Говорящая душа

Филановский ГГоворящая душа

Григорий Филановский

Говорящая душа

Алик шел по тропинке и ревел. Никто его не видел и не слышал, но он ревел все громче. Вдруг - голос:

- Зачем мальчик так бурно выражает свои чувства?

Незнакомцу было лет... Судя по лысине, он мог быть отцом такого мальчика, как Алик. Но его внимательные карие глаза были непохожи на отцовские. В руках он держал что-то напоминающее одновременно револьвер и мясорубку.

- А чего они... - всхлипнул Алик.

- Не надо слов, - перебил незнакомец, надевая какие-то диковинные очки, сквозь которые глаза казались совсем черными. Проводки тянулись от очков к револьверно-мясорубочному устройству.

- Да, мальчик, обида, горькая обида: так хотелось поиграть в мяч... да, в мяч, верно...

- Как вы угадали? - Алик глядел то на незнакомца, то на снятые очки, подключенные к странному устройству.

- И ты угадал: с помощью этих очков. Все это очень даже просто. Так же, как слетать на Марс. Взять и слетать.

Встречный протянул руку - дескать, ясно, как на ладони. Ух, если б глаза его в этот момент не насмехались...

- А зовут тебя...

- Алик. По-настоящему - Валик, только мне так не нравится.

- Валик... Валентин?.. Отлично! А я - Сергей, продолжение не обязательно...

Сергей внезапно опустился перед мальчиком на колени, так что стала видна вся солнечная лысина и странно грустные глаза, если глядеть на них сверху.

- Будешь, Алик, моим спутником и помощником. А то я нынче как-то совсем одинок. Ну?

- Можно, - согласился Алик.

- Добро. Писать быстро ты еще не умеешь, впрочем, кажется, и медленно тоже. Но зато всей душой откровенно переживать и говорить искренне ты не разучился. Лгать и притворяться тебе пока ни к чему... Ты прекрасно чувствуешь жизнь. Кстати, знаешь, что такое жизнь?

- Знаю.

- Я не сомневался. Главное ты, конечно, знаешь, понимаешь. Всякое живое жадно стремится жить и по-своему радуется полноте жизни, и по-своему страдает от лишений. А уловить это можешь только ты, человек, вооруженный этим... - Сергей бережно надел мальчику очки, закрепил прибор. Мальчик покорно стоял на месте.

- Ну, Валя, вглядись в какую-нибудь жизнь: дуба, лягушки, ежа, слона, инфузории, магнолии. Приступай!..

Алик смотрел перед собой. Понемногу он начал всматриваться и вслушиваться в одну тоненькую травинку, ярко озаренную солнцем. Ему сделалось как-то душновато, томительно, и он непроизвольно протянул:

- Пи-ить...

- Великолепно! Ты ухватил душу травинки! - Глаза Сергея разбрасывали бойкие солнечные искры. - Тебя не удивляет это слово - душа? Душа, бог, возможно, ты и не слышал этих старых слов?..

Алик промолчал. Ему сейчас вовсе не хотелось выяснять, что такое бог. И Сергей не стал вдаваться в подробности. Заметил мельком:

- Большая часть человечества доныне верит в бога. Правда, смешно?

Жаль, что сейчас на месте Алика не находилась большая часть человечества - один вид Сергея убедил бы всех, что и впрямь смешно...

Алик весь нацелился на муравья.

'...Несу, несу, несу, - торжествовала муравьиная душа. - Несу добычу!' - объявлялось собратьям на муравьиной тропке. А дом, муравейник в двух шагах человеческих, в тысяче муравьиных, - далековато, впрочем.

'...Устал малость... Перекусить бы... - это едва-едва, будто скрипочка в шторм. А звучно: - Несу - домой, несу - домой...'

Донес и запропастился в какой-то муравьиной пещерке. Алик чуть тронул палочкой, и тут поднялась муравейная буря:

'Тревога! Эй! Тревога! Что? Где? В бой! На кого? А? Что? Ничего? Ничего страшного. Прошло. Порядок. За работу...'

- Молодчина, Алик, так она и познается - настоящая жизнь...

'...Дети, дети, - кричала перепелка, - за мной, милые. Стоп!'

Подсолнечник исподлобья глядел на Солнце:

'Хватит, довольно мне жарких лучей, голова моя отяжелела, черные семечки вызрели и готовы пасть на землю'.

Встрепенулся паук:

'Что там бьется?..'

'Что со мной... Почему не улетаю! Что меня удерживает?'

- Ага, муха, - прокомментировал Сергей, - видит она мир обобщенно, большими грубоватыми кусками, и не замечает таких поразительных, роковых подробностей, как паутинка...

'Рванусь-ка, - продолжала муха, - надо же мне лететь. Ой, кто это мрачный ползет ко мне? Как жутко! Вырваться любой ценой. Нет, я как будто запутываюсь все сильнее...'

- Дядя Сережа, спасем?

- Нельзя вмешиваться. Мы наблюдатели. Факты, только факты, исключительно факты. Иначе...

'Ай! Кольнула иголочка в грудь, и я уже не могу шевельнуть ни одной лапкой: ни задней, ни средней, ни передней. У, как темнеет белый свет...'

Молчал трухлявый пень. Молчал обкатанный в незапамятные времена камень - неужто ему нечего рассказать о себе? Тихие облака лениво плыли в бесконечном синем безмолвии.

'Скорей', - чирикнул воробей.

Молчал журчащий ручеек. Невидимая личинка пискнула:

'Иду на свет...'

И желтый полдень легкой тенью раскачивался по опушке: спать, пить, спать, пить...

Сергей валялся на траве, и облака плыли по его глазам. Алик загляделся на старшего друга, и мальчика охватила истома, ему показалось, что он сто лет не видал кого-то милого, наверное, мамы, и, когда ее увидит, расплачется и станет целовать добрые руки. Но ему еще представилось, что мама уходит от него, и все кругом немило без нее...

У Алика бешено забилось сердце, и он, осознав, что нечаянно воспринял дядю Сережу, поспешил перевестись в другой мир.

'...Уф! какой нектар', - упивалась пчела.

'...Дозревают желуди и в этом году', - вздыхал старый-старый дуб.

'Что за маленький человечек?' - любопытствовала белочка.

'Забрали все мое ясное солнышко!' - всхлипывала березка в елочной тени.

'...Неведомо - опасно', - кружилась стрекоза...

'...Здесь я, - трепетала бабочка, - спешите, милые, далекие рыцари ко мне, здесь я!..'

'...Сплю, - лепетала фиалка, - посплю...'

- Алик!

- Что, дядь Сережа?

- Пора нам, пойдем в институтскую столовую, перекусим.

На людях глаза Сергея стали совсем растерянными. Суетливо он занял столик. Чего-то ждал, беспрерывно поглядывал на вход. И вдруг озарился:

- Валентина! Валя, Валя, сюда...

Снисходительно подплыла, села.

- Так как вам работалось на воздухе, мужчины?