Причина успеха

кондиционером, потом на экскурсию – посмотреть достопримечательности. Тогда здесь еще не было хижин. Беженцы жили в палатках, которые на время дождя накрывали белым пластиком. В складки забивался песок. Издалека это выглядело чудесно. Помню, что, впервые увидев Сафилу, я подумала: какая красота! Я была счастлива, что я в Африке, далеко от дома.

Глава 9

– Я влюблен в тебя, но не люблю тебя.

– Но ты же говорил, что любишь меня.

– Ты мне нравишься.

– Это не одно и то же.

– Это все равно любовь.

– Значит, ты влюбился в меня, но не полюбил, то есть пока ты влюблялся, ты вроде как отклонился от курса и причалил в другом месте?

– Рози, прекрати говорить глупости...

Мы с Оливером снова играли в до боли знакомую игру: он пятился, изворачивался и хитрил, держал свои изменчивые чувства, как приманку, у меня над головой, потом позволял мне почти дотронуться до приманки рукой – и быстро отнимал, так, что я даже не успевала опомниться. Я не понимала, зачем мне все это. Я будто пыталась сдать какой-то экзамен. Как будто его чувства могли как-то повлиять на мое представление о самой себе. Как будто любовь – это вознаграждение за приложенные усилия. Если бы я точно следовала всем инструкциям во всех ежемесячных глянцевых журналах – питалась бы только сырыми овощами и блюдами на пару, избавилась от целлюлита, носила бы платья от Николь Фархи, умела бы готовить домашнюю лапшу, тренировала интимные мышцы, не давила на него, всегда бы поддерживала его и при этом оставалась самодостаточной личностью, продвигалась бы по карьерной лестнице и не становилась карьеристкой, красила ресницы в салоне, прочитала бы все существующие книги по кубизму и использовала в сексуальных играх наряд строгой кондукторши автобуса, – Оливер решил бы, что любит меня, а не просто влюблен, даже если бы раньше не подозревал об этом. Но все не так просто – иначе все мужчины влюблялись бы исключительно в девушек с рекламы спортивных машин с откидным верхом.

Мы начали ссориться и выяснять отношения, когда собирались на обед для избранных, который устраивал Джулиан Алман. Это был наш излюбленный способ заставить друг друга почувствовать себя несчастными. Я всегда была зачинщиком ссоры – в основном потому, что Оливер своим поведением вызывал у меня ужасную неуверенность в себе. Если слишком часто выяснять отношения, это входит в привычку. К сожалению, женщины от природы наделены врожденной непреодолимой тягой к выяснению отношений, и почему-то им хочется устраивать скандалы именно тогда, когда оба партнера куда-нибудь опаздывают.

Поскольку на любовном фронте мы зашли в тупик, Оливер решил пройтись по поводу моего внешнего вида, и в частности – моего сегодняшнего платья. Оливеру не нравилось, как я одеваюсь. Он никогда не говорил этого прямо, но все и так было понятно. У Оливера был безупречный вкус и куча денег. Я всегда мучилась сомнениями, что надеть по тому или иному случаю, но особенно не забивала себе голову. Подумаешь – я не умею одеваться; я примирилась с этим, как люди смиряются с лишним весом. Но с тех пор как я познакомилась с Оливером, каждая наша встреча означала придирки, издевательства и испорченное настроение. Он решил помочь мне и купил маленькое черное платье от Алайа, чтобы я стала более-менее похожа на всех других женщин, которые посещали те же приемы. И хотя сегодня нам предстоял всего лишь неформальный воскресный обед, я на всякий случай втиснулась в корсет от Алайа.

– Скажи, я толстая? – спросила я. Он вздохнул.

– Нет.

Я забралась на стул и внимательно осмотрела свой живот в зеркале туалетного столика на предмет воображаемых складок.

– Ты не толстая! – прорычал он сквозь зубы, когда я повернулась, чтобы получше рассмотреть себя сзади.

Что случилось с женщинами моего поколения? С какой стати мы должны быть обречены всю жизнь мечтать похудеть на пять килограммов? Я не страдала анорексией, булимией или еще какой-нибудь патологией, но все равно каждый раз после еды испытывала чувство вины. Я думала, что еда – это проявление слабости. Забавно вспоминать об этом сейчас.

В машине, обиженные и измученные, как непримиримые враги из древних легенд, мы перешли к поводу для ссор номер четыре – к моей поездке в Африку. С каждым днем Оливер делал меня все более и более несчастной, и с каждым днем мое желание уехать в Африку росло. Соответственно росла и его решимость остановить меня. Тогда я не могла понять, зачем он это делает. Позже я догадалась, что он просто не хотел отпускать меня на две недели.

Хотя Оливер не мог определиться, любит ли он меня или влюблен, независимо от того, что происходило у него в голове, он бешено ревновал меня – и ко всем другим мужчинам на свете, и к моему свободному времени. Но главная причина его нежелания отпускать меня заключалась в том, что ему очень хотелось, чтобы все оставалось как есть, – чтобы все мое существование зависело от него, вращалось вокруг него, а моя собственная жизнь не имела бы особого значения. Он почуял, что, если я уеду в Африку, он перестанет быть центром вселенной, и вселенная рухнет. И его предчувствия оправдались.

Скандал разразился в машине. У всех пар бывают ссоры. Влюбленные ссорятся, потому что один из них опоздал, или напился, или устал, или сыт по горло, или флиртовал на вечеринке. Но такие ссоры – обычное дело. А Оливер был настолько умен, изощрен в средствах и жесток, что после каждой нашей ссоры я чувствовала себя уничтоженной, будто мое существо и все, во что я верила, затоптали в грязь. Мне хотелось записать эти ссоры на пленку и проиграть их своим знакомым, чтобы доказать, что я не сумасшедшая. Во время ссоры он наводил на меня какой-то панический ужас. Когда мы приехали к Джулиану, я сидела вцепившись в сиденье, уставившись в одну точку и не произнося ни слова, надеясь, что он просто уйдет.

Оливер сказал: “Хорошо, если ты так хочешь, сиди в машине”. Забрал ключи и вошел в дом. Я не могла прийти в себя, совершенно убитая. Мне хотелось умереть от горя. Только через полчаса я смогла заставить себя выйти из машины и поймать такси до дома. Позже вечером он заехал и стал говорить, что хочет иметь от меня детей. Через два дня прекратил звонить, без всяких объяснений, и не отвечал на мои звонки четыре дня. Когда он наконец позвонил, то сказал, что любит меня и хочет встретиться. Потом сказал, что не может найти ежедневник, и исчез на два дня. На следующей неделе повторилось то же самое.

Иногда мне даже трудно вспомнить, за что я его так любила. Он был умен, красив и умел рассмешить; между нами существовало особое, химическое притяжение, которому невозможно было сопротивляться. Оливер отличался непостоянством, но он никогда, никогда не был занудой. И хотя позже я возненавидела его за это, в самом начале мне было приятно встречаться со знаменитостью. Когда мы выходили на люди, всем хотелось отхватить кусочек Оливера, и мне это льстило. Ведь он был со мной. Было забавно видеть, что Гермиона завидует. Забавно рассказывать маме, что я встречаюсь с тем парнем из телевизора. Я была в восторге от шикарных ресторанов, вечеринок, встреч со знаменитыми людьми. Если бы не Африка, я бы, наверное, смирилась с невменяемостью Оливера и так и продолжала дальше.

Тогда, в 1985 году, я провела в Намбуле четыре дня. Всего четыре дня.

Когда сэр Уильям узнал, что редакторы “Фокуса” отказались послать съемочную группу, он решил не ехать. Но он купил продовольствие на свои деньги. От меня требовалось убедиться, что логотип “Гинсберг и Финк” фигурирует на видном месте на всех фотографиях. Логотип прилепили на мешки с едой и дверцы грузовиков. Мне вручили коробки с полотняными сумками и закладками, и даже они гордо несли на себе надпись “Гинсберг и Финк”.

Мы ехали на такси из аэропорта Эль-Дамана. За окном проносились печальные свидетельства некогда подававших надежды, но неудавшихся проектов. Дорожки и сводчатые проходы дендропарка у реки были покрыты толстым слоем песка. Рядом с громадной вывеской со львами и леопардами, которая гласила: “Муниципальный зоопарк Эль-Дамана”, красовалась зияющая дыра в заборе. На заброшенной муниципальной площадке для гольфа паслись козы. На обочине стояли такси с висящими на петлях дверцами и валялись груды булыжника. Женщины в грязных лохмотьях и сандалиях с оторванными