ниточка, но игра - да, да, для них это была игра - пошла свободней. Масюк метался по залу, казалось, что он всюду, даже голос его менялся... 'Подмосковный городок' - пропелось неподалеку.
'А у меня прическа лучше, чем у Галки'. 'Пить хочется'. 'Ну, пора бы кончать это дело...'
Нет, тогда мне было совсем не до мысли о возможности подделки, обмана. Совсем другое. Меня охватила тревога. Не простая тревога, а вроде предчувствия, что случится нечто такое, что и представить себе нельзя. Я боялся его. Передо мной тот, кто сейчас может нечаянно открыть меня хоть мне самому...
Вдруг сидевший со мной рядом преподаватель с устоявшимся начальственным лицом, человек, очевидно, всегда твердо чувствующий себя на месте, пригнулся и рысцой побежал из зала...
________________________________________________
* Опущено описание чисто личных переживаний автора письма.
Документ No 6
ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ СЕМЬИ МАСЮКОВ
АННА АНДРЕЕВНА
У Вальки это немножко от деда, моего деда, Григория Рахматуллы - они наполовину татарин. Сидит, бывало, дед в доме, и вдруг: 'Нет!' - кому-то из нас, или матери, или бабке. А мы ведь молчим. Еще насупится, как Валька давеча, и с такой улыбочкой: 'Правильно...' Меня однажды, когда в голодное время помыслила, что многовато он ест, ударил тяжело - не со зла, с обиды. Я молчала, и он молчал, и все понимали, что не зазря. Дед был с небольшой хитрецой: таил, что иногда чует чужие мысли. Особенно потому, как село у нас глухое, батюшке все втихомолку покорны, а батюшка чужеродных живо к антихристову войску причислит. Порой на моленьи уловит батюшка дедову улыбку, весь передернется: опять бесов слушаешь, нечестивец!.. К смерти года за три стал дед глохнуть, а мы, сейчас припоминаю, тогда вроде внимания на это не обращали, попривыкали - как поглядим в его сторону, позовем есть или в лес он и слушает. Любил он Вальку моего - в год смерти дедовой сыну пятый год уже пошел. Дед положит лапу мальчонке на голову: 'Ну...' Сидят оба, словно в молчанку играют, и у Вальки на мордочке разные выражения, будто кино смотрит. Отец этого не любил, просил даже деда оставить эти фокусы с ребенком. Но тут дед скучно качал головой: не слышу, мол, не знаю... Ну, а дальше, пускай хоть отец, хоть Валька сам скажет...
СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ
Я думаю, напрасно мы всю эту канитель развели. Был мой сын парень, как парень. Ну, имеется у него способность глядеть в чужие головы. Так разве ж это талант! Простите, доктор, весь город вас любит и уважает, вы же любую болезнь насквозь видите, себя не щадите, душу людскую понимаете - не у вас ли самый верный, самый высокий талант!.. Что мой мальчишка против вас! - босяк. Может, когда-нибудь, слушай, Валентин, ты будешь хорошим агрономом, очень хорошим, таким, чтоб люди о тебе говорили так же, как о враче Калиновском. А чудесами пускай наш батюшка ведает, вино в кровь господню превращает, или наоборот, да путевки в рай обещает.
Валька, конечно, пусть отдаст долг науке, все сделает, что умные люди советуют, но своей науки, жизненной науки пусть тоже ни за что не забывает.
ВАЛЕНТИН МАСЮК
Как бы это по порядку... Только вы, пожалуйста, меня пока только слушайте, а свое, свое в мыслях не высказывайте - очень фонит...
Мама верно говорила: в детстве с дедом я чувствовал, как солнце, закрытыми глазами.
После пропало. Года три примерно назад стал замечать: иной раз откуда-то, от человека идут его запечатанные слова. Знаете, когда я не думал об этом, специально не думал, то доносились ко мне многие мысли, легко, как во сне. А когда старался ухватить их, как назло ничего не получалось - глох, именно вот к этому глох. И мне казалось, начинало казаться, что люди кругом так, да, именно так слышат друг друга, а я с пороком, с находящей глухотой. Вы думаете - это легко было?.. Нет, вы не то думаете!.. Легко, думаете, было отыскивать не то я говорю - настраивать себя на верную линию?..
Я не верил и сейчас не совсем верю, что все люди, все вы, не переговариваетесь беспрерывно втайне мыслями... А надо мной теперь зло насмешничаете... Нет, я теперь уже понимаю, что ошибаюсь, но тогда я, наверное, много потерял оттого, что отдавал себя одному. И запустил учебу, и дома были неприятности. И особенно мне горько было от тех-слов, что мама недосказывала, а я их узнавал.
Экзамены подошли. Я решил рискнуть - терять-то было нечего, - знал я мало. Историк наш на экзамене - все это знали - вяло выслушивал ответ (шпаргалили здорово) и задавал дополнительные вопросики. 'Когда умер Наполеон?' Я переспрашиваю: 'Что? Когда умер Наполеон?' И быстро, вслед за промелькнувшим в его голове: '1821 год'. 'А когда... была Куликовская битва?' - В 1380, 8 сентября. 'Отлично. А как звали Робеспьера?' - 'Максимильен Мари Изидор'. Историк посмотрел на меня очень внимательно, попросил всех выйти из класса и шопотом спросил, как звали одну его знакомую, давнюю... 'Томочка!' Мы тогда оба все поняли. Он махнул рукой и вышел...
А потом приказ, а потом статья доктора, и пошло...
Документ No 7
СЕНСИДЕИКА? ЧТО ЭТО ТАКОЕ?
ЧЕРНОВОЙ ВАРИАНТ ЗАМЕТКИ, ПОМЕЩЕННОЙ С НЕКОТОРЫМИ ИЗМЕНЕНИЯМИ В ЖУРНАЛЕ 'НАУКА, ТЕХНИКА - СЕГОДНЯ, ЗАВТРА'.
Я пытаюсь самостоятельно, по табличке на дверях найти нужную лабораторию. В последнее время меня несколько раз преследовало другое: за солидными вывесками я не находил ничего. Здесь наоборот: таблички еще нет... Меня останавливает девичий голос: 'Вы к нам, в информацию?' - Как вы догадались? 'Над тем и работаем. Хотите, узнаем, что вы думаете?' Что делать - хочу. Меня усаживают в кресло, я смотрю в какое-то странное зеркало, и все явственнее вырисовываются чьи-то (не мои ли?) огромные, во весь горизонт, глаза... 'Дорогой гость! Вы думаете сейчас: неужели они проникают в мою голову? Или, может, это шутка, мистификация (ей-богу, безошибочно!) Это вы думаете? (киваю головой: точно). Разочаруем нашего гостя: да, шутка, увы, мистификация. Но выражаем надежду, что сможем сказку сделать былью!'
Глаза исчезают. Вокруг улыбаются. Немного смущенно прошу пригласить тех, ради кого я пришел, - ученых Никонову и Литвинова. 'Саша! Лена!..' Да, и их общий возраст меньше пенсионного!
Дословно записываю:
'В общем-то наша лаборатория занимается кой-какими аспектами внутривидовой информации в органическом мире. Например: не очень-то общается с себе подобными одиночка бурый медведь. Волки уже собираются стаями, и птицы... А такие системы, как пчелиный рой или муравейник, можно, пожалуй, рассматривать как своего рода единый макроорганизм. И даже человеческое общежитие - одна из систем, требующих внутренней информации как непременного условия существования. Кстати, внутривидовая информационная связь во много раз проще, чем, скажем, внутриклеточная. Впрочем, и общие законы пчелиного роя, муравейника и даже человеческого общества сейчас более ясны, чем сложнейшие физико- химические закономерности, по которым живет клетка.
Нас интересовали в первую голову различные способы обмена информацией у живых существ. Звук, окраска, запах. Танцы пчел и скрещенные антенны муравьев. Ток тетерева и, простите, собачьи отметки. Миганье светляков и жесты обезьян. Слова человека и глаза человека... Короче, вся значность данного существа'.
- Как вы сказали? Значность?..
'...Да. Удачный, нам кажется, термин. Речь идет об одном из свойств материи, любой формы материи - обозначить себя, давать информацию о себе. В принципе - давать ее всем, всей вселенной.
По существу. Как вы думаете: почему, допустим, внутривидовая связь не может быть непосредственной? То есть я без звуковой или другого рода трансформации передаю вам сигнал, призыв. Связь тогда осуществляется простейшим способом, 'мозговыми волнами', которые, несомненно, вполне реальная вещь. Почему же природа избирает, как правило, другие пути? Я не оговорился: как правило. Известны исключения. Удав, по-видимому, парализует кролика именно потоком таких волн, глядя ему в глаза. И в мгновенья смертельной опасности или когда дело идет о продолжении рода, спасении от голода, словом, о самых жизненных вещах, организм зачастую приобретает силу 'понимать с полувзгляда'. Примеров множество, иногда мы сами тому свидетели. Но почему же не всегда? Природа мудра, и здесь не менее мудра с точки зрения отбора наиболее целесообразного. Для 'всегда' у нее нет необходимости. 'Всегда' - было бы неоправданной роскошью, такой, как крылья носорогу, или жабры волку, или панцирь оленю. Оно бы, на первый взгляд, не помешало, создало бы даже некоторые привилегии, но какою ценой? Эти излишества, нарушившие принцип 'необходимо и достаточно', ослабили бы в конечном счете позиции данного вида в борьбе за существование. Точно так же создание постоянных генераторов, усилителей, сквозных передатчиков импульсов в виде ощущений, мысли слишком дорого обошлось бы любому существу,
