Мотивы убийства неизвестны

расписалась в указанной графе. Уверенное поведение Ляховой почему-то вывело Эльвиру Васильевну из равновесия и, она, не удержавшись, язвительно произнесла: - А вы, я вижу, в пединституте зря времени не теряли, коль с первого раза сумели завоевать расположение самого Михаила Моисеевича. В ее голосе сквозила плохо скрываемая злость и ревность. Слова завуча, словно удар тока, пронзили мозг Ляховой. Она поняла, что Эльвира Васильевна была близка с директором техникума. И оставила она их наедине с Козаковым не случайно, а по его просьбе. Уходя из директорского кабинета, она знала, что будет делать Михаил Моисеевич с Ляховой, но не смела ослушаться. И вот теперь, не удержавшись она высказала затаенную обиду на Козакова ей и сделала это потому, что он отдал предпочтение Ирине Владимировне. Денисовой было обидно, что она не выдерживает конкуренции в сравнении с молодой и симпатичной математичкой. Глаза Эльвиры Васильевны блестели недобро, зло, как у змеи, которой неожиданно наступили на хвост. Чувствовалось, что Денисова теряет что-то важное, теряет безвозвратно, и виной всему является она - Ляхова. Ирине Владимировне вдруг до тошноты стало противно от того, что ей вдруг открылось. Она не могла больше разговаривать, даже находиться в одном кабинете с Эльвирой Васильевной было невыносимо. Положив ручку на развернутую страницу журнала, она выпрямилась и, с вызовом посмотрев в узкие колючие глазки Денисовой вышла из кабинета. * * * Я достал из кармана пачку сигарет и предложил арестованному, тот не отказался. Щелкнув зажигалкой, я дал Алехину прикурить и только после этого закурил сам. Он вернулся на табурет, стоящий почти посредине комнаты, и на какое-то время в кабинете дознания воцарилась тишина. Первым прервал тягостное молчание своим вопросом, конечно же, я: - Александр Иванович, давайте вернемся к вашим отношениям с Михаилом Моисеевичем. Как отношения между вами складывались и развивались далее? Алехин какое-то время еще помолчал, видимо, обдумывая все, что ему предстояло рассказать следователю. Я не торопил его, понимания, как трудно рассказывать о внутрисемейных отношениях. В который раз стряхнув пепел сигареты на пол, он наконец решился. - Работая на очистных сооружениях, я стал больше времени проводить дома с женой, детьми. Я стал замечать, что Галина как-то изменилась по отношению ко мне. В ее глазах появился страх и непонятная грусть. Как-то ночью я пришел с дежурства домой. Мое появление было для нее неожиданным, и жена, открыв дверь сразу же скрылась в спальне. Я направился следом и включил свет, Галя лежала в постели, уткнувшись лицом в подушку. Повернув ее, я увидел зареванное лицо, подушка была просто мокрой от слез. Я долго ее успокаивал, пытаясь выяснить причину слез, но вразумительного ответа так и не получил. Знаете, я тогда подумал плохо о себе, считая, что обидел ее своим невниманием или ненароком оброненным грубым словом. После этого я стал более внимательным и заботливым, но сердцем чувствовал, что какая-то отчужденность довлела над ней. Она даже перестала смотреть на меня открыто, постоянно отводя свой взгляд в сторону. Несколько рая я пытался объясниться с ней, но откровенного разговора так и не получилось. Она тоже старалась наладить отношения, но внутренняя холодность делала их наигранными и неестественными. Галина чувствовала и понимала это и мучилась еще больше. Наши супружеские отношения расстроились без видимых причин, но интуитивно я чувствовал, что за всем этим что-то или, вернее, кто-то стоит. Я пытался выяснить, в чем же истинная причина, но мне это не удалось. Прошло какое-то время, и одно обстоятельство усугубило разрыв. - Что же случилось?- участливо спросил я. Алехин на какое-то время замолчал, но видимо я сумел его расположить к себе, и он продолжил свой невеселый рассказ. - Как это часто случается в жизни, моя жена забеременела в третий раз. Мы никогда не планировали иметь больше двух детей, но я детей люблю и не имел ничего против появления на свет третьего ребенка. Когда Галя сообщила мне об этом, она, видимо, ожидала от меня обратной реакции. Но мое согласие просто ее взбесило, и она в категорической форме заявила, что рожать не будет. Меня ее позиция порядком обескуражила, я, честно говоря, от нее такого не ожидал. Как я и просил, как и умалял ее оставить ребенка, она сделала аборт. Возмущенный ее поступком, я подал заявление на развод, и суд после нескольких заседаний расторг наш брак. Все это время она очень хотела, чтобы наши отношения наладились, она даже готова была родить третьего ребенка, но я был непреклонен. - Почему вы так поступили? Ведь это была возможность найти взаимопонимание с женой и это только бы способствовало укреплению семьи. - Когда она была в положении, то ребенка не хотела ни под каким предлогом, а сделав аборт вдруг разохотилась и готова была родить хоть двух. А почему так? Я долго мучился над этим вопросом и все-таки решил эту проблему. Я понял, почему она сделала аборт, а потом готова была рожать детей для меня в неограниченном количестве. - Так в чем же была причина столь странного поведения вашей жены?- спросил я, стараясь быть неназойливым. - Нужно было просто догадаться, и все становилось на свои места. Тот ребенок, которому она не дала появиться на свет, был не моим ребенком, и она это твердо знала. Сказав мне о беременности она ожидала, что я буду против ребенка, и это бы ее вполне устраивало и позволило избавиться от него без лишних разговоров. Я же повел себя в силу сложившихся обстоятельств совсем по-другому, и ей ничего не оставалось, как, разругавшись со мной, осуществить задуманное. Объяснить же мне истинную причину она, конечно же, не могла, но и поступить как-то по-другому - тоже. - Но ведь она могла просто родить третьего ребенка, и все бы были довольны, и в вашей семье воцарился мир. - Так поступить она не могла, и я понял почему. - Почему? - А потому, что отцом этого ребенка был глубоко презираемый ею человек. Галина, уважая себя, просто не могла позволить иметь ребенка от гадкого непристойного человека. Когда я подал на развод, она, чувствуя за собой вину, сделала все, чтобы сохранить семью. Даже потом, когда брак расторгли, она, унижаясь, просила меня не бросать детей и не уходить от нее. При этом она обещала родить мне столько, детей сколько я пожелаю. Галя и сейчас готова любой ценой загладить свою вину передо мной, лишь бы сохранить семью. Так вот и живем с тех пор, если это можно назвать жизнью, она никак не осмелится покаяться, а я не могу ей простить совершенную подлость. Алехин на мгновение замолчал, а потом, поднявшись с табурета, спросил: Разрешите еще одну сигарету, гражданин следователь? - Конечно, угощайся, Александр Иванович,- предложил я. Арестованный шагнул к столу и взял одну сигарету из протянутой ему навстречу пачки. Дав прикурить Алехину, я сам закурил, не удержавшись от соблазна. И вновь мы сидели какое-то время, молча наслаждаясь ароматным дымом сигарет. Я не торопил Александра Ивановича, давая ему возможность еще раз обдумать все, что ему довелось пережить в техникуме. Когда сигареты были выкурены наполовину, я осмелился прервать затянувшееся молчание вопросом: - А вы пытались с женой обговорить все пережитое вами? - Вначале я пытался сделать это много раз, но откровенного разговора так и не получилось. Жена уходила со слезами на глазах, от обсуждения случившегося. Она просто плакала, не давая объяснений, и я видел, что она переживает все случившееся не меньше, чем я. Я перестал ее мучить приставаниями, глупыми подколами и насмешками. Сейчас, когда после случившегося прошло несколько лет, я ей благодарен за ее молчание. - Я что-то вас с трудом понимаю, где же логика? - Вы не ослышались, я действительно благодарен Галине за то, что она не посвятила меня во все тонкости происшедшего с ней позора. Сейчас я уверен, что все это было сделано с ней против ее собственной воли и желания. Ее поставили в затруднительное положение, и она не стала привлекать меня, зная наперед, что и я вряд ли сумею защитить. Галя пощадила меня приняв и пережив все унижения сама. Если бы она рассказала все мне раньше, возможно, я не сдержал бы эмоции и расправился с обидчиком. Галя просто пощадила, поберегла меня, хотя ей пришлось заплатить за это слишком дорогую цену. Я не стал разубеждать Алехина, понимая, как тяжело пришлось ему и его жене и, наверное, его детям. * * * После памятного разговора с Эльвирой Васильевной прошло еще два дня. За это время в техникуме не произошло ничего особенного. Но за этот короткий срок Ирине Владимировне дали понять, что она нажила себе врага в лице завуча. На производственном совещании, которое проводил сам директор сегодня в обеденный перерыв, говорилось о многом. Перед педколлективом ставилась обширная задача по обучению и воспитанию учащихся техникума. Михаил Моисеевич был немногословен и конкретен. Он называл педагогов поименно и ставил перед ними вполне определенные задачи, не забывая упомянуть и тех, кто допустил промахи или упущения работе. Голосом знающего себе цену руководителя он фактически устраивал разнос всем и каждому в отдельности. Чувствовалось, что он хорошо владеет ситуацией в техникуме. Эльвира Васильевна сидела рядом с ним и торопливо делала пометки в толстом блокноте с красивой японской вкладкой. Всем, кто упоминался в выступлении Козакова с негативной стороны, это грозило большими и маленькими неприятностями в самом ближайшем будущем. Эльвира Васильевна всегда говорила, что блокнот помогает ей в точности выдержать принцип: 'Никто не забыт - ничто не забыто'. Во время выступления директора, по ранее заведенному правилу, никто не имел права оправдываться или перечить ему. Верх всегда оставался за Михаилом Моисеевичем, а на голову смельчака, нарушившего закон местного самодержца, обрушивался гнев необузданного руководителя. В пример коллективу ставились практически одни и те же лица, которые составляли ближайшее окружение директора и были преданы ему