— Это я, — сказала командор Климова, стоя в дверях. — Не ожидал?
В простом белом платье на манер сарафана, со свободно распущенными по плечам светлыми волосами, она выглядела здесь пришелицей из иного мира. Из Внешнего Мира…
Кратов рывком поднялся и потянулся за брошенным в угол свитером.
— Не беспокойся, — произнесла Климова. — Своими бицепсами ты меня не шокируешь. Хотя кожа у тебя далеко уже не атласная… Корабль сейчас на орбите. Наш инженер, Зоя Летавина, обрабатывает термосферу. Я там не нужна. Где можно присесть?
— Я потеснюсь, — пробормотал Кратов и неловко умостился на углу койки. — Зажечь свет?
— Не надо. Я хорошо вижу в темноте, а ты… Зачем тебе разглядывать меня?
— Я тоже хорошо вижу в темноте, — сказал Кратов.
Она села, подперев кулаками подбородок. Ее пронзительно-синие глаза светились — так почудилось Кратову, прежде чем он догадался, что в них отражается лучик света из коридора.
— Термический ожог? — спросила Климова, проведя пальцами по его груди.
Кратов кивнул. Во время пожара на Галактическом маяке в системе Магма-10 он обгорел, как головешка, от волос остались редкие кустики, а его напарник Фриц Радау погиб. Но честь Плоддерского Круга была соблюдена: маяк продолжал указывать путь кораблям, потерявшим ориентировку в экзометрии. А у Кратова отросли волосы, затянулись ожоги, возникла тяжелая пирофобия и появился новый напарник.
— А этот шрам откуда? — Ее пальцы нежно коснулись его плеча. — Похоже на скользящий след фогратора.
Это и был фогратор. На планете с романтическим именем Снежная Королева обитали мелкие и чрезвычайно сообразительные твари, похожие на земных белок, но с дурными наклонностями к самозабвенному обезьянничанью. Должно быть, они попортили немало крови ксенологам, прежде чем те дали аргументированное заключение об их неразумности… Однажды ночью Грант поленился задраить тамбур, и они вскрыли «незаговоренный» люк и заполонили собой маяк. Но настоящий ад начался, когда одной из них удалось утянуть у Кратова оружие.
«Что она делает? Думает ли она, что делает? Еще одно такое прикосновение — и я наброшусь на нее…»
Кратов стиснул зубы и отодвинулся к самой стенке.
— Это случай, — промолвила Климова, опуская руку. — Не судьба, а случай, что я встретила тебя здесь. Погналась за тобой много лет назад и настигла только сейчас… когда ты мне уже не нужен. Завтра я продолжу свой путь, а ты останешься тут. Вероятно, мы никогда больше не встретимся. Разве что случай снова сведет нас — чтобы я спасла тебя. Теперь ты понял, почему я пришла к тебе?
— Нет, — сказал Кратов.
— Я тоже, — Климова вздохнула. — Вот сижу и хочу понять. Кстати, отчего ты до сих пор один?
— Я плоддер. А плоддер всегда один.
— Ты и прежде был один. С тех пор, как Юлия бросила тебя… Как видишь, я все о тебе знаю. Хотя, казалось бы, зачем это мне?
— Я смогу объяснить тебе, зачем. Чтобы сравнивать мой путь и твой. И видеть, где ты меня обошла и насколько. Ведь ты же начала с того, что захотела мне что-то доказать!
— Это было давно. Сейчас я ничего не хочу доказывать. Прошло время, когда я доказывала — тебе, всему миру. Себе, наконец. Теперь все доказано, и я просто живу. И мне безразлично, что вокруг ничего не изменилось. Что по-прежнему в почете стальные мускулы, тяжелые челюсти, холодный взор и низкий лоб. Равно как и хрупкие плечи да бабья слезливость. То, что я живу своим делом — самое лучшее всему доказательство.
— Послушай, но я же не знал, что ты меня любила!
— Любила. И это была настоящая любовь, а не детская игра в чувства. Никого я не любила так сильно, как тебя, хотя мы и расстались целую эпоху тому назад. Я со страшной болью, с кровью отвыкала от тебя. Но сейчас это неважно. Это прошло. Когда меня вышвырнули из Училища Звездной Навигации и Разведки во второй раз, я поняла, что третьего раза не будет. Доказательство должно быть убедительным и неоспоримым. Я пришла в Училище Звездного Патруля, и шеф-пилот так изумился, что за руку повел меня на приемные испытания. И я была не просто хорошим курсантом. Я была среди лучших! И те девочки, что пришли следом, тоже были одними из лучших.
— Но зачем?..
— Пойми: на свете не оказалось ничего такого, что было бы нам не по плечу, не по женскому хрупкому плечу. Да, случается трудно, невыносимо трудно и страшно. От многого пришлось отказаться. Но зато это настоящая жизнь, и это — моя жизнь!
— А отказываться приходится от любви, от дома, от детей…
Климова снова коснулась его плеча.
— Не пытайся спорить со мной. Я неизбежно выиграю. Мои аргументы проверены и отточены в сотнях споров. Ты хочешь возразить, будто у мужчин в крови страсть к приключениям, опасностям и риску, и при всем этом у них достает времени на подлинную любовь? Еще бы! Они твердо уверены, что на одной из планет их ждет чистенький домик, преданная подруга, которая никогда не забросит этот дом, не унесется к черту на рога в другую Галактику.
— И тебе никогда не хотелось прервать эту глупость? — спросил Кратов вполголоса.
8
Грант лежал щекой на шелковом бедре Джеммы Ким и прислушивался к толчкам собственного сердца. Ему казалось, что они передаются всему этому миру, что упругий травяной ковер содрогается в унисон со всем его телом. Впервые за долгие годы он вдруг вспомнил, что у него есть сердце. «Не могу больше, — подумал он. — Вот сейчас встану, вернусь на маяк и скажу Кратову: все, брат-плоддер, я больше не могу, надо мне возвращаться домой. Нельзя мне больше без дома и без женщины, паршивый из меня отшельник…» И тут же с тоской осознал, что ничего этого не будет, что вернутся они с Кратовым домой только вместе, в один день и час. Наугад он пошарил рукой и нащупал узкую ладошку Джеммы, сжал ее в своих пальцах и ощутил ответное пожатие.
— Это было хорошо, — сказала Джемма. — Я не знала.
— Спасибо, — улыбнулся Грант.
— Нет, тебе спасибо. Все это необычно. Мы любим друг дружку не так.
— Да уж надо думать… И кто же мой предшественник? Я хотел сказать предшественница?
— Ты ревнуешь?!
— Нисколько, — сказал Грант с деланным возмущением. — Кто я такой, чтобы ревновать тебя? Разве я, паршивый плоддер, имею на это право?
— Мы все — как семья. Как сестры. Но только чуточку больше, чем сестры. Я люблю их всех. А они любят меня. Мы даже никогда не ссоримся. То есть, бывают минуты охлаждения. Но всегда найдется кто-то, кто утешит.
— Не очень-то мне по нраву ваша семейка…
— А разве у вас иначе?
Грант хихикнул.
— Мы — не семья, — сказал он назидательно. — Мы совершенно разные. Трудовое сообщество двух сильных мужчин, где каждый со своим собственным грузом прошлого. И с собственным будущим. Потому что лишь настоящее ненадолго соединило нас. Его будущее — Галактика, мое — Земля. Дом, женщина, дети… Мы даже друзьями в подлинном смысле пока не стали.
— Как же вы обходитесь?
— Что касается Кратова, то у него просто железная воля.
— Я не так много знаю о мужчинах, но мне кажется, что для этого железным должно быть
