма. Она уговаривает себя, что любит змею; она хитрит, насилует и обманывает сама себя. Лаская канинану, она приговаривает:
— Мой хороший, мой прекрасный европеец…
(Европа для Долорес вершина всего прекрасного, всех ее мечтаний!)
Чикиньо громко высмеивает эти хитрости и, в качестве тонкого знатока души животных и верного друга их, поучает девочку, как полюбить змею. Любовь должна быть чиста, как кристалл, и пряма, как тростник! Похлопывая терпеливую змею по животу так энергично, что звуки шлепков далеко разносятся, Чикиньо приговаривает:
— Моя хорошая, моя настоящая змея…
Канинана проявляет ангельскую кротость: даже такие энергичные ласки не выводят ее из терпения!
56. ПОПУГАЙ — ЦАРЬ ПТИЦ
На рассвете, когда солнце, восходящее над Южной Америкой, еще скрыто за стеной леса, в воздухе разносятся громкие пронзительные крики. Каким бы глубоким сном ни спал обитатель тропического леса, где бы это ни происходило — над Амазонкой или над Параной, — он обязательно проснется и вскочит, проклиная на чем свет стоит виновников шума:
— Проклятые попугаи!..
Да, его разбудили попугаи. И с той минуты весь день до самого вечера, исключая разве только самые жаркие полуденные часы, крики летящих попугаев раздаются непрестанно, напоминая вам о том, что вы находитесь в тропическом лесу.
Летящие попугаи! Когда смотришь на эти быстролетные создания, рассекающие воздух со скоростью пущенной стрелы, трудно поверить, что это те же птицы, которых мы видели в неволе: беспомощные, неповоротливые, сонные — утеха старых тетушек. Здесь, на свободе, они неузнаваемы. Быстротой полета и громкими криками они оживляют местный ландшафт и являются бесспорным его украшением.
До чего же их много! Они встречаются буквально на каждом шагу. Весь день эти беспокойные создания шатаются с места на место. Стоит только остановиться где-нибудь в лесу и прислушаться, как ухо ваше наверняка уловит знаменательный крик попугаев, пролетающих где-то над верхушками деревьев. Очень характерный, пронзительный крик, который издает попугай в полете, имеет определенное значение. По-видимому, этим криком попугаи пытаются устрашить и отпугнуть угрожающих им хищников.
Американские попугаи окрашены преимущественно в зеленый цвет, который сливается с зеленым фоном леса и служит наилучшей маскировкой. Всегда ли попугаи были зеленые? Вероятно, нет. Эту интересную тайну веков выдает особенный, сохранившийся по сей день характер окраски и оперения. А именно: в зеленый цвет у них окрашена только верхняя часть перьев, заметная для посторонних глаз, а нижняя, скрытая от наблюдателя, переливается всеми другими цветами — голубым, красным, оранжевым. Это дает основание предполагать, что некогда попугаи имели вызывающе яркую окраску. Очевидно, в последующий период, когда число врагов их приумножилось, мудрая природа прикрыла кричащую расцветку перьев зеленым маскировочным плащом — примерно так, как это сделали люди, нарядив своих солдат в серые мундиры.
Что дело обстояло именно так, подтверждают, как исключение, арары… Их окраска и сейчас очень ярка и криклива, но арары могут позволить себе такую роскошь. Они самые крупные и сильные из всех попугаев в мире и могут с успехом померяться силами даже с ястребом или другими отчаянными разбойниками.